Второй шанс для шефа (СИ) - Лиза Лэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неожиданность, испуг, слишком классный поцелуй — выбери любой вариант. А может быть, что более всего вероятно — все они вместе взятые.
— Ты слишком высокого о себе мнения, Марк Давидович. Но все мимо.
Она скрещивает руки на груди и занимает оборонительную позицию.
— Какова твоя версия?
— Интерес до и отсутствие интереса после, — снисходительно улыбается Агата.
Я несколько теряюсь от такого заявления, но стараюсь не подавать виду. Никто никогда не жаловался, честно говоря. Неужели все так плохо, а мне пели песни только из-за моих денег?
— Значит решила провести эксперимент?
— Я просто не сопротивлялась. Вполне возможно, что эксперимент проводил ты.
— Это был не эксперимент, а искреннее желание.
— Слабо верится. При искреннем желании стараются лучше.
Я готов взорваться. Что она о себе думает?
— Мне кажется, ты совсем не распробовала, — решаю я пойти ва-банк и молниеносно подношу свое лицо к ее, одновременно пытаясь ее обнять. Агата увиливает от этого маневра, в последний момент накрывая своей ладонью мои губы. Я целую ее пальцы. Сладкие.
— Стоп! Если твои губы еще раз коснутся моих, обещаю — я тебе врежу, — цедит Агата.
Я не понимаю, что происходит. Уже в который раз с тех пор, как повстречал эту девушку. Если сейчас напирать слишком сильно, можно сделать только хуже. Она явно не настроена вспоминать вчерашний вечер. Я делаю шаг назад и в сторону. Расстояние между нами становится приличным.
— Если это все, о чем ты хотел поговорить, то я пойду, — решает Агата и, не дожидаясь моего ответа, идет в сторону двери.
— Боровиков! — громко говорю я.
— Что? — девушка оборачивается, держась за ручку двери.
— Ты дала ему пощечину.
— Отрицать не стану.
— За что?
— Он сказал непростительную гадость.
— Про тебя?
— И про тебя.
Глава 14. Агата
Я закрываю за собой дверь кабинета Михельсона и стремительно покидаю поле боя. Этого разговора следовало ожидать. Не зря он караулил меня с самого утра. Надо же было мне вчера так подставиться с этим поцелуем.
Я сжимаю руки в кулаки и, практически, врываюсь в кухню. Я безумно зла. На Марка, на себя, на Боровикова, даже на Кирилла, который зачем-то приволок одинокого Михельсона на ту злополучную вечеринку четырнадцать лет назад. Больше всего, я конечно, зла на себя. Всего один поцелуй! И он грозит усложнить мне жизнь, которая только начала налаживаться. А виновата в этом я сама. Поддалась очарованию Марка и потеряла голову. Снова.
На кухне кипит работа, запах еды будоражит рецепторы и удивительным образом успокаивает меня. Я всегда нахожу покой на кухне. Именно работа стала моим спасительным якорем в прошлом и именно ей я намереваюсь заняться прямо сейчас.
Я окидываю взглядом кухню и нахожу повара, который с самого утра выглядит неважно. Он стоит на горячем цеху, его лицо полностью красное, а лоб покрывает испарина. Сомневаюсь, что виной тому утка, которая жарится на сковороде перед ним. Стараясь выбросить все лишние мысли из головы, я подхожу к нему.
— Веня, мне кажется тебе нехорошо.
Вениамин смотрит на меня глазами побитого пса и выдавливает жалкое подобие улыбки.
— Душновато если только, Агата Александровна.
Ага, душновато. Настолько, что Вениамин готов сползти на пол прямо сейчас.
— Собирайся, давай.
Повар испуганно смотрит на меня, боясь вздохнуть. Крепостное право у них тут было что ли?
— Куда? — голос Вени становится на октаву выше.
— Домой, куда еще. Ты тут сейчас просто свалишься, — прерываю попытку повара возразить мне взмахом руки. — А если тебе себя не жалко, подумай о том, что заразишь половину кухни.
Веня насупленно сводит брови, но спорить не торопится.
— Подумал? — вопросительно поднимаю бровь.
— Подумал, — парень исподлобья смотрит на меня. — Спасибо, Агата Александровна. Мне и правда нехорошо, но утка…
— С уткой я разберусь. Иди давай уже, — нетерпеливо машу рукой.
Я забираю у Вениамина сковородку и делаю знак Андрею, чтобы показать, что встала на горячий цех. Надо отдать должное моему су-шефу. Ни намека на удивление на его лице. Только профессиональное принятие ситуации и бесперебойная работа. Однажды Андрей точно станет отличным шеф-поваром.
Заказы сыпятся один за одним, и я получаю то, что хотела. Абсолютно пустую голову. Хватит и того, что я всю ночь не спала, а ругала себя за глупость и импульсивность. Но любимая работа, как я и надеялась, отвлекает меня от безграничного чувства недовольства своими поступками.
Спустя пару часов, наплыв гостей, ожидаемо, спадает, и я могу оставить поваров не кухне. Я чувствую удовлетворение от работы, ноги гудят, но я по-настоящему счастлива. Я подхожу к Андрею, чтобы обсудить график и краем глаза вижу, Марка, выходящего из кухни. Мой тяжёлый вздох, не остаётся незамеченным су-шефом.
— Марк Давидович заглянул, увидел тебя за работой и ушел. Ничего не предавал.
Голос Андрея спокоен, и я не слышу в нем любопытства, но если вспомнить взгляды, которые с самого утра бросают на меня сотрудники ресторана, слухи о вчерашнем вечере уже дошли и до «Есенина».
— Я поняла, зайду к нему позже, — главное вести себя как обычно. — Я отправила Макарова на больничный, нужно откорректировать график с этим расчетом. Если на выходных не получится усилить горячий цех, то встанешь сам, а я выйду на раздачу.
— Ты же не работаешь в эти выходные.
— Если людей не хватит, работаю. И еще. Я бы рекомендовала присмотреться к Анжелике. На мой взгляд, она не справляется с кондитеркой. Надо понять, что мы можем сделать. Обучить ее, перевести на холодный цех, либо просто найти замену. Последний вариант — самый крайний.
— Понял. Что-то еще?
— Да, я, пожалуй, пойду поем.
Андрей улыбается.
— Никогда бы не подумал, что работая в ресторане можно упасть в обморок от голода. Но боюсь, что однажды, я это все же увижу.
Я пытаюсь сделать грозное лицо, но улыбка Андрея слишком заразительна, поэтому я смеюсь и с легкой душой выхожу из кухни.
Поесть в ресторане не проблема, но я, признаюсь, часто забываю об этом. Но сейчас мне хочется уйти из «Есенина» и побыть наедине с собой. Поэтому я быстро переодеваюсь, накидываю пальто и выхожу на не самый свежий Питерский воздух.
Купив кофе и круассан в фургончике у собора, я направляюсь в Исаакиевский сквер и сажусь на лавку спиной к «Есенину» и «Англетеру». Собор оказывается справа
