Близится утро - Сергей Лукьяненко

– Если бы Сын Божий остался с людьми, все могло быть по-другому, – сказал Антуан. – Так, ваше преосвященство?

– Это ересь, – жестко ответил Жерар. – Самая настоящая ересь, за которую даже в наш просвещенный век отлучают от Церкви. Но я допускаю, что это так.

Если бы в Ироде или его слугах было меньше злобы или если бы Иосиф пустился в бегство сразу же, получив откровение от Бога, – Сын Божий мог остаться с людьми. И искупить наши грехи... как-то иначе. Его убила злоба и алчность... вот почему, быть может, в нашем мире так много злобы и алчности.

Да уж, другого такого епископа, как Жерар, в Державе не было.

– Мало хорошего в том, чтобы расти, зная: были истреблены тысячи невинных младенцев, и лишь тебе позволено спастись, – заметил Антуан.

Я непроизвольно сложил руки лодочкой. Сестра, прости такие речи... и прости, что я их слушаю!

А епископ, бывший когда-то вором, и старик, бывший когда-то летуном, уже сцепились намертво. В самом настоящем богословском диспуте, оба поочередно забираясь в ересь.

– Каждый отец бережет своего ребенка! – резко возразил Жерар. – И Господь мог сберечь Сына Своего!

– Плох тот отец, что бережет своего ребенка, но пройдет мимо чужого, которому грозит беда, – немедленно парировал Антуан.

– Людям дана свобода, свобода творить и добро, и зло. Все мы – дети Господа. Но никакой родитель не следит за каждым шагом своего ребенка.

– Потому я и говорю, что не мог Бог спасти Своего Сына и позволить погибнуть другим. Он мог либо остановить Ирода вовсе, либо смириться с тем, что Его Сын разделит общую судьбу, – торжествующе заявил Антуан. – Иное невозможно!

Окажись Ирод милосерднее, не пришлось бы Господу брать себе Пасынка среди людей. Но произошло то, что не могло не произойти!

Жерар покачал головой. Пробормотал, с некоторым восхищением:

– Казуист... Да, наш мир таков, каков он есть. И вряд ли мог быть другим.

Но зачем Богу снова брать себе Пасынка из числа людей? Значит ли это, что Искупитель в чем-то ошибся? Или близится день Страшного Суда? Церковь сейчас раздроблена, вряд ли это тайна. Но более того, Церковь одержима желанием узнать Изначальное Слово. Получить все богатства, скопленные за две тысячи лет. Я понимаю, когда эта жажда движет Владетелем... – Епископ усмехнулся и уточнил:

– Заставляет охотиться за собственным сыном. Блеск железа всегда слепил людям глаза и омрачал разум. Но Церковь, одержимая корыстью, – это не та Церковь, которую основал Искупитель.

– Ваше преосвященство, но ваш голос многое значит... – заметил Антуан.

– Многое. Но он далеко не решающий. Преемник Искупителя, Юлий, тоже здравомыслящий и бескорыстный человек. Более того, глава Церкви. Однако и ему не под силу остановить охоту. Он хотя бы пытается доискаться до правды... понять, кто есть Маркус... но многим нужна лишь Книга, которую прячет принц.

– И что вы будете делать? – спросил Антуан. Жерар ответил не сразу. Молчал так долго, что я ожидал нового обращения к притчам. Но вместо того епископ спросил меня:

– Восьмой, говоришь?

– Я, Хелен, Луиза, Арнольд, Жан, Йене, Антуан, – перечислил я. – Так или иначе, но мы уже следуем за Маркусом. Сомневаемся в нем, боимся, но следуем.

Все-таки я думаю, что он Искупитель. Новый Искупитель, пришедший в мир. Добро, а не зло. И если ваше преосвященство... то нас станет восемь.

Жерар молчал.

– Может быть, он Искупитель, – сказал Антуан. – Может быть, Искуситель, а час Искупителя еще не настал. А может быть, просто человек, в чьих руках самая святая тайна мироздания. Но я хотел бы понять это сам. И... если ваше преосвященство разделяет эту тягу к истине... Вы ведь не зря следовали в Аквиникум? Возможно, это и впрямь знак свыше?

– Я всего лишь сел и подумал: куда может отправиться Маркус, – сухо сказал Жерар. – Подальше от Державы, но чтобы при этом не попасть руссийской разведке.

Подумал об Иудее. Самый удобный маршрут – через Паннонию и Османскую империю.

Потом я стал выяснять все о его спутниках. Ильмар уже не шел в счет, я знал, что он схвачен. А вот Арнольд, офицер Стражи... Он родом из-под Вены. Старший сын клана. По всей Паннонии живут его родственники, которые не испугаются гнева Дома и помогут ему. Вот тогда я и решил отправиться в Аквиникум, полечить кости в его купальнях.

Немножко отдернув занавеску, я стал смотреть в оконце. Надо же... вот таких тонкостей про Арнольда я и не знал. Лишний довод в пользу Паннонии, узнает Жан – обрадуется своей прозорливости.

Неслась за окном дорога, мелькали вдали черепичные крыши маленькой деревушки. Мы уже ехали в гору, но шестерка крепких лошадей пока тянула исправно. Где-то позади остался дилижанс, в котором мы начали путь и в котором наверняка судачили сейчас о двух иудеях, взятых епископом в свою карету.

Простые разговоры, простые заботы. Не то, что у нас.

– Если Маркус – Искуситель, а мы не поймем этого, все адские льды наши, сказал за спиной Жерар. Антуан немедленно отозвался:

– А если не захотим разобраться? Испугаемся выпавшей судьбы?

На самом-то деле наша судьба решалась сейчас. Не посмеет бунтарь-епископ так далеко пойти против воли Церкви, передаст нас в руки святых братьев – и все. Придется Маркусу других апостолов искать, если, конечно, самого не схватят. Никто его не защитит. Если уж Бог собственного сына от римского меча не спас...

– Еще четверо, – сказал Жерар. – Любопытно. Лишь один из нас сохранит верность Искупителю... если все пойдет так же.

И я понял, что на время наша судьба решена.

– Ничего не может повторяться, – сказал Антуан. – Ничего. Ветер играет песком, строя в пустыне барханы. Они похожи друг на друга, но стоит приглядеться – и видно, что различий больше, чем сходства. Даже песчинки не одинаковы, и ложатся рядом по-разному. А что говорить о людях?

– Люди не песок, – ответил Жерар. – Мы можем идти против ветра, пока хватает сил.

Часть вторая. Аквиникум

Глава первая, в которой мы постигаем чудо, но сам чудотворец остается в неведении

Такой роскоши, как нынче, я давно не встречал. Сидели мы на террасе, куда вели двери только из наших номеров. Лучших номеров лучшей в городе гостиницы «Геллерт». Сидели втроем: я, Жерар и Антуан. Аквиникум встретил нас почти по-летнему теплой погодой, и сидеть в четырех стенах не хотелось. На столе было и белое и красное вино, и персиковая наливка, и изобилие легких закусок: от знаменитой на всю Державу гусиной печенки по-гечейски до сыра на палочках по-аквиникумски. Для серьезной еды время еще не пришло, мы только что проснулись после последнего, самого долгого и тяжелого перегона. В город мы приехали глубокой ночью, разглядеть его толком не удалось, да и глаза уже слипались.