Скитальцы - Диана Удовиченко

Мальчишка удивленно прищурился, разглядывая почерневшее серебро и крохотный камешек.

— Непохоже. Нет ощущения волшебства.

— Он не так прост.

Я рассказала ему все, что мне удалось разглядеть в раш-и. У Лэя загорелись глаза:

— Может, это были не видения, а медальон способен показывать прошлое? А может, с его помощью можно даже путешествовать во времени? И что значит черное пламя, которое ты видела?

Его любознательность меня настораживала и тревожила.

— Артефакт — не игрушка! — наставительно сказала я, отбирая у эльфа медальон и надевая его себе на шею. — Пусть у меня побудет, так безопаснее.

— Кстати, а в нем не может быть следящих чар? — ничуть не обидевшись, спросил ушастик. — Помнишь же, я рассказывал про свою шпагу…

— Нет, этого точно нет. Я бы почувствовала. Да к тому же у Атиуса нет связи с этой штукой. Он понятия не имеет о свойствах артефакта, надеялся, что я узнаю. А теперь я ложусь спать. Ты первый дежуришь…

Я мгновенно уснула. Лэй сидел у костра, чутко прислушиваясь к ночным звукам.

Наутро мы подъехали к Ятунхейму и остановились, разглядывая неприветливый черный лес, еще не одевшийся молодой зеленью листвы.

— А вот интересно: как нордийцы справляются со здешними тварями? — задумчиво проговорил Лэй. — Вроде бы они не такие воинственные, как орки.

— А морт их знает. Может, ятуны сюда не ходят.

— Почему это? Здесь более легкая добыча. Или орки намного вкуснее людей?

— Не знаю. Поехали, чего тянуть?

— Подожди, — остановил меня ушастик. — Коней надо оставить.

— Нет! — непроизвольно вырвалось у меня.

Но я тут же осеклась, поняв правоту эльфа. С лошадьми в лесу далеко не уйдешь. Продираться сквозь чащу и лезть через буреломы легче пешком. А кони — дополнительный соблазн для ятунов и обуза, которую придется защищать. Но бросить Зверя, расстаться с ним уже второй раз… сердце обливалось кровью.

— Отправим их к навстречу погоне, — грустно произнес мальчишка, — тогда все решат, что мы погибли в лесу. А кони хорошие, люди о них позаботятся.

— Кони подумают, что мы их предали, — сквозь зубы процедила я.

— Ну что ты! — воскликнул эльф. — Животные гораздо умнее, чем это принято считать. Ты только объясни Зверю, и он все поймет!

Я спешилась, обняла крутую шею коня, прижалась щекой, погладила шелковистую шкуру.

— Прости, Зверь. Но тебе туда нельзя. Пойдешь к людям… — А ведь не так давно я уже прощалась с конем. Но потом он ко мне вернулся. Обдумав пришедшую в голову шальную идею, я решительно закончила: — Ты жди, Зверь. Если выйду живой из Ятунхейма, вернусь за тобой.

Конь тихо заржал, и в его голосе мне послышалась печаль. Лэй что-то нашептывал Нарциссу, положив ладонь на его лоб. Жеребец бил копытом и строптиво вскидывал голову, эльф продолжал уговаривать. Наконец конь, казалось, понял хозяина и послушно покивал.

— Все в порядке, — проговорил Лэй. — Они пойдут навстречу людям. Тем более что погоня уже близко. Уходим.

Я вытащила из седельных петель фламберг, закинула на плечо. Кони развернулись и побрели прочь от Ятунхейма, а мы вошли под негостеприимный кров его деревьев.

— А что… — начал было Лэй, но я подняла руку и прошептала:

— Говори тише. А лучше молчи. У них хороший слух. Здесь ты подчиняешься мне и делаешь все, что я прикажу.

Эльф кивнул.

— Пойдем короткой тропой на восток. К завтрашнему утру сможем обогнуть горы и выбраться к Безымянным землям. Все. Пошли.

Напрасно я опасалась за мальчишку. Как-то не учла, что он родился и вырос в лесу. Лэй двигался так бесшумно, что я рядом с ним чувствовала себя сохатым, который пытается состязаться в легкости с бабочкой. Под его ногой ни разу не затрещала ветка, не зашуршали сухие листья, устилавшие землю. Воочию наблюдая знаменитое эльфийское единение с природой, я вспомнила слова высокомерной леди Науриэль: «Магия жизни, которою владеют лучшие волшебники нашего народа, заключается в призыве высших духов природы». Лэй, конечно, в Бриллиантовом лесу считался бездарностью, но наверняка силы саториса позволили ему освоить науку общения с духами. Это, подумала я, будет очень кстати при встрече с ятунами.

Но мальчишка разочаровал меня. Когда мы присели отдохнуть, эльф тихо прошептал:

— Странный лес. Здесь нет природных духов.

— Ты уверен?

— Да, конечно. Любой эльф чувствует их присутствие. А здесь — пустота. Деревья, кусты, трава… они мертвы, у них нет души.

Само по себе бездушие деревьев меня взволновать не могло. Для орка дерево — это просто дерево, а куст — всего лишь куст. Только ушастые могут усматривать в них нечто большее. Но раз уж духу положено быть, значит, пусть будет. Иначе получается неправильность и непорядок.

— Значит, ты не сможешь пользоваться магией листвы? — уточнила я.

Лэй сокрушенно покачал головой.

А вот это совсем плохо! Я возлагала немалые надежды на его чародейские способности. Но чтобы приободрить, сказала:

— Ладно. Зато теперь нас вряд ли будут искать. Для всех мы уже покойники.

— Возможно, так оно и есть… — вздохнул Лэй.

— Еще не все потеряно. Войди мы в Ятунхейм летом — от нас бы уже и костей не осталось. Но зимой и ранней весной тварей становится меньше — многие дохнут от голода, а оставшиеся рыскают вокруг леса в поисках пищи.

Я умолчала о том, что для ятунов, не ушедших из леса, мы станем лакомым кусочком. Голодные твари будут драться до последнего и ни за что не отступят. Лэй и так это понимал.

Мы шли полночи, позволяя себе лишь короткие передышки, прислушиваясь к лесным шорохам в ожидании появления ятунов. И они появились.

Первым их присутствие заметил Лэй и замер на месте, левой рукой указывая на деревья впереди, правой сплетая заклятие. Я выставила перед собой меч, готовясь отразить нападение и понимая, что вряд ли выйду победительницей из этой схватки: в густой чащобе трудно размахивать фламбергом.

Они вышли из-за толстых стволов — четыре огромные твари, в холке достающие мне почти до плеча. Их мощные, широкие в кости, но гибкие, как у кошек, тела покрывала тусклая чешуя, вокруг шей топорщились клочковатые серые гривы. Длинные хвосты, извиваясь, нервно хлестали по впалым после зимы бокам. Тяжелые головы были воинственно наклонены, желтые с вертикальными зрачками глаза неподвижно смотрели исподлобья, огромные пасти щерились игольчатыми длинными зубами. Мордами ятуны одновременно напоминали и волков, и камышовых котов. Но если во взгляде обычного животного светится ум, то глаза этих существ не выражали ничего, кроме беспредельной жажды убийства и всепоглощающего голода.