Москва. Загадки музеев - Жебрак Михаил

– Не волнуйтесь, – усмехнулся Петр. – Они по горло, до подбородка сыты итальянской кухней. Захотелось попробовать русскую. Вы же все приготовили, что мы обговаривали?

Девушка опустила глаза и метнулась в дверь.

Вышедшего Димарко окружили галдящие итальянцы. Петр в момент разобрался, кто специалисты по культуре, а кто «искусствоведы в штатском» из посольства. При одинаковых темных костюмах их отличали носки. Охрана, советник Аллегри и еще один скромный господин выбрали темные, все остальные являли над лакированными туфлями ярчайшие соцветия и самые вызывающие узоры. Благообразный господин в квадратных очках и черном узком галстуке вырастил на щиколотках кислотные пальмы. Профессор из их машины под коротенькими брюками демонстрировал изумрудное исподнее с розовыми спиралями и сливочными длиннохвостыми каплями, которые в лучшем случае были головастиками. При любом освещении на любом расстоянии носки сигнализировали – здесь гражданские, в них не стрелять!

Димарко повел гостей по залам, показывать свои работы. По дороге Петр глянул в дверь гостиной со столами. Там девушки что-то судорожно переставляли.

– И скатерти! – крикнул Петр в проем и догнал группу.

В мастерской цветные носки остановились перед стеллажами с разноцветными стеклянными кругами. Стекольные лепешки стояли вертикально, как пластинки без конвертов, подобранные по цветам. Гости доставали их, смотрели на просвет, щелкали ногтем по краю и подносили к уху. Димарко горячился и, что-то доказывая, переворачивал образцы, наверно, предъявляя клейма. Цветные носки громко не соглашались. Похоже, им не нравилось качество стекла. И здесь подделка!

Столы носили следы авральной готовности – где-то лежали два ножа, бокалы сбились в испуганные группки, как пугливые болотные птицы. Но пироги, закуски радовали глаз. Димарко не следил за сервировкой, но с поварами поговорил. Заказывая банкет, Петр вспомнил практику Гиляровского. В незнакомом месте тот брал только водку под сургучом с печатью, в такую бутылку ничего не подмешаешь. Вот и Петр заказал дорогого коньяка, его не фальсифицируют, тиражи не те, и несколько бутылок вина по договоренности принес Димарко из собственного запаса.

Салфетки ввернуты в неровные стеклянные кольца. Петр присмотрелся: из многоцветного стекла выдуты кони, конечно же, с едва намеченными крылышками и теплыми свернуты. Здесь не было привычной для Димарко борьбы глухой основы и прозрачной воли. Но местами из крупов лошадей торчали угловатые камешки, как не сбитая после отжига окалина. На них и парили хрустальные кольца над скатертью. Глазу – переливчатая струя, а на ощупь – колючие грани. Ай да Димарко, ай да выдумщик!

Художник дождался последнего усевшегося, звякнул ножом по бокалу и объявил, что стеклянные кольца – подарок гостям.

– Петр? Петр Дивин? – спрашивал человек хорошо за пятьдесят, с мясистым бульдожьим лицом, стекающими к галстуку складками под глазами, вислыми щеками, многочисленными подбородками. Маленькие глаза под припухшими веками светились злым презрением.

Хозяин дома начал с того, что предложил переговорить наедине, но Петр извинился и объяснил, что делать так не желает. Брови на сердитом лице поднялись. Петр отошел к проему, выводящему в вестибюль, чтобы их разговор не слышали итальянцы.

– Я, Аркадий Говоров, владелец Каза Мурано. Каков твой интерес, Петр?

Петр посмотрел в глаза хозяину дома и объяснил тихим, но твердым голосом, что его интерес – Джорджио Димарко:

– Мавр сделал свое дело, мавр может уходить – сказано в Венеции! Джорджио Димарко хочет уехать на родину. Со своими работами из стекла. А его живописные опусы останутся здесь.

Говоров помолчал:

– И никакой огласки?

– Джорджио слава второго Рембрандта не нужна. Мне топить вас нет смысла – огласка ударит и по художнику.

