Между-Мир - Алан Фостер

Сначала они устраивают большое представление, демонстрируя желание помочь нам. Затем они слегка удаляются от своих домашних очагов, а в это время выясняется, что у них, оказывается, совсем другие планы. — Кохома повернулся к Борну. — А может быть, вы потому стремитесь повернуть назад, что подошли к такому пятидневному рубежу, который не пересекал еще и…

Вдруг осознав, что зашел слишком далеко, Кохома остановился.

— Ты не знаешь, что такое акади, — с тихой яростью прошептал Борн.

— А если бы ты знал, то задал бы только один вопрос: когда мы побежим обратно?

— Борн, — заговорила Логан. — Я не думаю, что…

— Вот ты говоришь об остановке, о мужестве, об обещании. Вы думаете, что я рискую своей жизнью потому, что у меня доброе сердце?

Вы думаете, что я делаю это ради кого-то из вас? Никто из вас меня не волнует, вы великий, холодный народ! — Борн немного успокоился и обратился к Кохоме. — Вы отличаетесь от нас ростом, цветом кожи и умом. Вы прибыли к нам на воздушном корабле из металла, похожего на тот, из которого делают топоры. И я спустился в глубины Ада не для того, чтобы спасать вас, а для того, чтобы посмотреть, что это за корабль. Кое-что разузнать. Для собственного удовольствия. Я иду к вашей станции по той же самой причине — не для того, чтобы спасти ваши жизни, а для себя самого, самого. И из-за меня мы вернемся, из-за меня, Лостинга и нашего народа, а не из-за вас. Вы же можете продолжать свой путь и умереть, или спрятаться и переждать, когда акади нападут на ваш след. Это не для меня. Мы не можем продолжать путь. Может, мы его никогда не сможем продолжить снова. Мы должны вернутся Домой.

— Борн, — после долгого молчания сказала Логан, — нам неизвестны ваши дороги и многое в вашем мире. Вы должны простить нас. Кто такие акади и почему они заставляют нас вернуться?

— Мы должны предупредить Дом, — сказал Лостинг. — Акади могут пройти там. Если мы предупредим, все будет в порядке. Если нет, — он пожал плечами, — мы должны попытаться остановить их.

— Я верю тебе, Лостинг, — нерешительно признался Борн. — Но мне нужны хоть какие-то доказательства. — Он указал на Кохому и Логан. — Мне кажется, если бы великаны увидели следы, которые оставляют после себя акади, то это ускорило бы наше возвращение.

Лостинг согласно кивнул и встал на ноги.

— Они не так далеко отсюда, не так далеко, как хотелось бы. Мы можем подойти поближе.

Оба охотника стали спускаться. Кохоме и Логан пришлось поторопиться, чтобы успеть за ними. Логан споткнулась и обошла цепкие колючки, ветки и листья с зазубренными краями. Руума-Хум шагал под ней, готовый при случае поддержать ее. В течение дня Логан получала тысячу порезов, особенно тяжело было первые два дня, когда женщина совершенно выбилась из сил от тяжести пути. Позже она уже стала привыкать, но не переставала удивляться Борну, который, казалось, никогда не страдал от этих порезов и царапин, несмотря на толстые колючие ветки, сквозь которые он прокладывал путь. Это было совершенно необъяснимо. Несомненно, размышляла Логан, это из-за его меньшего, чем у нее, роста, гибкого тела, врожденного знания особенностей этой местности — все это помогало ему ловко продираться сквозь густо сплетенную паутину листьев, стволов и веток.

Вдруг перед Логан возникла массивная зеленая фигура. На этот раз она не отскочила, но душа ее все же затрепетала. Тими начинала привыкать к размерам фуркота и к его молчаливому появлению.

— Руума-Хум, что такое акади?

Фуркот засопел.

— Это то, что ест.

— Это что-то одно или много?

— Есть тысячи, а есть и один, — ответил Руума-Хум.

— Как может быть тысячи и только один? — любопытствовала Логан.

