Тёмные пути - Андрей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сгреб большинство монет в выпрошенную тару, а оставшиеся разложил по сафьяновым футлярам, обнаружившимся все в той же сумке. Что до жетона — он отправился в миниатюрный прозрачный куб довольно тонкой работы.
Интересно, насколько сильно он меня надул? В процентном соотношении? Наверняка ведь неслабо. Впрочем, я не в претензии, потому что на самом деле не очень понимаю, что с этими деньгами делать стану. Да, признаться, я своими-то их не считаю. Не получается. Они есть — и все, я их храню, не более того. Для кого? Для чего? Без понятия. Просто вот так разложился пасьянс. Мне положен какой-то процент за хранение, я им пользуюсь, а остальное трогать не хочу, не выйдет из этого ничего путного. Сначала думал, что создаю запас на будущее, а теперь и эти мысли испарились, будто их не было.
Да и о Стрече с Нестречей, что свились в кольца близ моего сердца, я не забываю. И они обо мне наверняка тоже.
— Теперь перейдем к другому не менее важному вопросу, — застегнув сумку, промолвил антиквар. — Валера, ты же помнишь, что за тобой числится… мнэ-э-э… Скажем так, одно желание? Желание в виде клада? Я о своем гонораре за помощь в поисках перстня.
— Разумеется. И готов его выплатить, договор есть договор.
— Вот и славно. — Потер ладошки Шлюндт. — Значит, завтра с утра мы с тобой кое-куда отправимся.
— Не отправимся, — вздохнул я. — По крайней мере с утра. Карл Августович, как вы верно заметили несколько минут назад, я работаю, и отгул мне никто сейчас не даст. Я же только-только из отпуска вышел. Да и вечером, скорее всего, тоже не получится. У нас завтра мероприятие — день рождения Галины Семеновны. Мне непременно на нем надо присутствовать.
— А? — антиквар крайне изумился. — Ты о чем?
— Вам это, скорее всего, смешным покажется, но все обстоит именно так. Мои коллеги очень обижаются, если я пропускаю эти их маленькие праздники. Обижаются и расстраиваются. Они все дамы немолодые, им приятно мое общество. Опять же — шампанское надо открывать кому-то, а после их по такси рассаживать. Про именинницу я вообще молчу, она, как подгуляет, все рвется песни петь в караоку. Ну, вот так она караоке называет. Так что завтра никак.
— Н-да. — Шлюндт смотрел на меня, переваривая услышанное, а после постучал пальцем по одной из денежных пачек. — Валера, к слову: ну о какой работе ты говоришь? Зачем она тебе теперь? Ты уже богат.
— Да все равно сегодня к вечеру дождь пойдет, — уклонился я от ответа. — Точно вам говорю. Я в пятнадцать лет правую руку здорово сломал, теперь, как дело к сильным осадкам идет, она ныть начинает.
— Так. — Антиквар встал с табурета. — Ясно. Хорошо, отложим все до выходных. Надеюсь, на субботу у тебя ничего не запланировано? Ты не отправишься к какой-то из своих немолодых подружек огород перекапывать?
— Нет. — Я рассмеялся. — Терпеть не могу махание лопатой на свежем воздухе. Ну, разумеется, кроме того, которое ведет к моему обогащению. Кстати, далеко нам ехать придется?
— Не слишком. — Карл Августович, как мне показалось, расстроился. — Я позвоню тебе в пятницу. Или даже раньше, если у меня будут новости по твоему нынешнему делу. Я подключил кое-какие свои связи, возможно, получится тебе помочь.
— Вот за это спасибо, — поблагодарил я его. — Ваша доброта безмерна.
Антиквар повернулся и уставился на меня, как видно, выискивая в лице знаки того, что я сейчас иронизировал. И напрасно, что-что, а морду кирпичом я с детства научился делать. С тех самых пор, как у меня от отца свои тайны появились. Он и то меня не раскалывал, так что у Шлюндта даже шансов не имелось на подобное.
— И все-таки, — сказал мне на прощание он, — подумай над тем, что я тебе сказал. Годы не вернутся. Лучшие годы. Надо ли их тратить на сидение над ничего не стоящими документами?
Ну, надо, не надо — это вопрос спорный. Я пока ничего менять не хотел. Лето — время вообще бездумное по своей сути, но за ним, как известно, идет осень. Кто его знает, как оно повернется? Сейчас судьба забрасывает меня загадками и наградами, а потом возьмет да и перестанет это делать. Опять же — где я еще найду такую работу, где днем можно вздремнуть, а вечером послушать матерные частушки, филигранно исполняемые десятком захмелевших старушек, у каждой из которых за плечами как минимум одно университетское образование? Кстати, я не знаю, откуда они их черпают, но ведь почти не повторяются, всякий раз я новые слышу, а ведь не первая уже такая пьянка по счету и не десятая.
А Марфа не соврала: над Москвой к вечеру сгустились тучи, после отгромыхала гроза, а следом за ней зарядил мелкий, но непрекращающийся дождь. Он лил и лил, наводя тоску и нагоняя сон.
Собственно, потому я и надумал лечь спать пораньше, тем более что делать все равно было нечего. Обитательница браслета общаться со мной более не желала, Анисий Фомич, как я его ни звал, так на чай и не пожаловал, телефон молчал, а сам я звонить никому не хотел. Да и некого мне набирать, если совсем уж честно. Воронецкая после полученной от своей хозяйки взбучки наверняка обо мне даже слышать не желает, мама опять начнет склонять меня к мировой с отцом, это у нее идея фикс, а Юлька… Что Юлька? Она, похоже, все-таки перешла в разряд воспоминаний. С той субботы уже сколько дней прошло, а ни одной эсэмэски так от нее и не пришло, про «Ватсап» я и не говорю даже. Значит, все, разбежались мы окончательно.
Ну, может, оно и к лучшему.
Меня почти уже сморил сон, как брякнул дверной звонок. Я вообще сначала подумал, что мне показалось, но вторая трель продемонстрировала мне, что нет, все происходит на самом деле.
Я глянул в глазок и присвистнул. Почти все те же и все там же. Похоже, ведьмы завели себе новую привычку — ходить ко мне в гости на ночь глядя.
Третий звонок был куда более продолжительный, поскольку Изольда попросту не стала убирать палец с клавиши. Но мне же надо было джинсы натянуть, верно? Воронецкая или Юлька у меня в этом плане никакого стеснения не вызывают, а вот
