Старый новый мир (сборник) - Виталий Вавикин

Пролог

Представьте себе фабрику. Огромную, монолитную. Стены высокие, прозрачные. За ними видны рабочие, станки. Ничего не скрыто. Каждый может увидеть, что происходит внутри. Увидеть процесс работы. Увидеть рабочих. Увидеть выпускаемый продукт. В искрящихся вспышках с конвейера сходят репликаторы — это единственный продукт, который производит Новый Мир. Никто больше не шьёт одежду, никто не разводит животных, никто не производит сложных машин. За всё отвечают репликаторы. Они заполняют весь мир. Они находятся в каждой семье, в каждом доме. Репликаторы создают продукты питания. Репликаторы создают одежду. Их база данных насчитывает миллионы необходимых для жизни вещей. Репликаторы стоят в домах как обычных жителей, так и правителей мира. Репликаторы помогают создавать дома. Даже в больницах стоят репликаторы. И Новому Миру не нужны больше плотники, не нужны швеи, производители обуви, повара, ювелиры — репликаторы могут создать любой продукт, решить любую задачу. Благодаря репликаторам Новому Миру не нужны деньги — оплачивается лишь покупка репликатора. Кредиты общества записываются на личный счёт, дебет которого ты пополняешь в течение всей жизни. Пополняешь выполнением различных работ, на которые посылает тебя общество. Так что получается, что служишь самому себе, своему городу, своему дому. Улицы чистые, потому что их исправно убирают. Дороги ровные, гладкие, словно паркет. Побочные продукты, или просто остатки еды, старая одежда, утилизируются в самих репликаторах, перерабатываются для создания новых продуктов. Так что в Новом Мире нет даже контейнеров для мусора. Как нет определённых специальностей. Почти нет. Лишь инженеры по созданию репликаторов, да врачи. Репликатор не может создать лишь репликатор, хотя вскоре, возможно, удастся решить и эту проблему. Репликатор не может провести операцию, заменить повреждённый орган человека. Он способен лишь создать нужный орган, нужную ткань. И ещё репликатор не может создать то, чего нет в его базе. Для этого необходима новая формула. Рецепт нового блюда. Схема нового механизма. Ингредиенты, материалы, правила и законы физики. Можно поместить в репликатор картину, шедевр древности, и репликатор, проведя анализ, создаст точную копию, сохранит данные в своей базе, распространит их по всему миру, но… Но репликатор не сможет создать картину, не имея оригинала. Не сможет написать стих, книгу. Не сможет сочинить музыку. Он может лишь копировать, повторять, воссоздавать то, что уже создано. Репликатор не способен творить, изобретать. Репликатор — лишь машина. Поэтому в мире инженеров по созданию репликаторов и врачей, существуют люди творчества, искусства. В мире, где материальность утратила ценность, лишь духовность, лишь психический мир остался важным. Когда-то корпорации, которые первыми начали создавать репликаторы, пытались встать во главе мира. Когда-то им это даже удалось. Но потом репликаторы стали достоянием народа. Не было ни революций, ни бунтов. Человечество просто пережило материальную эпоху. Некоторые ещё помнили рассказы, как их прародители, пытались бороться с корпорациями, снижали цены на свои собственные товары, которые создавали своими руками, выращивали на полях. Но они не могли соперничать с репликаторами, к тому же деньги вскоре и вовсе перестали существовать. Какое-то время корпорации ещё продолжали существовать, затем растворились, канули в небытие, оставив лишь своё наследие. Были отстроены новые фабрики по производству репликаторов. Народ выбрал себе новых героев, новых правителей. Сначала к власти пришли врачи, но не продержались на престоле и пары десятилетий. Потом были инженеры репликаторов, и даже простые жители Нового Мира. В какой-то момент люди думали о том, чтобы вообще отказаться от какой-либо формы правления, но в конечном итоге остановились на людях творческих профессий. Поэты, художники, писатели и музыканты поделили мир. Общество не ассоциировало их с болью и страданиями, как это было в случае врачей, не вспоминало канувшую в небытие власть корпораций, как с инженерами репликаторов, и не чувствовало зависть и злость, как в те дни, когда у руля мог оказаться самый заурядный житель. К тому же подкупало и то, что ни один из людей творчества не жаждал власти. Ни один из настоящих людей творчества, потому что искусственные шедевры, созданные щедрым финансированием и рекламой, давно канули в небытие. Остался лишь натуральный продукт. Немного эксцентричный. Немного взбалмошный. Но, кажется, именно это и нужно было застывшему в растерянности, вдруг лишённому амбиций обществу. Картины волновали, книги позволяли прожить сотни ярких, красочных жизней, фильмы захватывали, от музыки замирали сердца. Это словно был новый век Ренессанса. Груз репликаторов, перемены, которые они принесли в жизнь, свалились с плеч людей. Величайшее изобретение науки стало всего лишь механизмом, к которому привыкли и начали считать нормой. В лишённом денег мире у людей оставались их чувства, их желания, их мечты, грёзы. Их любовь, их ненависть. Их смех и слёзы. Их печали и радости. Боль и наслаждение. Страх и отвага. И как бы ни менялся окружающий мир, люди оставались людьми, привыкая к переменам, адаптируясь к ним.

