Очерки истории Руси до монголов - Михаил Петрович Погодин

им созданный. Но народ поутру же проведал о кончине: бесчисленное множество собралось в церковь; бояре плакали о Владимире как защитнике своей земли; бедные – как о своем кормильце и заступнике. Тело его было положено в мраморный гроб, отпето и погребено с плачем великим.

«Се есть новый Константин великого Рима, – восклицает летописец, заканчивая его жизнеописание. – Хоть он и желал прежде на скверную похоть, но после прилепился покаянию; согрешения, соделанные в невежестве, рассыпались милостынями, и там возобладала благодать, где умножался грех. Дивно есть, сколько добра сотворил он Русской земле, крестив ее. Вечную память сохранят о тебе Русские сыновья, поминая святое крещение!»

Великий князь Святополк. (1013–1019)

Во время кончины великого князя Владимира Святополку, его усыновленному племяннику, случилось быть в Киеве. Имея право на стол великокняжеский как сын старшего брата Владимира, Ярополка, он остался в Киеве, созвал киевлян и начал оделять их дарами. Те принимали дары неохотно: сердце их было с братьями в дружине Борисовой. Святополк должен был опасаться, чтобы этот любимый князь, имея с собою сильную рать, не лишил его отчины, согласно с желанием людей и бояр, даже кончину великого князя долго скрывавших от Святополка. Может быть, говорил в нем и тайный голос мести за отца Ярополка, убитого Владимиром. Как бы то ни было, он решил погубить Бориса. Ночью, тайно, ушел он в Вышгород и призвал Путшу с вышегородскими боярами. «Преданы ли вы мне всем сердцем?» – спросил их Святополк. «Готовы умереть за тебя», – отвечали они. «Ступайте же в стан Бориса и убейте его». Те обещали.

Борис, не найдя нигде печенегов, возвращался со своими воинами, когда пришла к нему весть о смерти отца. Он плакал горько, потому что отец любил его больше всех братьев, и остановился на Альте (близ Переяславля). Воины пришли к нему: «Спеши в Киев и садись на столе отца». «Нет, не могу я поднять руки на брата старшего, – отвечал Борис. – Он должен быть мне вместо отца». Такой смиренный ответ не мог понравиться дружине, любившей власть, богатство и войну. От робкого все ушли к смелому, и Борис остался с одними отроками.

Приходит другое известие: хотят погубить тебя. Борис, вероятно, христианин с младенчества, воспитанный в правилах евангельского учения матерью-болгаркой, не думал о сопротивлении, которое, за уходом дружины, становилось даже бесполезным, а только о приготовлении к христианской кончине. Венец мученический был ему всего вожделеннее. Услышав смертную весть, провел он всю ночь в священных песнопениях. Кончив оксапсальму, он воспел канон и, смотря на образ Распятия, висевший в его шатре, произнес молитву: «Господи Иисусе Христе, благоволивый принять вольную страсть грех ради наших, сподоби и меня принять смерть от руки брата моего, и не сотвори ему в том греха». Помолясь, он лег на ложе. Убийцы, как дикие звери, ворвались в шатер и пронзили копьями его и любимого отрока Георгия, родом угрина, которого Борис имел всегда при себе и возложил ему на шею золотую гривну. Не сумев снять ее с шеи, они отрубили ему голову и потом избили многих других отроков. Бориса, еще дышащего, обернули в шатер, положили на колья и повезли к Вышгороду. Святополк, узнав, что он дышит, выслал двух варягов «прикончать» его. Один поразил его мечом в сердце. Тело Борисово похоронили тайно при церкви Святого Василия в Вышгороде. Имена убийц летописец предал проклятию: Путша, Талец, Еловичь, Ляшко.

Святополк мог ожидать мести от родного Борисова брата, по отцу и матери, Глеба, князя Муромского. Надо было извести и его, для предупреждения опасности. Он послал звать Глеба, якобы к занемогшему отцу. Глеб, «сед вборзе на коня», пошел с малой дружиной, «бе бо послушлив отцю». На дороге из Мурома близ Волги споткнулся у него конь, и он надломил себе ногу, однако же поехал далее, достиг Смоленска, который стоял тогда перепутьем между северными, южными и восточными городами русскими. Оттуда отправился он, как обыкновенно, водой, и остановился на Смядине в виду города. Здесь дошло до него известие от Ярослава, уведомленного сестрой Предславой из Новгорода, что отец их умер, что брат Борис убит Святополком и что он не должен идти в Киев. Глеб облился горячими слезами и по отцу, и особенно по брату, с которым связан был узами крови и от которого, по старшинству, получал продолжение материнских наставлений о высокой христианской добродетели. «Увы мне, Господи, – говорил он, как передает летописец, – лучше умереть мне с братом любимым, нежели остаться одному на этом суетном свете. Где слова его, которые говорил он мне? Я уж не услышу его сладкого наказа. О брат мой! Если получил ты дерзновение у Бога, умоли, чтоб и мне принять такую же мученическую смерть!»

Она была уже близка! Посланцы Святополка плыли по Днепру, окружили корабль Глеба и обнажили мечи. Отроки его оробели. Начальник убийц, Горясер, закричал им, чтоб они убили своего князя. Повар Глеба, именем или родом Торчин, вынул тотчас нож и зарезал его. Тело брошено было на берегу между двумя колодами, а потом, чудесно узнанное, отвезено к братнему в Вышгород – два христианина, принявшие новое учение к сердцу, приложившие слово к жизни и запечатлевшие кровью преданность святому закону.

Святополк послал убить еще третьего брата, Святослава древлянского, который бежал было в угры, но был настигнут в горах и начал княжить в Киеве, раздавая людям куны и всякое богатство.

Между тем как эти происшествия следовали одно за другим в Киеве, в Новгороде Ярослав, находившийся в коротких связях с норманнами и желавший утвердить их еще более, вступил в супружество с Ингигердой, дочерью Олава, короля шведского (1019). Долго длились переговоры. Отец дал согласие первому посольству Ярославову; но невеста, по свидетельству норманнских летописей, предъявляла одни условия за другими: сначала потребовала она себе за вено город Альдейгьюборг с принадлежащей к нему областью. Послы Холмгарда (так назывался у норманнов Новгород) обещали ей именем своего князя. Тогда она потребовала, чтобы ей позволено было выбрать в Швеции знаменитого мужа, который поехал бы с нею и получил на Руси тот же сан и силу, какую имел на родине. Послы и князь согласились. Она назначила в спутники себе родственника Рагнвальда, чего весьма не хотелось ее отцу, но она настояла на своем требовании: Рагнвальд был отпущен и получил Ладогу, которую долго держал с честью, платив дань Ярославу.

Свв. Борис и Глеб. Икона XIII–XIV вв.

Норманны, призванные Ярославом на помощь против отца, наглые и буйные, оставшись у него на службе, причиняли насилие новгородцам и женам их. Те не могли долго сносить обид, встали и избили