Ботфорты капитана Штормштиля - Евгений Астахов

— Не на той. Это верно. — Бобоська наморщил лоб. Как же называлась та улица? Какое-то негородское у нее название было.

— Лесная?

— Нет, не Лесная.

— Садовая?

— Ты что! Садовая в самом центре. Где кино «Победа».

— Ну, может, Луговая? Или Полевая?.. Пасечная?..

— Погоди, погоди! — Бобоська ухватился рукой за подбородок. — Вспомнил!.. Огородная! Огородная, двадцать восемь. И фамилию заказчика вспомнил! Петров его фамилия. Пошли!

На Огородной, двадцать восемь, Петрова не оказалось. И вообще на Огородной улице было всего семь домов. Они стояли за тем самым пустырем, на краю которого гундосый отнял у Бобоськи сверток с пальто.

— Сегодня же вечером я сообщу об этом Што… в общем, тому человеку. — Тошка хлопнул друга по плечу. — Он, между прочим, капитан. И будь уверен, разберется в этой истории.

— Капитан? — заинтересовался Бобоська. — Дальнего плавания?

— Еще какого дальнего!..

Тошка быстренько написал Штормштилю о несуществующем владельце кожаного пальто. Запечатал письмо в бутылку и, спрятав ее под рубашку, отправился в Старую гавань. До вечера было еще далеко, и он решил заглянуть к боцману Ерго. Тот сидел в своей сторожке, сколоченной из старых корабельных переборок, и жарил на керосинке мерланов.

— Здорово, олан! — Ерго протянул Тошке твердую шершавую ладонь. — Садись, ужинать будем.

На тарелке лежали ореховые жмыхи. Светло-коричневые комочки с глубоко вмятыми бороздками — следами от пальцев.

— Жмых любишь? Мать сегодня масло давила, свежий совсем. — Ерго посыпал жмыхи сахарным песком. — Хорошая у меня мама. Видал ее, да? Мировая мама… — Он улыбнулся, подмигнул Тошке. — Ну, как, олан, учишься?

— Ничего.

— А Таня Борисова?

— Тоже.

— Молодцы! Привет ей передавай. — Он разложил по тарелкам жареную рыбу, нарезал бебутом хлеб. — Хочешь сегодня ночью на охоту поехать?

— На какую охоту! — встрепенулся Тошка.

— Перепел пойти должен. Видишь, туча ползет? Дождь будет к ночи. Ха-а-роший дождь, с туманом.

— А как же ночью стрелять?

— Зачем стрелять? Стрелять не надо. Фонарь нужен, сетка, и все. — Боцман кивнул головой в угол сторожки. Там, прислоненное к стене, стояло нечто похожее на очень большую теннисную ракетку с длинной ручкой. И еще аккумуляторный фонарь, с которым обычно ходят железнодорожники. — Дождь перепелу лететь не дает. Тот на землю садится, под кусты прячется. Ты фонарем будешь светить, а я с сеткой пойду. Свет перепела как рукой держит. Он сидит, ничего не видит, никуда не летит. Тогда его сеткой раз! — и готово, попался.

— Здорово!.. А когда ехать?

— Если к десяти вечера дождь начнется, то в час отсюда поплывем. Напрямик к Нижнему мысу. Там хорошее место.

Конечно, Тошкина мама ни за что не отпустила бы его на ночную охоту. Особенно после истории с игрой на шарманке. Не помогли бы никакие ссылки на субботний день и отсутствие троек в дневнике. Это было совершенно ясно, нечего и пытаться. Только зря время потратишь.

«Сейчас я побегу на волнорез, — подумал Тошка, — и брошу бутылку. Потом вернусь домой, попью со всеми чай и лягу спать. А когда все заснут, проберусь на балкон и оттуда по водосточной трубе на улицу. А к утру снова буду дома, и никто ничего не узнает»…

Он поблагодарил Ерго за угощение и выбрался из-за стола, придерживая рукой бутылку с письмом Штормштилю.

— Что у тебя, олан, под рубашкой? Опять бутылка? Выброси ты ее, зачем она тебе сдалась? Вот чудак!

— Ага. Я сейчас пойду выброшу. Значит, в полпервого быть здесь?

— Да, если дождь пойдет с вечера…

Никогда еще Тошка так не ждал дождя. Просто места себе не находил. Однако волнения его были напрасны — дождь начался в пол-одиннадцатого. Зашуршал по крышам, забился в водосточных трубах, подул влажным ветерком в открытые окна.

— Обложной, — сказал отец, выглядывая во двор. — Теперь зарядит дня на два. Туман с моря ползет…

— Чудесно!

— Что же здесь чудесного? — удивился отец и подозрительно посмотрел на Тошку.

— Нет… Ничего… — Тошка готов был проглотить язык. — Я хотел сказать: в чудесное же место мы переехали — все дождь да дождь. К тому же обложной.

— Шел бы ты лучше спать…

Когда часы пробили двенадцать, Тошка осторожно спустил ноги на пол и прислушался. Дверь в соседнюю комнату была плотно закрыта. В доме все спали. Стараясь не шуметь, он оделся и, подняв над головой сандалеты, вышел на цыпочках в коридор.

