Покойный господин Галле - Жорж Сименон

Мегрэ нервно схватил фотографию, стоявшую на камине, сунул ее в желтый конверт со штампом отдела идентификации и надписал адрес г-жи Галле.

Часы показывали начало одиннадцатого. Парижане, приехавшие на машинах, шумели на террасе, где работал портативный патефон.

Они жаждали танцев. А г-н Тардивон, раздираемый почтением к роскошным автомобилям и состраданием к протестам уже улегшихся спать постояльцев, вел переговоры с вновь прибывшими, пытаясь перевести их в зал.

Мегрэ прошел по коридору, пересек кафе, где какой-то коновод играл на бильярде со школьным учителем, и вышел на террасу в тот момент, когда какая-то пара, танцевавшая фокстрот, вдруг остановилась.

— Что говорит хозяин?

— Что постояльцы уже спят. Он просит, чтобы мы не так шумели.

Светились два фонаря на висячем мосту, и порой в воде Луары поблескивали огоньки.

— Значит, нельзя танцевать?

— Только не на террасе.

— А здесь было бы так романтично!

Тардивон с сочувствием прислушивался к этому диалогу и, вздыхая, разглядывал автомобили своих привередливых клиентов: затем он заметил Мегрэ.

— Я накрыл вам в маленькой гостиной, комиссар. Итак, что нового?

Патефон все еще работал. Из окна второго этажа женщина в ночной рубашке с оборками смотрела на непрошеных гостей и кричала мужу, который, вероятно, лежал в постели:

— Да спустись же ты, заставь их замолчать! Спать не дают.

Другая пара — наверное, продавец из универмага и машинистка — наоборот, защищала приехавших автолюбителей в надежде познакомиться с ними и провести не такой, как обычно, скучный вечер.

— Я не буду ужинать, — заявил Мегрэ. — Пусть мой багаж доставят на вокзал.

— К поезду одиннадцать тридцать две? Вы уезжаете?

— Уезжаю.

— Но может быть, вы что-нибудь выпьете? У вас есть, по крайней мере, проспект нашего отеля?

Тардивон вытащил из кармана проспект с видом гостиницы, изготовленный с десяток лет назад, если судить по плохой репродукции.

На картинке был изображен отель «Луара» с поднятым над вторым этажом флагом и террасой, запруженной клиентами.

Тардивон во фраке улыбался, стоя на пороге, а официантки с подносами в руках замерли перед объективом.

— Спасибо.

Мегрэ сунул проспект в карман, на секунду повернулся к крапивной дороге.

В Маленьком замке только что осветилось одно из окон, и Мегрэ мог поклясться, что Тибюрс де Сент-Илэр раздевается, собираясь спать и, чтобы обрести душевное равновесие, бормочет что-нибудь вроде:

— Он должен был все-таки понять. Во-первых, существует давность. Он почувствовал, что я не хуже его знаю римское право. И потом, Галле все-таки был мошенником.

Какие же можно предъявить ко мне претензии?

И все-таки разве не вглядывается он с некоторым страхом в темные углы комнаты?

В Сен-Фаржо, вероятно, уже погас свет в спальне, а г-жа Галле с волосами, накрученными на бигуди, забыв о собственном достоинстве, тихо плачет, глядя на пустое место рядом с собой в постели.

Ее могли бы утешить сестры и зятья, из которых один был государственным советником. Ведь ее вновь приняли в их тесный семейный круг.

Мегрэ вяло пожал руку рассеянному Тардивону, наблюдавшему за действиями автомобилистов, которые решили ужинать и танцевать в зале.

Звуки шагов комиссара гулко раздавались на пустынном висячем мосту. В песчаных берегах почти неслышно струилась река.

Он представил себе Анри, постаревшего на несколько лет, с землистым лицом, с удлинившимися и ставшими еще тоньше губами в обществе Элеоноры, черты которой с возрастом обострились, а весь ее облик стал комичным.

Наверное, они будут ссориться по любому поводу. В особенности из-за своих пятисот тысяч франков…

Эти двое наверняка их накопят.

— Можешь говорить что угодно, но твой отец…

— Запрещаю тебе дурно отзываться о моем отце… Кем ты была, когда я тебя встретил?

— Ты это прекрасно знал…

До самого Парижа он спал тяжелым сном, в котором кишели омерзительные расплывчатые фигуры.

Собираясь заплатить за кофе с коньяком, который он залпом выпил в буфете на Лионском вокзале, он вытащил из кармана проспект отеля «Луара».

Рядом с ним скромно одетая девушка ела рогалик, макая его в чашку шоколада. Он оставил проспект на стойке.

Выйдя на улицу, Мегрэ обернулся и увидел, что девушка мечтательно рассматривает висячий мост и несколько деревьев, окружающих заведение г-на Тардивона.

«Может быть, она будет ночевать в той самой комнате», — подумал Мегрэ. А Сент-Илэр в зеленоватом охотничьем костюме предложит ей выпить пенистого вина со своего виноградника.

— Можно подумать, ты возвращаешься с похорон, — заметила г-жа Мегрэ, когда он вошел к себе в квартиру на бульваре Ришар-Ленуар. — Ты хоть перекусил?

— Ты права, — произнес он, с удовольствием глядя на знакомую обстановку. — Раз он похоронен…

И добавил, хотя она все равно не могла его понять:

— Все-таки я предпочитаю заниматься настоящими мертвецами, убитыми настоящими убийцами. Разбуди меня в одиннадцать. Мне нужно подать донесение шефу.

Он не отважился признаться, что не собирается спать, а думает о том, как составить рапорт. Если изложить все как есть, г-жа Галле лишится трехсот тысяч франков страховки, возненавидит сына, а заодно Элеонору и Тибюрса де Сент-Илэра, снова рассорится с сестрами и зятьями.

Он представил себе это дело, в котором переплелись интересы многих людей, их неприязнь друг к другу, бесконечные судебные процессы. Быть может, какой-нибудь дотошный судья даже велит эксгумировать — для повторной экспертизы — тело Галле.

Мегрэ отослал вдове фотографию покойного. Ему этот выцветший портрет был уже не нужен.

«Правая его щека стала красной. Хлынула кровь. А он все стоял, глядя в одну точку, словно ждал чего-то».

— Покоя, черт возьми, вот чего он ждал! — проворчал Мегрэ, поднимаясь с постели раньше назначенного часа.

Немного позже, опустив голову, он докладывал шефу:

— Считайте, что это неудача. Придется прекратить это запутанное дело.

А сам тем временем думал:

«Врач утверждает, что он прожил бы еще не больше трех лет. Ничего страшного, если страховая компания понесет урон в шестьдесят тысяч франков: ее капитал составляет девяносто миллионов…»