45° В ТЕНИ - Сименон Жорж

Донадьё больше не думал о том, как ему поступить. Это уже стало личным делом между ним и Гюре. Он должен подойти к нему! Он должен говорить с ним! Вот почему доктор, всегда такой спокойный, готов был побежать, если бы это оказалось необходимым.

Почти что так оно и было. Трюм был открыт. Матросы искали там чемодан: этого потребовал Лашо, ему понадобился смокинг, так как в этот вечер многие из пассажиров надели вечерние костюмы.

Отверстие трюма представляло собой слегка освещённый прямоугольник. На мгновение Донадьё подумал, что он поступает неправильно и что если он будет упорно следовать за Гюре по пятам, тот может упасть в светлую дыру трюма.

Опять эта мания играть роль Господа Бога. От того, кого он преследовал, его отделяло расстояние всего лишь в пять или шесть метров. Он нагонит его на корме, прижмёт к фальшборту, и если этому глупцу придёт в голову прыгнуть за борт, он ещё успеет ему помешать.

Пластинка на проигрывателе закончилась, но её перевернули, и снова послышался гавайский мотив с томными вариациями. Сверху, должно быть, видели доктора благодаря его белой фуражке.

Он ускорил шаги. Гюре потерял самообладание и побежал ещё быстрее.

— Послушайте! — проговорил доктор, ещё не зная, что скажет дальше. Это была уже не реальная жизнь, а какой-то кошмар; доктору стало тем более жутко, что он отдавал себе в этом отчёт.

Вместо того чтобы остановиться, обернуться, Гюре, охваченный паникой, бежал прямо вперёд.

Почему Донадьё поднял голову и посмотрел на палубу первого класса? Он узнал мадам Дассонвиль, которая вышла подышать свежим воздухом и стояла, облокотившись о фальшборт, подперев подбородок руками.

Он почти побежал, услышав странный, приглушённый шум, звук от удара твёрдого тела о другое твёрдое тело; тут же кто-то выругался.

Это произошло так быстро, что в продолжение десятой доли секунды Донадьё не смог бы сказать, кто это споткнулся: он или Гюре.

Эго был не он! Силуэт, за которым он гнался, исчез. На его месте что-то тёмное шевелилось на листовом железе палубы. Секунду спустя доктор нагнулся и неловко прошептал:

— Вы ушиблись?

Он увидел направленный на него взгляд, бледное, напряжённое лицо. Тогда он осмотрелся вокруг, успокоенный, чувствуя, что всё кончено, опасность миновала, что он взял верх в этой игре.

Гюре на бегу налетел на лебёдку и упал так неудачно, что сломал себе йогу.

Теперь с ним уже можно было не считаться. Это был не мужчина, а раненый.

После короткого замешательства, какого-то словно пустого промежутка времени, на палубе первого класса раздались крики, быстрые шаги, послышались приказания и па середине мачты зажёгся прожектор. В рассеянном очень белом свете задвигались тени, в то время как Гюре в бешенстве смотрел в небо.

Мадам Дассонвиль, слегка вздрагивая оттого, что на кормовой палубе было свежо, смотрела на раненого, не произнося ни слова. Лейтенант воспользовался суетой, чтобы прикоснуться губами к губам мадам Бассо. Из салона второго класса выходили люди. «Марианну», одетую как все, с приглаженными волосами, трудно было узнать.

Трое пассажиров наклонились сверху, чтобы разглядеть, что произошло; приложив руку рупором ко рту, они спрашивали:

— Что случилось?

В центре стоял Лашо, по его левую руку Барбарен, а по правую Гренье.

— Надо сказать Матиасу, чтобы он принёс носилки.

Донадьё хлопотал, боясь, чтобы не заметили его радости. С помощью Матиаса он положил Гюре на носилки и чуть сам не взялся за ручки.

Он шёл вслед за санитарами так радостно, как если бы участвовал в церемонии крещения ребёнка.

Это было дело его рук. У Гюре оказался основательный перелом ноги, зато доктор теперь мог быть спокоен!

Гюре не кричал, сдерживал свои стоны, сжимал кулаки при каждом приступе боли и несмотря на это вглядывался в лица стоявших вокруг людей.

А разве вокруг раненого могут быть недоброжелательные лица?

— В лазарет!

— Там китаец.

— Тогда к тебе.

Донадьё выиграл! Теперь они уже не будут, запертые втроём в каюте, предаваться мрачным мыслям.

Теперь всё устроится. Мадам Гюре не сможет упрекать страдающего от боли человека. Гюре не нужно будет по ночам тайком прогуливаться по палубе, чтобы дышать воздухом, когда его никто не видит. Ему не придётся избегать ни мадам Дассонвиль, ни Лашо, никого другого…

Донадьё следил за ним глазами, словно курица за своим цыплёнком.

— Принеси второй матрац!

Любопытные удалились. Мадам Гюре ещё не сообщили о случившемся. Это было не к спеху. Сначала надо было заняться сломанной ногой, и Донадьё любовно готовился к этому.

— Теперь тебя починят, а? — не удержался и прошептал Донадьё; он, правда, надеялся, что тот его не услышит.

Но Гюре услышал, вытаращил глаза, не понял. И доктор смутился ещё больше, чем Гюре.

С парохода был уже виден Руайан, казино и огни бульвара. Часом позже они попали в водоворот, и тут Лашо мог бы восторжествовать, если бы он не спал.

«Аквитания» натолкнулась на подводный риф с такой силой, наклонилась до такой степени, что командиру пришлось вызвать по радио буксир.

Никто не заметил этого, хотя командованию пришлось провести тяжёлые часы. Кораблю и в самом деле угрожала опасность, и экипаж уже готовил спасательные шлюпки.

И всё-таки в семь часов, когда таможня открыла свои ворота, «Аквитания», приведённая буксиром, бросила якорь у набережной и пассажиры вышли из кают.

На земле около сотни встречающих ожидали своих родственников или друзей. За сумасшедшим приехала санитарная машина, и мадам Бассо в это утро оделась в чёрное и придала своему лицу траурное выражение.

Присутствовали также агенты Пароходной Компании.

Но Гюре, который не мог заплатить по счёту в баре, всё ещё лежал со сломанной ногой. Его жена пять дней подряд ухаживала поочерёдно то за ребёнком, то за его отцом.

— Только бы не было осложнения, — заметил Донадьё, загадочно улыбаясь.

На самом деле он этого не опасался. Перелом был простой, совсем простой, но доктору хотелось по-прежнему выступать в роли Господа Бога.

Разве эта роль ему не удалась? Он довёз их обоих до Бордо, довёз даже всех троих, потому что ребёнок был жив и сосал своими слабыми губками резиновую соску.

Они остались должны в баре несколько сот франков? Ну и что ж, им отсрочат уплату долга. Мадам Дассонвиль не узнает об этом, потому что её уже нет на корабле, не узнает даже Лашо, который высадился с достоинством азиатского властелина.

Ну, а кто же украл бумажник? Это никогда не выяснилось с достоверностью. Во всяком случае, два года спустя Гренье был арестован за подобную кражу в одном из отелей Довиля.

В то время семья Гюре вела растительное существование. Гюре служил помощником бухгалтера в страховом обществе в Мо.

Что же касается Донадьё, то он снова плавал в Индию, знакомился с пассажирками, охотницами до романтических переживаний, и в иные вечера приобщал их к курению опиума у себя в каюте. Но, по слухам, он никогда не пользовался их опьянением.

Georges Simenon

45° A L’OMBRE

Paris, „Presses de la cite”. 1963.

Сименон, Жорж. 45° в тени: [Романы. Пер. с франц.].

— Калининград: Кн. изд-во, 1982.- 448 с. (Морской роман).

Содерж.: «45° в тени»; «Мой друг Мегрэ»; «Кабачок ньюфаундлендцев».

4703000000-019

С15-82 И(фр)

М144(03)82

Калининградское книжное издательство,

1982 г., перевод.

1

Бигин — танец жителей Антильских островов, был в моде во Франции в 30-50-е годы XX в. (Здесь и дальше примечания переводчика).

2

Белот — распространённая во Франции карточная игра.

3

Популярная французская песенка.

4

Донадьё по-французски означает «дай богу».

5

Мадам Анго — персонаж из оперетты известного французского композитора Шарля Лекока «Дочь мадам Анго».

6

Кашу — сок акации или пальмы, применяемый в медицине. Здесь пилюли, содержащие этот сок.

7

Стрингер — одна из продольных балок корпуса судна, идущая по всей его длине.