Глава первая

— Даже не верится, что когда-то мир был другим, — сказала Жюстин Вальмонт.

Приезд на фабрику писателя вызвал переполох и оживление, которые не нравились ей. Нет, Жюстин не имела ничего против людей творчества, которые стояли во главе мира, просто в атмосфере царившей на фабрике суеты она не могла работать, не могла сосредоточиться.

— Это не продлится долго, — пообещал ей Марк Скинто.

Он обнял Жюстин за плечи, пытаясь вспомнить имя приехавшего на фабрику писателя.

— Кажется, Вильям Хейнц, — помогла ему Жюстин, словно прочитав мысли.

— Да, точно… Хейнц… Ты читала его книги?

— Нет. Ты же знаешь, мне не нравится литература. Скорее музыка.

— Да… Музыка… — Скинто нахмурился. Он ещё не понял причину, но ему не понравилось то, что он услышал. Возможно, виной всему ревность. Марк знал, с каким интересом простые люди смотрят на инженеров, сам чувствовал на себе эти взгляды. Любопытные, заинтересованные. Особенно девушки. Девушки, которые очарованы инженером, создающим репликаторы. Что ж, теперь на фабрику приехал писатель. Приехал тот, кто значил в этом мире намного больше, чем инженер. Скинто даже начал видеть, как женщины шепчутся о Билли Хейнце, заглядываются на него. — Надеюсь, он старый и заинтересован только в своих книгах, — признался он.

— Он не старый, — сказала Жюстин.

— Ты его видела?

— На проходной.

— И как он тебе?

— Странный, наверно. Как и все люди творчества.

— И всё?

— Может, немного симпатичный.

— Вот как?

— Ты ревнуешь?

— А должен?

— Конечно, нет. — Жюстин услышала оживлённые голоса во дворе фабрики, подалась вперёд, перегнулась через перила, глядя вниз.

Окружённый людьми писатель стоял в центре залитого солнечным светом двора. Несколько водителей трейлеров, гружённых репликаторами, выбрались из кабин и ждали, когда толпа разойдётся и можно будет выехать за ворота фабрики. С неба падал тяжёлый редкий снег. Жюстин подумала, что если бы толпа не окружала писателя, то она не смогла бы отличить его от других людей. Даже его одежда была самой обычной — словно случайный прохожий забрёл на запретную территорию. Куртка чёрная, кожаная, давно вышедшая из моды. Воротник поднят. Волосы русые, короткие. Жюстин попыталась вспомнить его лицо, которое видела на проходной. Черты были правильными, но это ещё больше делало его самым обыкновенным, невзрачным. Ничего выдающегося. Даже глаза, глаза писателя, о которых так часто пишут, наделяя их сверхъестественным пониманием и мудростью. Ничего подобного Жюстин не заметила. Взгляд Хейнца скорее был напуганным, чем мудрым. Словно ребёнок, который оказался в толпе незнакомцев.

— Не понимаю, почему этих людей считают особенными? — сказала Жюстин, позвала Скинто, чтобы он посмотрел на Хейнца вместе с ней. — Ты видишь что-нибудь особенное?

— Может, всё дело в том, что они делают? — предположил Скинто.

Жюстин пожала плечами, хотела отвернуться, перестать смотреть вниз, но в этот самый момент Хейнц, словно почувствовав её взгляд, поднял голову. Расстояние было слишком большим, чтобы Жюстин могла с уверенностью сказать, что он смотрит на неё. Нет. Он мог смотреть куда угодно. На неё, на Скинто, на край крыши, где навис десяток сосулек, просто на небо, с которого падал снег. Может, одна из снежинок упала ему на нос, и теперь он вглядывался в небо, ища обидчика? Последняя мысль рассмешила Жюстин. Она хотела сказать об этом Скинто, чтобы посмеяться вместе, как вдруг почти все окружившие писателя люди подняли головы следом за ним, пытаясь понять, куда он смотрит и что его заинтересовало.