Приручить единорога (Странное предложение) - Айрис Джоансен

Потом она услышала, как в груди Сэнтина родился гортанный, звериный стон, и почувствовала, как его мускулы окаменели в невероятном напряжении.

Не отрываясь от ее губ, Сэнтин одним быстрым движением подхватил Жанну на руки и усадил к себе на колени, продолжая удерживать ее в объятиях словно дитя в колыбели. При этом Жанне показалось, что она вот-вот потеряет сознание, однако сквозь тонкую ткань платья она ясно ощущала силу его возбуждения. Это открытие заставило ее вздрогнуть от страха. Какой же маленькой, хрупкой, беззащитной она казалась себе по сравнению с его дикой мужественностью и силой! Сэнтин состоял словно из одних только мускулов и инстинктов, требовавших немедленного удовлетворения. Если бы он захотел, он мог бы, наверное, без труда смять, раздавить ее хрупкое тело в своих медвежьих объятиях.

Но эта минутная паника быстро прошла, и Жанна обнаружила, что Сэнтина трясет как в лихорадке. Это было невероятно, но это было так! Женское чутье помогло ей почти сразу понять, в чем тут дело: он хотел ее, и она была нужна ему. Это было так удивительно и в то же самое время — так прекрасно, что ее собственный страх куда-то исчез, и на смену ему пришли уверенность в себе и буйная радость, которую невозможно было сдержать.

Сэнтин наконец-то оторвал губы от ее рта и ткнулся лицом в нежное тепло ее шеи. Его дыхание стало громким и трудным.

— Боже, как я хочу тебя! — шепнул он. — Весь вечер я ревновал тебя, как школьник, пока вы с Доусоном щебетали в баре. Я не хочу, чтобы ты улыбалась кому-то, кроме меня, не хочу, слышишь?

— Ты сам велел ему развлекать меня, — попыталась возразить Жанна и слабо ахнула, когда Сэнтин спустил желтое платье с обоих ее плечей и приник губами к обнажившейся коже.

— Но ты не должна была так явно наслаждаться его обществом, — глухо отозвался Сэнтин, чувствительно прихватывая зубами ее разгоряченную бархатистую кожу. — В следующий раз я не отпущу тебя ни на шаг.

Его руки скользнули куда-то за спину Жанне, и легкий холодок ожег ей спину, когда Сэнтин на ощупь отыскал застежку-«молнию» и расстегнул ее. Жанна невольно вздрогнула, почувствовав на своей голой спине его большие, сильные руки с мягкими, чуть шершавыми ладонями, и напряглась.

— Не бойся, — шепнул Сэнтин. Его голос был удивительно нежным, мягким, лишенным его привычной отрывистой властности. — Я не сделаю тебе больно, моя маленькая дикарка. Ты просто прелесть, Жанна, настоящая маленькая прелесть…

Приговаривая так, он продолжал гладить ее по спине, словно на самом деле успокаивая пугливое дикое животное, впервые увидевшее вблизи человека.

— Я хочу, чтобы мои руки узнали тебя, напились тобой. На ощупь ты похожа на золотистый шелк — такой же гладкий, как твоя кожа, и такой же теплый… Удивительно, я никогда раньше не думал, что просто держать женщину в объятиях может быть так приятно!

Быстрым движением он накрыл ладонями ее груди.

— Господи, какая приятная тяжесть! — пробормотал он невнятно, покрывая торопливыми жадными поцелуями ее шею и лицо. — Как мне хочется рассмотреть их поближе!

С этими словами Сэнтин подался вперед и закрыл ей рот горячим и влажным поцелуем, от которого у Жанны голова пошла кругом. Руки его тем временем спустили лиф ее платья почти до пояса и снова вернулись к временно оставленным ими соблазнительным выпуклостям. Большими пальцами Сэнтин принялся ласкать ее все еще спящие соски, которые сразу отвердели и заострились от ласки, и Жанна со стыдом почувствовала, как груди ее тяжелеют, словно наливающиеся соком тропические фрукты. Они как будто сами предлагали себя Сэнтину, и Жанна, не выдержав этой сладкой муки, издала не то стон, не то вскрик, но прижатые к ее губам жадные губы Сэнтина заглушили этот негромкий звук.

Неожиданно он мягко отстранил ее от себя и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, стал, прищурившись, смотреть на ее грудь. Взгляд его был пристальным и таким же жгучим, возбуждающим, как и нежные, чувственные прикосновения рук.

— Ты прекрасна! — сказал Сэнтин, касаясь кончиком пальца бледно-розового ореола соска. — Природа подарила тебе все самые нежные оттенки кремового, оливкового и розового.

Он судорожно вздохнул и снова накрыл ее упругие, словно литые груди своими ладонями.

— Ты похожа на богиню земли и плодородия, какой ее представляли древние племена. Маленькая Мать Земли, вот кто ты такая!

Жанна увидела, что голова Сэнтина медленно склоняется, как будто какая-то непреодолимая сила пригибала ее к земле. В следующее мгновение его губы легко коснулись напряженного соска и бережно, деликатно вобрали его в себя. От этой ласки по всему телу Жанны пробежал как будто слабый электрический ток. Она вздрогнула, почувствовав, как внутри ее нарастает чистое, примитивное желание, а Сэнтин уже обрабатывал ее соски кончиком языка, который ласкал, дразнил, возбуждал. Переходя от одной груди к другой, он на мгновение поднял взгляд, и Жанна поразилась гипнотической силе его темных глаз, в которых жарко горел огонь желания и нежности.

— Дай мне прильнуть к твоей полной груди, о, маленькая Мать Земли! Дай мне напиться твоей любви допьяна, — нараспев проговорил он, и, прежде чем Жанна успела осознать, что она делает, ее пальцы уже зарылись в черные, чуть вьющиеся волосы Сэнтина, с силой прижимая к себе его голову.

Сэнтин застонал от удовольствия, когда его губы снова сомкнулись на ее напряженном соске. Сейчас он действовал не только губами и языком, но и зубами, с такой силой втягивая в себя ее эластичную мягкую плоть, что, если бы не владевшее ею возбуждение, Жанна, наверное, вскрикнула бы от боли.

А Сэнтин продолжал ласкать, мять, тянуть ее груди, переходя от одного соска к другому, и каждый раз, когда он губами вбирал ее груди в себя, внутри ее волной разливался жар. Жанна не могла даже стонать, и только сильнее прижимала к себе его голову. Ей казалось, что еще немного, и она сойдет с ума от желания. Дыхание ее стало быстрым и частым, а глаза она закрыла, стараясь справиться с усиливающимся головокружением. Чувственная ласка Сэнтина была похожа на реку, и стремительный бурный поток уносил ее все дальше и дальше от действительности.

— Открой глаза! — услышала она требовательный голос Сэнтина. — Я хочу знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я тебя.

Жанна с усилием подняла тяжелые, словно свинцовые веки. Взгляд ее темно-карих глаз был рассеянным, затуманенным, так что она едва могла разглядеть его лицо и глаза, которые пристально, проникая до самых глубин, вглядывались в ее глаза. Во взгляде Сэнтина горел огонь неутоленного, жгучего желания и непонятной тоски, но Жанна не видела этого и не могла понять, чего же он от нее хочет, потому что ее собственные чувства уже не повиновались ей.