Эдгар Аллан По. Причины тьмы ночной - Джон Треш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Открытиях на Луне» Локка говорится о том, что и ученые, и мистификаторы использовали один и тот же набор инструментов для убеждения аудитории. Истина и вера являлись – по крайней мере, частично, – вопросами стиля. Это были эффекты, достигаемые с помощью контролируемого раскрытия информации, языка фактов и наблюдений, ярких образов, широкой сети распространения, благоприятной рекламы, сарафанного радио, удачного времени и удачи.
Размышления о мыслящих машинах
В 1836 году По предпринял еще одну противоречивую новинку. На этот раз он выступил не в роли потенциального мистификатора, а в роли рационального развенчателя. Теперь его целью стал Иоганн Непомук Мельцель, баварский шоумен и изготовитель инструментов, и его знаменитый партнер «Турок» – автомат, игравший в шахматы. Это человекообразное устройство носило тюрбан и курило длинную трубку, прислонившись к шкафу, на котором стояла шахматная доска.
Во время своих представлений – том числе и того, которое По описал в Ричмонде, – Мельцель открывал один за другим ящики шкафа, чтобы показать, что внутри нет ничего, кроме жужжащих шестеренок. После того как Мельцель поворачивал ключ, глаза, руки и кисти робота приходили в движение. Турок сам передвигал фигуры, останавливал игру, если противник пытался сделать фальшивый ход, и побеждал почти всех соперников.
Изобретенный в 1770 году венгерским мастером Вольфгангом фон Кемпеленом, автомат-шахматист[21] пользовался успехом при австрийском дворе, а в Париже он сразился с Бенджамином Франклином, служившим представителем США во Франции. Затем автомат был куплен Мельцелем. Во ходе императорской игры Турок победил даже Наполеона. В 1835 году Мельцель совершил турне по Соединенным Штатам. Пресса была очарована: критики объявили Турка удивительным механическим изобретением, в то время как некоторые подозревали, что это мошенничество.
Перо Эдгара По пылало на страницах Southern Literary Messenger. Он писал как возмущенный противник – не в шахматах, а в игре разума, которую Мельцель вел со своей аудиторией. Он выступил против тех, «кто не стесняется объявлять Автомат чистой машиной, не связанной с человеческим участием в его движениях». Приняв позу оскорбленного рационализма, он принялся доказывать, что «действия автомата регулируются разумом, и ничем другим». По утверждал, что внутри машины наверняка спрятан человек.
Кульминацией эссе стал «шлейф наводящих рассуждений», предлагающий семнадцать наблюдений над конструкцией машины и логикой игры. Тот факт, что «внутреннее пространство машины переполнено механизмами», обязательно должен «иметь отношение к зрителю». В то время как движения других автоматов Мельцеля были плавными и реалистичными, «свободными от видимости искусственности», движения Турка казались неестественными – намеренно, думал По, чтобы усилить впечатление от механизма.
Пока Мельцель утверждал, что шахматист – это машина, выполняющая человеческие функции, По доказывал, что Турок – человек, предположительно помощник Мельцеля, спрятанный внутри и притворяющийся машиной. Распутав клубок блефа, от которого у Алана Тьюринга закружилась бы голова, По использовал логику, подобную машинной, стараясь доказать истину: автомат не способен думать. Более поздние реконструкции Турка показали, что аргументы По оказались в основном верны. Работа механизмов внутри шкафа была иллюзией[22], созданной зеркалами, а за раздвижными панелями скрывался невысокий человек (который, кстати, был чрезвычайно хорош в шахматах). Он двигал руками и головой автомата и использовал систему магнитов под шахматной доской, чтобы следить за фигурами и направлять их.
Как бы враждебно эссе ни относилось к обманам Мельцеля, По использовал собственные хитрости. Многие из его «наблюдений» оказались плагиатом из книги Дэвида Брюстера «Письма о естественной магии, адресованные сэру Вальтеру Скотту» 1832 года, бестселлера, целью которого было просветить читателей о том, как сильные мира сего используют искусственные чудеса для манипулирования массами. В главе, посвященной автоматам, Брюстер объяснил секрет шахматиста Мельцеля. Кроме того, Брюстер противопоставил Турку новую, настоящую мыслящую машину: вычислительный механизм, разработанный британским математиком Чарльзом Бэббиджем, – один из первых работающих компьютеров, который мог выполнять сложные вычисления намного быстрее человека. В то время как шахматист был мошенником, Брюстер рассматривал машину Бэббиджа как доказательство «огромного чуда» современной науки.
Эдгар По присвоил развенчание Турка, проведенное Дэвидом Брюстером, себе. Он также сослался на Бэббиджа и его вычислительную машину, но тонко отклонил аргументацию Брюстера. По сравнил логику, связанную с математическими вычислениями, с логикой, необходимой для игры в шахматы. Вычисления, сказал он, предсказуемы – они требуют лишь «последовательности одних и тех же шагов, не подверженных никаким изменениям». В отличие от этого, игра в шахматы протекает непредсказуемо: «Несколько ходов уже сделано, однако следующих ход остается загадкой». По сравнению с тем, на что претендовал играющий в шахматы Турок, рассуждал По, вычисления, выполняемые машиной Бэббиджа, выглядели детской забавой. Шахматный автомат, будь он чисто механическим, стал бы «самым поразительным из изобретений человечества».
Безусловно, шахматист играл не только при помощи механики. Правдоподобный искусственный интеллект и компьютерные шахматы появились лишь более века спустя. Тем не менее, читателю эссе можно было бы простить мысль о том, что, перехитрив Мельцеля и его шахматный автомат, Эдгар По также превзошел Бэббиджа и его простой «вычислительный механизм». Он тонко переписал историю Брюстера о прогрессе и просвещении, размыв грань между мистификатором и изобретателем и поставив себя, непогрешимого логика и ритора, выше их обоих.
Читая Божественный замысел
Атака Эдгара По на фантом, вызванный изобретениями Мельцеля и Бэббиджа – замену человеческого мышления машиной, – не отставала от общей враждебности романтических авторов. Аргументы против машин и математики и в пользу организмов и вдохновения выдвигали поэты, включая Кольриджа, Вордсворта, Китса, Гете и Шиллера. В 1829 году Томас Карлайл, шотландский критик и переводчик немецкой литературы, в своем эссе «Знамения времени» выступил с призывом против замены человека промышленным оборудованием. Карлайл предупреждал об омертвляющем воздействии «механического века» на «таинственные источники любви, страха и удивления, энтузиазма, поэзии, религии».
Настойчивое утверждение По, будто ходы шахматного автомата контролируются «разумом, и ничем другим», также напоминало аргументы из более традиционного источника: естественной теологии. Этот влиятельный жанр, развитый в книгах, проповедях и притчах, выдвигал природные явления, такие как глаза, мухи, белые медведи и Солнечная система, в качестве доказательства возвышенного разума, который их создал. Как утверждал епископ Уильям Пейли в 1802 году, находка камня в пустоши не дает повода для размышлений, но находка часов предполагает существование «мастера или мастеров, которые создали их для той цели, которой, как мы видим, они отвечают». Такое сложное устройство должно было быть результатом разума. Для Пейли каждый «признак замысла» в природе указывал на
