Пробуждение - Пётр Губанов

— Уходите с корабля, ваше благородие, пока трап но убрали, — с клокочущей злостью прошипел мне на ухо рулевой Гвоздеев. — А то потом поздно будет. — Коричневые зрачки его помутнели, остановись на мне. — Или вам хочется рыб собою покормить? Не сове-ту-ем!

Он положил руки на рулевое колесо, отставил ногу. Не глядя на меня, но чувствуя, что я не собираюсь уходить, продолжал:

— Не с японцами, чай, воевать собрались. Из буржуев потроха выпускать идем, ваше благородие. Жарковато будет! И не ваше дело теперь толкаться на мостике, барин!

— Я не барин, — глухо возразил я. — И с корабля уйду последним.

— Посмотрим.

Заработал гребной винт. Взвихрив у стенки зеленопенную воду, «Безупречный» дал ход.

— Идите в каюту, ваше благородие, и не мешайте нам, — обернувшись ко мне, бросил Гвоздеев.

Тяжелым камнем перевернулись внутри боль, и обида, и оскорбленное командирское достоинство.

На верхней палубе, в машинно-котельном отделении и на мостике хозяевами были восставшие. Снарядный погреб, пирамиды с оружием захватили кондукторы с примкнувшей к ним частью нижних чинов. Во главе с Кузьмой Цукановым они охраняли двери и люки в нижнее помещение.

В это время «Тревожный» дал залп. Он шел с намерением выстроиться в кильватер «Бодрому». «Грозовой» пересек ему курс. С развернутыми в его сторону орудиями «Грозовой» шел к нему на сближение вплотную. Лейтенант Назимов своим миноносцем отсекал «Тревожный» от строя восставших кораблей, прижимал к противоположному берегу. Он стоял на мостике в напряженно-воинственной позе и, потрясая мегафоном, громко ругался.

— Спусти флаг, Оводов, — кричал он, — или я потоплю «Тревожный» вместе с твоими бунтовщиками!

Когда «Тревожный» ткнулся в стенку Угольной гавани, «Грозовой» отвернул и погнался за мной. Орудия «Грозового» были направлены в корму «Безупречному».

— Наведите порядок, лейтенант Евдокимов, — послышался голос Назимова.

«Выслуживается, а трусит, — подумал я, уловив в голосе нотки растерянности. — Крепостник! Застрелить готов отца родного, коли прикажут».

Гвоздеев положил руль лево на борт. От сильного толчка я чуть не упал за борт. Миноносец ударился форштевнем в край угольной площадки. Началась паника. Матросы стали прыгать на стенку. Из внутренних помещений хлынула наверх часть команды, не поддавшаяся восстанию. До них дошел слух, что «Безупречный» будет потоплен.

Я остался на мостике один. «Грозовой» лег на курс по направлению к канонерской лодке «Маньчжур». Канонерка стояла на якоре в горле бухты, у входа в Уссурийский залив, недалеко от угольной площадки. «Маньчжур» был самый сильный артиллерийский корабль на рейде. (Крейсер «Аскольд» все еще ремонтировался, и орудия его были разобраны.) Мое внимание привлекла канонерская лодка. На баке ее было черно от бушлатов. Матросы шумели, кричали, требовали. Несколько офицеров стояли напротив. Видимо, уговаривали. В шуме десятков голосов слов разобрать было невозможно.

На правом шкафуте внезапно появился капитан первого ранга Раден.

— Горнист! Играть «Тревогу»! — зычным голосом скомандовал он. — Караул, с ружьями на шканцы!

Из толпы выступило несколько матросов.

— Братцы! Не надо играть «Тревогу»! — закричали они. — Вашими руками драконы собираются нас расстреливать!

— Бей извергов! — раздался на канонерке громкий крик, похожий на вопль. — За борт их!

— Господа офицеры, к пулеметам! — невозмутимо командовал Раден.

Десятка два офицеров и кондукторов бросились к пулеметам. Из люка высунулся бородатый квартирмейстер с охапкой пулеметных лент.

— Зачем несешь ленты, сволочь? Назад! — раздался визгливый голос.

— Бей! Бросай за борт!

И черная масса бушлатов двинулась вслед за убегавшими офицерами. Те стали стрелять из револьверов. Несколько человек упало.

— Назад, ребята! Захватывай пушки! Поможем братьям с миноносцев!

— Сигнальщик! Давай красный флаг! — закричал матрос, пробегая мимо командира канонерской лодки.

Я видел, как матросы срывали флаги расцвечивания, поднятые по случаю памяти избавления царской семьи от угрожавшей опасности. Потом вдоль мачты поползло вверх большое ярко-красное полотнище.

Остальное произошло в несколько секунд. Флаг замер на половине пути. Пятеро офицеров, прибежав на мостик, в упор били из револьверов по столпившимся матросам. Черные бушлаты живой стеной стояли вокруг мачты, на которой слабо трепыхался лоскут алой материи. Когда у мачты не осталось ни одного матроса, флаг медленно, словно нехотя, пополз вниз и, сорванный чьей-то рукой, полетел за борт.

На лодке раздались винтовочные и револьверные выстрелы. Оттуда доносились крики ярости и стоны раненых. Командира на шкафуте не было. Я увидел его у носового орудия. Он спрятался от пуль за щитом. Хищно согнувшись и тщательно целясь, Раден стрелял из револьвера в пытавшихся приблизиться к пушке матросов. За ним стояли два мичмана и тоже стреляли…

«Скорый» с развевающимся на стеньге мачты алым полотнищем медленно шел на выход из бухты впереди двух миноносцев. Корпус его нервно содрогался от орудийных залпов. Снаряды разрывались на берегу. Нетронутая взрывами поверхность бухты отливала стальной синевой. Внезапно раздался мощный грохот. Охровый дым тяжелым облаком заколыхался у борта канонерской лодки «Маньчжур». Когда дым немного рассеялся, я увидел на верхней палубе лодки склонившихся у пушек офицеров. Они сами заряжали и стреляли. Кондукторы подносили снаряды. Матросов не было видно. Носовое орудие наводил командир лодки барон Раден. Он был ярко заметен в белом кителе. На плечах его золотом поблескивали погоны. Заряжали орудие два мичмана.

Справа и слева от «Скорого» поднялись фонтаны воды, ядовито-зеленые у основания, блестяще-белые вверху. Залп. Еще залп. Взорванные бело-зеленые водяные массы окатывают серые тела трех миноносцев. Их корпусы содрогаются и гудят, как гигантские камертоны…

«Маньчжур» орудийным огнем ударил в спину и сердце восстания. Рядом с ним стоят на якорях верные правительству «Статный» и «Смелый». К ним подошел «Грозовой» и отдал якорь. Выход из бухты закрыт. «Сердитый» и «Бодрый» поворачивают на обратный курс и идут к месту своей стоянки, к стенке Строительного порта. По вспененной снарядами прозрачно-зеленой воде идет «Скорый» еще несколько секунд том же курсом. Потом ложится, на циркуляцию. Теперь он остался один против трех миноносцев, канонерской лодки и верных правительству крепостных батарей. Отстреливаясь, «Скорый» шел в глубь бухты, в сторону Гнилого Угла, и громко завывал сиреной, словно звал кого-то на помощь. Желто-зелено-белые водяные холмы вставали по курсу, справа и слева. Осколки стальным дождем хлестали по корпусу и надстройке, сметали людей, стоявших у орудий. По бухте перекатывалось пенное кружево.