Искушение государством. Человек и вертикаль власти 300 лет в России и мире - Яков Моисеевич Миркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не в силе дело, он не смеет нарушить древний собачий закон собственности: кто захватил, тот и владей. Пусть обманом захватил, все равно, раз захватил, то и владей, и охраняй, а главное, не зевай. Силой закона всех собачьих предков, безмерно большей, чем своя собственная волчья сила, стоит Соловей в десяти шагах от маленькой Вексы и облизывается».
Вот и российский человек стоит и облизывается – как бы эту собственность поровнее разделить на всех. Или переделить. Так и происходит: кто покорностью, кто хитростью, кто демонстрацией внешнего врага. Взял по-новому – владей, охраняй, не зевай. Вчера как раз наблюдал, как это делается.
Да уж, летняя безмятежность. Птички, бабочки. Собачья собственность.
Бандитто мохнато
Вы переживаете, что в вашей семье не заглянуть дальше чем за три-четыре поколения? Что кровь – проста? Что нет портретов, нет дат? И кто там и как существовал, известно лишь в смутных очертаниях?
Зато на вас нет вины. А если есть – вы ее не знаете.
Бандиты – как исток многих великих родов. Мохнатые, впечатляющие ребята. На Руси междоусобицы князей – кто кого, брат на брата. История аристократических фамилий с татарскими, ногайскими корнями – стычки, клинки, набеги. Варяги, секиры – как прародители. Немецкие, шотландские службисты – как предки чистых кровей, шпаги, ядра. Прибалтийская крестьянка ходила по рукам, очнулась Екатериной I, российской императрицей.
Почему бы нет?
Сильные, жилистые, оборотистые. Фартовые. Талантища – кто в чем.
Семьи восходят, покатываются по солнцепеку, а потом ржавеют.
На рассвете бандиты – в полдень голубая кровь – и, наконец, кислые губы, чтобы стать никем.
Циклы семей.
Восход – четко выраженный полдень – закат.
Вашей семье придет черед
Семьи. Одни восходят – другие слабеют – третьи просто исчезают.
Чао! Мы, мышки-норушки, идем на смену!
Дельцы, крестьянки с необыкновенными фигурами, свежие бандитто, бабы певческие, прокураторы и все-все-все – будут петь, будут кусать, прорастая новыми могущественными родами.
Или даже интеллектуальная сволочь – станет Большой. Богатой, зажиточной и веселой.
Не вы, так ваши детеныши. Не они, так от них.
Вы проклюнетесь.
Вашей семье придет свой черед.
Вы станете тоже древними, вы будете денежными, вы обрастете бакенбардами и величайшим тактом.
Только нужно длиться. Нужно выжидать.
Длиться и длиться, играя на усиление.
Никогда не прерывая семьи.
Зная, что вас и через двести лет будут помнить. Столько вы всего натворили.
Не бандитто. Не мохнато. Не земляная сволочь.
Не служивые на полусогнутых.
Но именно вы – с вашим умением найти, поднять, двинуться, выжать воду из камня, сочинить, наваять, не притормаживая – сделать.
Именно вы.
Как взять власть, когда очень хочется
Мы – люди и шимпанзе – едины.
В том, как взять власть. Прочитайте Книгу[150].
Первое. Смута, желание
В ней сказано, что у шимпанзе был вождь, и звали его Йерун.
Вождь был полон сил и величества.
И еще там был шимпанзе, тощий, но шустрый, по прозвищу Лёйт.
И однажды он решил возвыситься над Йеруном.
Почему решил – никто не знает.
Но он этого желал, как женщину.
Второе. Трогать власть за шерсть
Лёйт подкрался к Йеруну, звонко хлопнул его и сразу убежал.
Так двигаются шимпанзе и люди. Хлопнуть, крикнуть, смыться, ждать.
А Йерун взорвался криками «на самых высоких тонах своего голоса».
Так тоже бывает – человеческий, сильный, громкий ответный крик. Третье. Задавить – в зародыше
А потом вождь Йерун побежал к Горилле, женщинам Кром и Спин, к Дэнди, Хенни и обнял всех по очереди. И начался «настоящий бедлам», в котором были «задействованы почти все обезьяны».
Всыпать Лёйту. И учуять вкус предательства.
«Некоторые члены группы» отказывались «участвовать в драке».
Некто Джимми держалась в стороне. «Дважды Йерун подходил к ней и протягивал, скуля, руку, однако в обоих случаях она отворачивалась и уходила от него».
Сложненько.
«При поддержке большой группы ухающих, кричащих и лающих сторонников и симпатизантов Йерун приблизился к Лёйту… Лёйт нарезал круги вокруг Йеруна, демонстрируя себя».
В пейзаже нет птиц, нет их крика, нет ползущих со всех сторон крокодилов и нет в облаках обезьяньего бога.
Но искры летят.
«До этого момента Лёйт наблюдал за соперником с расстояния, его шерсть постоянно слегка стояла дыбом, но теперь, столкнувшись с Йеруном и его бандой, он с криками бросается в бегство. Со всех сторон слышны агрессивные звуки, и на Лёйта набрасывается толпа из десяти или даже более обезьян».
Обезьяны собираются в группы, люди – в толпы, собаки – в стаи, чтобы показать природе, кто у них Версаче.
А побежденного нанизать на палочку.
«Толпа продолжала несколько минут гоняться за Лёйтом, а затем внезапно встала. Воцарилась тишина, прерывавшаяся лишь криками Лёйта. Его загнали в дальний угол острова».
Первому столкновению – конец.
Четвертое. Спрятаться у женщины
У злодея есть только один способ не упасть.
Это обрести женщину.
«Ор, одна из девиц, подошла к Лёйту и подставилась ему».
«Лёйт в ответ подставился ей, продолжая кричать, так что на какое-то время оба стояли друг к другу задом».
«Внезапно Лёйта охватила истерика. Подобно детенышу шимпанзе, который чем-то недоволен, он, вопя, начал кататься по песку, бил головой по рукам, издавая приглушенные звуки, словно бы он заболел».
И, конечно, «Ор снова подошла к нему и заключила в свои объятья».
Пятое. Покаяние. И помилование
«Постепенно Лёйт успокоился, а затем начал медленно подстраиваться под Йеруна, перемещаясь обратно в центр вольера».
Прощение Иуды?
«Внезапно Лёйт неуверенно направился к Йеруну. У обоих самцов шерсть стояла дыбом, и в первый раз они смотрели друг другу прямо в глаза. Йерун быстро обнял Лёйта, а Лёйт подставился ему и позволил Йеруну обыскать свой зад».
Полнота примирения – это обыскать друг другу зад.
А потом перейти к другим частям тела.
Так это случилось в Первый Раз.
Но не в последний.
Ибо самки стали – месяц за месяцем – прибиваться к Лёйту.
Шестое. Выждать, обретая силу
Вся сила – в самках.
Самки стали с Лёйта свисать, как плоды очаровательной наружности.
И Лёйт стал прибавлять. В сиянии, предусмотрительности, напряжении вокруг, в смелом нарезании кругов, в шерсти вздыбленной, в голосе лающем. Авва! Ав! Это не плач –