Дождь барабанил по натянутому над балконом полосатому тенту. Оцинкованная водосточная труба была холодной и скользкой. Она уходила вниз, в черную пугающую пустоту. У Тошки в животе заворочались какие-то маленькие колючие льдинки. «Подумаешь, всего-навсего второй этаж», успокоил он себя и, зажав в зубах ремешки от сандалет, перешагнул через балконные перила…

Через час он уже плыл с Ерго сквозь туман, к невидимому в ночной непогоде Нижнему мысу. В большом брезентовом плаще боцмана было тепло и уютно. Тошка сидел на корме и клевал носом. Ерго греб не спеша, коротко и сильно взмахивая веслами. Лодку чуть покачивало.

— Покрасил я ее заново, — говорил он. — Пускай теперь голубая будет. Как весла, вся голубая. Вот название начал писать, не докончил, стемнело.

— Какое название? — хотел было спросить Тошка, но сон большой мягкой ладонью словно гладил его по лицу и мешал говорить.

Нижний мыс, сплошь заросший кустами ежевики, терновника и дикой сливы, был окутан плотным белесым туманом. Ерго привязал лодку и подтолкнул Тошку вперед.

— Пошли, олан!

Сырая трава цеплялась за брюки. Они моментально промокли и противно прилипали к коленкам.

«Эх, надо было ботфорты надеть!» — с сожалением подумал Тошка.

— Свети, — сказал Ерго.

Ровный прямой луч уперся в кусты. Листва сверкала, усыпанная мелким серебряным бисером капель.

— Ниже свети, в траву, под кусты. Вот так. Хорошо. Молодец.

Они прошли шагов двадцать. И вдруг луч осветил перепелку. Птица, забившись в траву, испуганно поблескивала круглым глазом. Казалось, что яркий свет придавил ее к земле. Она была совсем рядом. Тошка мог дотянуться до нее рукой. Мокрые бурые перья с ржаво-желтыми полосками и темная головка с маленьким, слегка изогнутым клювом. Луч фонаря дрогнул и сместился в сторону. Это Тошка потянулся к перепелке. Но в то же мгновение она с громким треском взлетела и исчезла в темноте.

— Э, олан, — рассмеялся Ерго. — Рукой ее не возьмешь. Сеткой надо. Рука свет закрывает.

Следующую перепелку Тошка уже не пытался поймать руками, и боцман ловко накрыл ее своей сеткой. Они бродили по мысу часа два. В мешке у Ерго было уже, по меньшей мере, штук тридцать птиц.

— Давай отдохнем, — сказал боцман, присаживаясь на бугорок.

Туман стелился над самой водой. Дождь продолжал моросить. Ерго сидел и курил, зажав трубку в кулаке. Неожиданно он прислушался. Кто-то, осторожно ступая, шел по прибойной полосе.

— Один… два… три человека идут, — чуть слышно сказал боцман. — Тихо сиди, Тошка.

Шаги удалялись. Один из идущих глухо покашливал. Ерго встал и, слегка наклонившись, быстро пошел вдоль кустов. Култышка мешала ему, цеплялась за траву.

— Кто это? — шепнул Тошка, догнав боцмана. — Может, тоже охотники?

— А зачем на конец мыса пошли? Что там делать? Это не охотники, это непонятные люди.

Из темноты долетел чуть слышный стук весел — видимо, их надевали на уключины.

— Шлюпка у них, — боцман тронул Тошку за плечо. — Пойдем быстро!

Они бегом добрались до своей лодки. Ерго влез в нее первым. Разобрал весла.

— Отвязывай чалку!.. Хорошую погоду выбрали. Жулики…

Тошка непослушными пальцами принялся распутывать тугой, набухший от воды морской узел. Чалка была твердой и никак не поддавалась. Он попробовал растянуть петлю зубами. Соленая веревка колола губы.

— Режь! — сказал боцман и протянул Тошке бебут. Нож сверкнул в темноте узким длинным лезвием. Обрезанный конец чалки с тихим всплеском упал в воду. Ерго греб стоя, не вынимая из воды весел. Казалось, что лодка плывет по черному ночному воздуху. Из висящего над морем тумана донеслись невнятные голоса:

— В четверг здесь же… Если погода поможет… Кожа нужна… Можно замшу… Шелковые чулки, лучше итальянские… Нет, все спокойно… Продали без остатка… Деньги, где всегда…

Ерго бросил весла и, взяв с банки фонарь, включил его.

— Эй, на шлюпке! — крикнул он. — Кончай работу! Пограничный патруль на берегу ждет!

В луче фонаря мелькнули серые фигуры, пригнувшиеся к борту шлюпки. А рядом — нос фелюги и человек с большим мешком на спине. Он заслонился от света поднятым локтем.

— Врет он! Здесь чисто! — донеслось из тумана, со стороны берега. И тогда над кормой шлюпки вспыхнула яркая искорка. Выстрел щелкнул сухо, как костяшка на папиных счетах. Фонарь упал в воду, и сразу стало темно. Путаясь в плаще, Тошка бросился к боцману. Ерго лежал спиной на банке, голова его клонилась набок. Тошка попытался удержать ее, хватался ладонями за колючие щеки: