Владычица озера - Анджей Сапковский

— Откройте мне счет в одном из местных краснолюдских банков, — медленно и тихо сказал Геральт. — И поразите меня своей щедростью. Предупреждаю, поразить меня не просто.

— И все же мы постараемся, — гордо пообещал Пейрак-Пейран.

Они обменялись прощальными поклонами.

Вернулся Регис, который, конечно, все слышал своим вампирьим слухом.

— Теперь, — сказал он не улыбаясь, — ты, конечно, тоже можешь утверждать, что это был невольный рефлекс и необъяснимый импульс. Но объяснить, откуда взялся новый банковский счет, тебе будет трудновато.

Геральт глядел куда-то ввысь, более того, поверх крон кипарисов.

— Кто знает, — сказал он, — может, все-таки мы проведем здесь несколько дней. А с учетом Мильвовых ребер, может быть, даже больше, чем несколько. Может, несколько недель. Ведь не помешает обрести на это время финансовую независимость?

— Так вот откуда у тебя счет у Чианфанелли, — покачал головой Рейнарт де Буа-Фресне. — Ну-ну. Если б княгиня узнала, были бы точно смены в должностях, была бы новая раздача патентов. Ха, возможно, и я бы маленько подрос? Чес-слово, жаль, что у человека нет задатков к доносительству. А теперь расскажи об известном выпивоне, на который я так рассчитывал. Мне так хотелось побывать на том пиру, поесть и попить. А меня выслали на границу, на вышку, в холод и собачью пургу. Эх, холя-холя, рыцарская доля…

— Великому и шумно разрекламированному пиру, — начал Геральт, — предшествовала серьезная подготовка. Надо было отыскать Мильву, прятавшуюся в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия в банкете зависит судьба Цири и чуть ли не всего мира. Надо было почти что силой натянуть на нее платье. Потом заставить Ангулему поклясться, что она поведет себя как подобает даме и уж обязательно постарается избегать слов «курва» и «жопа». Когда наконец мы всего этого добились и уже намеревались было взяться за вино, появился камергер ле Гофф, маршал двора, пуще прежнего воняющий глазурью и надутый как свиной пузырь.

— В данных циркумстанциях[14] я вынужден пояснить, — загундосил камергер ле Гофф, — что за столом ее милости нет мест первых и последних, никто не может обижаться на то, что ему предназначено положение за столом, кое покажется ему ниже его достоинства. Однако же мы здесь, в Туссенте, строго блюдем и чтим давние традиции и обычаи и придерживаемся обсерванции.[15] В соответствии же с оными обычаями, традициями и…

— Переходите, милостивый государь, к делу.

— Пиршество назначено на завтра. Мне надобно рассадить гостей в соответствии с честью и рангом.

— Ясно, — серьезно проговорил ведьмак. — Значится, так: самый достойнейший из нас, как рангом, так и честью, — Лютик.

— Господин виконт Юлиан, — произнес камергер, задрав нос, — являет себя гостем экстраординарно почетным. И как таковой одесную ее милости усажен будет.

— Ясно, — повторил ведьмак, серьезный как сама смерть. — А относительно нас… виконт не пояснил, у кого ранг, титул и честь, в смысле — достоинства каковы?

— Пояснил лишь, — кашлянул камергер, — что ваши милости пребывают здесь инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой, как и истинных имен, гербов и титулов, выдавать вам нет возможности, ибо того не допускают ваши обеты.

— Именно так оно и есть. Тогда в чем же проблема?

— В том-то и проблема, чтобы правильно рассадить гостей! Вы — гости, к тому же соратники господина виконта, стало быть, мне должно усадить вас ближе к голове стола… Промеж баронов. Но ведь не может быть, чтобы все вы, ваши милости и госпожи, оказались ровней, ибо так никогда не бывает, поскольку быть не может, чтобы все, повторяю, ровней были. Ежели кто из вас рангом либо родом выше, то должен при верхнем столе сидеть, при княгине…

— Он, — ведьмак не колеблясь указал на вампира, который неподалеку в задумчивости любовался занимающим чуть ли не всю стену гобеленом, — граф. Но об этом — ша! Это тайна, покрытая мраком веков.

— Понял! — Камергер чуть не захлебнулся от восторга. — В данных циркумстанциях… Я усажу его одесную графини Ноттурн и благородно урожденной тетушки госпожи, то бишь ее светлости княгини.

— Не пожалеете ни вы, ни благородно урожденная тетушка. — У Геральта было совершенно каменное лицо. — Равных ему нет ни в смысле обычаев, ни в искусстве конверсации.[16]

— Безмерно рад слышать. Вы же, милсдарь из Ривии, усядетесь рядом с почтенной госпожой Фрингильей. Такова традиция. Вы несли ее к Бочке, вы… хм-м-м… ее рыцарь как бы…

— Понятно.

— Ну и славно. Ах, господин граф…

— Слушаю, — удивился вампир, который как раз отошел от гобелена, изображающего битву гигантов с циклопами.

— Нет-нет, ничего, — улыбнулся Геральт. — Мы просто беседуем.

— Ага, — кивнул Регис. — Не знаю, заметили ли вы, господа… Но у этого циклопа на гобелене, о, вон у того с пальцами… Гляньте на пальцы его ног. У него, я не боюсь это сказать, две левых ноги.

— Да-да, — без тени удивления подтвердил камергер ле Гофф. — Таких гобеленов в Боклере множество. Умелец, который их ткал, был истинным мастером своего дела, но страшно много… э… пил. Служитель муз, сами понимаете, господа…

— Нам пора, — проговорил ведьмак, избегая взгляда разгоряченных вином девушек из-за соседнего стола, за которым занимались ворожбой. — Собираемся, Рейнарт. Расплачиваемся и на лошадей — едем в Боклер.

— Знаю, куда тебе невтерпеж, — оскалился в ухмылке рыцарь. — Не боись, твоя зеленоглазая ждет. Только что пробило полночь. Расскажи, как пир прошел?

— Расскажу и едем.

— И едем.

Вид установленных гигантской подковой столов однозначно говорил о том, что осень подходит к концу и дело идет к зиме. Меж громоздящихся на тарелках, подносах и блюдах кушаний особое место занимала дичь во всех возможных видах и вариантах. Были там огромные кабаньи туши, оленьи окорока и кострецы, самые разнообразные паштеты, заливные и розовые пластины мяса, по-осеннему украшенные грибами, клюквой, сливовыми повидлами и боярышниковым соусом. Была осенняя птица — тетерева, глухари и фазаны, эффектно поданные с крыльями и хвостами, были запеченные цесарки, перепела и куропатки, читки, бекасы, рябчики и дрозды. Были редкостные деликатесы: дрозды-рябинники, запеченные целиком, без потрошения, поскольку ягоды можжевельника, которыми нафаршировали этих маленьких пичужек, сами по себе создавали соответствующую приправу. Не обошлось и без форели из горных озер, судаков, налимов и щучьей печени. Зеленью разнообразила стол малая валерьяница, позднеосенний салат, который, если возникала такая потребность, можно было выгрести даже из-под снега.