Отзвуки родины - Эльза Вернер

Как бы в подтверждение этих слов снизу донесся грозный рев, в котором различались слова команды офицера, распределявшего людей на посты. Хольгер, должно быть, убедился в неизбежности этой меры, так как, кивнув головой, коротко промолвил:

— Хорошо, пусть он останется пока здесь. Ступайте сюда, Янсен!

Вместе с графом он вернулся в комнату с балконом, куда последовал со своим конвоем Арнульф. Очевидно, убедившись, что любое сопротивление бесполезно, он молча покорился силе; лишь его глаза, метавшие молнии, и крепко сжатые зубы выдавали скрытое бешенство. Его руки были связаны на спине веревками, а солдаты с ружьями наготове шли с обеих сторон.

— Арнульф! — с отчаянием воскликнул Отто.

Элеонора при виде пленника также бросилась было к нему.

— Арнульф, что случилось?

— Назад! — крикнули солдаты, направляя на них ружья.

— Элеонора, будь благоразумна! — громко и резко сказал со своего места Гельмут.

Услышав отчаянные обращения своих родственников, он сделал невольное движение, словно хотел увлечь Элеонору от этой близости, но вдруг внезапно опомнился и снова занял прежнее место. На его лице можно было прочитать любые ощущения, кроме сострадания к пленнику, вызвавшему такое бурное участие его родственников.

Хольгер между тем обратился к солдатам:

— Ступайте обратно к поручику, теперь у него каждый на счету. Я позабочусь о том, чтобы арестант не скрылся, и отведу его в безопасное место.

Солдатам было, вероятно, приказано неукоснительно исполнять приказы наместника, так как они молча повиновались и вышли из комнаты.

— Вы удаляете конвой? — тихо и задумчиво спросил Оденсборг.

— Мне кажется, что там он теперь нужнее, — последовал такой же тихий ответ. — Ведь на всякий случай можно воспользоваться вашей прислугой?

— Конечно! Наверху в моем помещении двое слуг; я каждую минуту могу вызвать их.

— Этого совершенно достаточно; кроме того, ведь Янсен связан!

— Да, господин наместник, — с горькой насмешкой сказал Арнульф, поймав последнее слово, — и хорошо, что вы не пожалели веревок. Будь у меня свободны руки, вам бы не удержать меня.

Хольгер равнодушно пожал плечами.

— В вашей злой воле я не сомневаюсь. К счастью, я не один здесь.

— Нет, здесь граф Оденсборг и… — здесь презрительный взгляд Арнульфа упал на оконную нишу, где стоял молодой помещик, — и еще некто, кто при необходимости готов оказать услуги сыщика.

— Янсен! — воскликнул возмущенный Гельмут.

— Ну, господин барон, ведь я знаю, кому обязан своим арестом, — с глубоким презрением промолвил Арнульф. — Я еще третьего дня знал, что вы выдадите меня, несмотря на все ваши высокопарные слова.

— Это неправда, Гельмут, ты не сделал этого! — вспыхнула Элеонора, но, несмотря на это, в ее голосе слышался страх.

— Оставьте свои оскорбления при себе! — гордо ответил Гельмут. — Спросите наместника, кто и что выдало вас; я не отвечу на такие упреки.

Элеонора облегченно вздохнула и прошептала с чувством глубокого удовлетворения:

— Я ведь знала это.

Хольгер и Оденсборг насторожились при этих словах, будто бы указывавших на какое-то соучастие.

— Что это значит, господин барон? — резко спросил наместник. — Я не хочу верить, но мне кажется, что вы знали об этом деле?

— Да! — холодно ответил Гельмут.

— Ты встретился в тот вечер с Янсеном? — вмешался Оденсборг.

— Да!

— И ты ничего не сообщил нам об этом?

Молодой человек гордо закинул назад голову.

— Нет, я не чувствовал себя обязанным доносить на кого бы то ни было.

— Действительно, граф, поведение вашего сына поразительно! — обратился Хольгер к Оденсборгу, очень удивленному и огорченному таким открытием.

Между тем Отто пробрался к Янсену и вполголоса, но торжествующе прошептал ему:

— Видишь, Арнульф, вовсе не Гельмут выдал тебя!

— Я предпочитал бы, чтобы это был он! — пробормотал Янсен, не спуская горячих взоров с Элеоноры, осторожно подошедшей к кузену. — В таком случае он стоял бы теперь один!

Наместник принял официальный вид; он чувствовал себя здесь неограниченным повелителем; это ощущалось во всем. Было что-то бесконечно высокомерное и оскорбительное в манере и тоне, с которыми он обращался теперь к хозяину замка.

— Господин фон Мансфельд, только моему уважению к вашему батюшке вы обязаны тем, что я скрою ваше странное признание. Мы и без вашей помощи захватили арестанта, но я никак не предполагал вашей связи со шпионом.

— Шпион? Я? — вмешался Арнульф. — Это позорная ложь!

— Да? Так кто же были эти пруссаки, так загадочно попавшие в область, занятую неприятелем, и так бесследно снова исчезнувшие?

— Солдаты, отрезанные во время боя! Капитан Горст с несколькими людьми, отбившиеся от своего полка в сражении при Штрандгольме.

— Капитан Горст? — изумленно повторил Оденсборг. — Ах, вот кто это был! Мы до сих пор не знали этого; шлюпка была слишком далеко, чтобы можно было увидеть, кто сидит в ней.

— Вы очень неудачно ведете свою защиту, Янсен, — насмешливо заметил Хольгер. — Кто поверит вашей сказке об отбившихся от своей части солдатах, когда их предводителем был капитан Горст, который задолго до открытия военных действий целыми неделями шпионил здесь.

— Это ложь, Фриц никогда не занимался шпионством! — раздраженно воскликнул Отто. — Он сражается с оружием в руках, до шпионства он никогда не унизится!

— Оставьте при себе свой пыл, мой юный герой, мы знаем все лучше вас, — остановил его наместник. — Впрочем, не мое дело проверять показания арестанта; это обязанность военного суда, который соберется в самом непродолжительном времени.

— Военный суд! — бледнея, воскликнула Элеонора.

— Несомненно, милая барышня! Неужели вы думаете, что в настоящее время судебный процесс может происходить по всем правилам? У нас война, и каждый проступок влечет за собой наказание. Приговор будет вынесен и приведен в исполнение в течение суток.

Мгновенное, страшное молчание последовало за этими словами, показывавшими весь ужас положения. Только Гельмут неподвижно и, казалось, безучастно стоял, прислонившись к окну. Он словно не понял угрозы наместника и лишь прислушивался к шуму прибоя.

Древний, родной голос моря сегодня не пел ему старой колыбельной песни, как третьего дня; теперь он гудел громкими раскатами, и Гельмут знал, чего этот голос хотел от него!

О, если бы это был только Арнульф Янсен и не было этой смертельной бледности на лице Элеоноры! Неужели она действительно трепетала за этого мужика? Конечно, он спаситель ее отца, предводитель ее народа, человек, полный мужества и настоящей силы; может быть, ради него она отвергла наследника мансфельдских поместий? Тот луч, который так ярко, так ослепительно сверкнул третьего дня, когда она выдала себя кузену, снова угас в ревнивом страхе.