– не боишься меня, умник? – Говоров давно хотел выплюнуть эту фразу.

– Разве я должен бояться? – спокойно ответил Петр. – Сколько голландцев купили у вас? Что все эти люди обрадуются, если полиция начнет искать картины и трясти коллекционеров? И все будут знать, что прокололись вы. Проблема пришла от вас!

– Ты пожалеешь, что ввязался в это…

– Петя, тебе налить? – пророкотал над плечом Илья.

– Вина не надо – боюсь на подделку нарваться. Мне воды!

Говоров собрался что-то сказать, но в вестибюле как-то враз оказались пятеро коротко стриженных крепких ребят в одинаковых серых костюмах, круглые щеки вымазаны щетиной по самые глаза. За ними вкатились лысые приземистые пузатые господа в синих костюмах и дамы в черных платьях – высокие, громкие, с платиновыми локонами. Охранники смотрели по-восточному расслаблено и при этом угрожающе, как дремлющие ягуары. Толстяки шли по-восточному раскованно, так трусят львы к оставленной им добыче. Дамы хоть и были похожи на антилоп, держались напряженно и вряд ли являлись восточными дочерями и сестрами вошедших.

За плечами прибывших Петр заметил улыбающегося Ашота. Тот быстро поднял большой палец и тут же спрятал руку. Говоров серый, как просевший снег, бешеными глазами нашел Петра. Петр гаерски раскинул руки – взятки гладки, не от меня пришли. И кистью мягко покрутил: занимайтесь-занимайтесь новыми гостями. Говоров, семеня ногами, по широкой пугливой дуге обежал группу вошедших и распахнул дверь в пустой зал.

Ашот остался в прихожей. Переговоры предстояли не его уровня.

– Я поспрашивал среди наших, да-да, Ангел попросил, не имел ли кто дел с Говоровым. Есть один коллекционер. Вы должны знать, – Ашот вытянутыми губами указал на спину одного из старших. – Он покупал картины у Говорова. Вот приехал поговорить. Что я не понимаю?

Это осетрина может быть второй свежести, а картины, как и документы, или подлинные, или подделка.

Банкет продолжался. Цветные носки охотно подкладывали и подливали, темные – благодарили официантов, менявших блюда, но к кушаньям в своих тарелках не притронулись. За супругой посла Петр не следил, видел только, что она разговаривала с Димарко.

Площадка перед клубом когда-то вмещала всех селян, желавших после рассказа председателя о решениях последнего съезда родной партии потанцевать и послушать хор, ну и подраться ввечеру под гармошку. Сейчас вместо доярок в крепдешине кадриль кружили автомобили. С правой стороны причалили длинные посольские лимузины. Возле итальянского флажка, заложив руки за спину и расставив ноги, стоял невозмутимый карабинер. С другой стороны асфальтовой поляны сгрудились армянские колесницы. Водители вяло переговаривались, навалившись на капот крайнего авто. Регулярная кавалерия против драчливых ковбоев. Для вестерна не хватало дилижанса или переселенцев. И караван прибыл. На середину двора въехали три фургона. Работники в красных комбинезонах споро распахнули дверцы, потащили в клуб рулоны пленки и ящики. Обратно понесли коробки и чемоданы – Димарко упаковался заранее.

– С вещичками? – Петр подмигнул стоящему на крыльце советнику Аллегри. После удивленного взгляда итальянца переспросил, – эвакуация?

– Мы организовываем выставку работ нашего соотечественника Джорджио Димарко в здании итальянского посольства в Москве.

– Здание у вас вместительное! – двое грузчиков как раз выносили из дверей очередную запеленутую птицу.

– В посольстве помещается вся культура Италии. При необходимости, – сухо ответил советник.

Петр сел в первую посольскую машину вместе с Джорджио Димарко. Илья остался с Ашотом. Его незлобливое сердце остро интересовалось, каким способом будут распинать хозяина «Сasa di Murano», которого он упрямо продолжал называть Рассказовым.

– Джорджио, мы можем поговорить? – Петр глазами указал на сидевшего на переднем сиденье голодного стража.