Руума-Хум раздраженно зарычал:

— Спроси об этом акади.

Он соскочил с ветки вниз.

Логан пошла на ним, не упуская его из виду и произнося про себя напыщенно: «Внутри под листвой!.. Под листвой… Внутри под листвой… листвой. Эмфол… Проникновение в листвяную глубь». Вполне понятная терминология для тех, кто знаком с суевериями этих людей, размышляла она. А мне что-то непонятно. Ладно, это подождет.

Лостинг был прав. Идти далеко не было необходимости.

Теперь они пробирались сквозь густо-растущую чащу надземных растений с ярко-желтыми прожилками. Они росли под прямым углам, образовывая некоторое подобие живой шахматной доски. Лостинг считал, что лучше было бы обойти это место окольным путем, который пролегал совсем рядом.

Кохома протянул руку и ухватился за несколько стеблей толщиной в палец, которые так сильно переплелись между собой, что образовали сеть.

— Зачем обходить? — спросил он Борна, глянув на его нож с широким лезвием, и сдавил стебель. — Это травяное растение — нежное, мягкое.

Поскольку мы торопимся, почему бы нам не прорубить дорогу сквозь него?

— Ты с таким безразличием относишься к смерти, — сказал ему Борн, рассматривая Кохому так, словно изучал насекомое под микроскопом. — Возможно, что в твоем собственном мире ты охотишься и за разными растениями тоже? — В своих словах Борн сделал очевидный упор на слова «разные растения».

Теперь Кохома уставился на Борна.

— Это всего лишь большое сочное растение.

— Оно живое, — терпеливо объяснил Борн. — Если мы вырубим стебли, оно перестанет быть живым. Зачем? Чтобы сэкономить время?

— Не только поэтому. Если вокруг нас есть что-то, пожирающее все подряд, я не хотел бы попасться в ловушку в тесном пространстве. Чем больше вокруг расчищенного места, тем лучше, — возразил Кохома.

Борн и Лостинг обменялись взглядами. Недалеко дожидались два фуркота.

— Он убил бы только ради нескольких минут яркого света, — с удивлением заметил Борн. — Твои первостепенные нужды чужды нам, Жан Кохома. Мы пойдем в обход.

У Кохомы были еще вопросы, как и у Логан. Но как бы то ни было, ни Борн, ни Лостинг не ответили бы на них сейчас.

В конечном итоге люди обошли заросли растений, растущих подобно шахматной доске. И вот они уже двигались в густых дебрях. Поворот, и вдруг неожиданно они вышли на открытое пространство, как раз такое, о котором мечтал Кохома, к которому из леса вел туннель. Туннель был выше человеческого роста, выше, чем Логан или Кохома. Он был добрых пяти метров шириной, протянувшийся ровной линией вправо и влево.

— Это сделали акади. Они глупые и действуют бесцельно, пожирают все на своем пути, оставляя за собой вот такое. — Лостинг показал на пустое пространство. — Внутри такого туннеля жизнь вымирает, прекращает свое существование. Она просто исчезает… куда?

— Они всегда идут так прямо? — спросила Логан.

— Нет. Колонна высылает своих разведчиков. Если пища лежит в другом направлении, акади отклоняются и проедают заросли в другом направлении. Если они пустились в путь, ничто не остановит их, только их собственный охотник. Посмотри. — Лостинг показал на дно туннеля. — Они прожрут все, что угодно, поглощая все живое на своем пути, все, что не может уйти с их дороги. Я видел, как они насквозь проели сердце Колонны-дерева. Говорят, что если стоять на самом краю туннеля, проделанного акади, то можно легко быть схваченным и втянутым в этот туннель. Но акади, тем не менее, этого не сделают, так как не возвращаются назад, не отступают от начатого дела. Когда передние в колонне насыщаются, они отступают, уступая место другим, чтобы те особи, в свою очередь, тоже могли насытиться. К тому времени, когда последние насытились, первые уже снова голодны. Они останавливаются только для отдыха и размножения.