Книга снобов, написанная одним из них - Уильям Теккерей

Скаредность есть снобизм. Гостеприимство напоказ есть снобизм. Чрезмерное закармливание - тоже снобизм. Охота за титулами - тоже снобизм, но я должен сказать, что есть люди, снобизм которых много хуже, чем у тех, о ком мы говорили выше: это люди, которые могут давать обеды и совсем не дают их. Человек, которому не свойственно гостеприимство, никогда не сядет рядом со мной sub iisdem trabibus {Под одной крышей (лат.).}. Пусть этот несчастный гложет свою кость в одиночестве!

Но что такое истинное гостеприимство? Увы, любезные друзья мои и братья снобы! Как редко нам все же приходится с ним встречаться! Чисты ли те мотивы, которые побуждают ваших друзей приглашать вас на обед? Вот что часто приходило мне в голову. Не нужно ли от вас что-нибудь гостеприимному хозяину? Мне, например, не свойственна подозрительность, но это факт, что, когда Хуки выпускает в свет новую книгу, он приглашает на обед всех критиков подряд; что, когда Уокер заканчивает картину к выставке, он почему-то становится чрезвычайно гостеприимным и приглашает своих друзей-журналистов на мирную котлету и бокал Силлери. Старый скряга Ханке, который недавно умер (оставив все деньги своей домоправительнице), много лет катался как сыр в масле, прикинувшись, будто упомянет в завещании детей всех своих знакомых. Однако, хотя у вас, может быть, составилось свое мнение о гостеприимстве ваших друзей и хотя люди, которые приглашают вас из корыстных соображений, несомненно, снобы-амфитрионы, все же лучше не слишком вдумываться в мотивы их поступков. Не любопытствуйте насчет зубов дареного коня. В конце концов, человек не собирался оскорбить вас, приглашая к обеду.

Хотя что касается этого, то мне известны такие светские люди, которые считают себя обиженными и оскорбленными, если обед или общество приходятся им не по вкусу. Есть у нас Гатлтон, который дома за обедом съедает на шиллинг говядины из съестной лавочки, но, будучи приглашен на обед, где не подают к тюрбо зеленого горошка в мае и свежих огурцов в марте, считает себя оскорбленным таким приглашением.

- Боже мой, - говорит он, - за каким чертом эти Форкеры приглашают меня на обед? Баранину я могу есть и дома.

Или:

- Какая дьявольская наглость со стороны Спунеров - берут готовые блюда у кондитера и воображают, что я поверю их россказням про француза-повара!

Есть еще и Джек Пудингтон - я видел на днях этого честного малого в совершенном бешенстве из-за того, что сэр Джон Карвер, по чистой случайности, пригласил его отобедать в той же компании, с которой Джек был накануне у полковника Крамли, а он еще не успел запастись новыми анекдотами для развлечения сотрапезников. Бедные снобы-амфитрионы! Вы не знаете, как мало благодарностей получаете вы за все свои труды и деньги! Как мы, снобы, обедающие в гостях, издеваемся над вашей стряпней, презираем ваш старый рейнвейн, не доверяем вашему шампанскому ценой в четыре шиллинга шесть пенсов, отлично знаем, что сегодняшние добавочные блюда - разогретые остатки от вчерашнего обеда, и замечаем, что некоторые блюда уносят со стола нетронутыми, чтобы их можно было подать на завтрашнем банкете. Что касается меня, то когда я вижу, как главный лакей старается незаметно escamoter {Похитить (франц.).} какое-нибудь фрикандо или бланманже, я всегда подзываю его и нарочно полосую блюдо ложкой. Такое поведение создает человеку популярность у снобов-амфитрионов. Я знаю, что один мой друг произвел невероятную сенсацию в лучшем обществе, заявив, когда ему предложили эти блюда, что ест заливное только у лорда Титтапа и что повар леди Джимини единственный человек в Лондоне, который умеет готовить "Filet en serpenteau" и "Supreme de volaille aux truffes" {Филе змейкой; сюпрем из дичи с трюфелями (франц.).}. Однако мой очерк уже кончен - мы вернемся к этой теме на следующей неделе.

Глава XXVII

Снобы, дающие обеды, - продолжение

Если бы мои друзья следовали распространенной в настоящее время моде, мне кажется, они должны были бы сделать мне подношение за статью о снобах-амфитрионах, которую я сейчас пишу. Что бы вы сказали о красивом и солидном обеденном сервизе (кроме тарелок, ибо я считаю серебряные тарелки чистым расточительством и уж скорее предпочел бы серебряные чайные чашки), о двух изящных чайниках, кофейнике, подносах и т. д. с кратким посвящением моей жене, миссис Сноб, и о десятке серебряных кружечек для маленьких Снобов, которые сверкали бы на их скромном столе, когда дети вкушают ежедневную баранину?

Если бы я мог действовать по-своему и мои проекты претворились бы в жизнь, то, с одной стороны, люди чаще давали бы обеды, а с другой - снобизм дающих обеды проявлялся бы реже. На мой взгляд, самый приятный раздел книги, недавно выпущенной моим уважаемым другом (если он позволит называть себя так после весьма краткого знакомства) Алексисом Суайе, Преобразователем, - те места, которые он (в своей благородной манере) именует самыми сочными, аппетитными и элегантными, - касаются не парадных банкетов и званых обедов, а "обедов в домашнем кругу".

Домашний обед должен стать центром всей системы давания обедов. Ваш обычный обед, сытный, вкусный и доведенный до совершенства, - такой вы едите сами и на такой же вам следует приглашать друзей.

Ибо к какой женщине во всем свете я питаю более уважения, чем к возлюбленной подруге моей жизни, миссис Сноб? Кто занимает больше места в моем сердце, как не ее шестеро братьев (трое или четверо из них окажут нам честь и разделят с нами обед нынче в семь часов) и ее ангельского характера матушка, моя бесценная теща? Для кого, в конце концов, желал бы я стараться и кому угождать, как не вашему покорному слуге, пишущему эти строки? Но ведь никто не думает, что извлечена на свет бирмингемская посуда, вместо опрятной горничной приглашены переодетые выбивальщики ковров, заказаны жалкие блюда у кондитера, а дети загнаны в детскую (как предполагается), на самом же деле скатываются во время обеда с лестницы, подстерегая блюда на пути к столу, вылавливая фрикадельки из супа и шарики желе из заливного. Никто не думает, говорю я, что семейному обеду свойственна отвратительная церемонность, глупые подмены, дешевая помпа и хвастовство, которыми отличаются наши банкеты в дни парадов и смотров.

Такая мысль нелепа. Я скорее предпочел бы, чтобы моя любезная Бесси восседала напротив меня в тюрбане с райской птицей и чтобы ее пухлые ручки выставлялись из блондовых кружев ее знаменитого атласного платья, - да, да, или чтобы мистер Тул в белом жилете ежедневно выкрикивал за моей спиной: "К порядку! Слушайте!" А если так обстоит дело, если помпезность накладного серебра и процессии переодетых лакеев кажутся противны и глупы в повседневной жизни, то почему же не всегда? Почему мы с Джонсом, люди среднего сословия, должны изменять своему образу жизни, проявляя eclat {Блеск (франц.).}, который нам не свойствен, - и принимать таким образом наших друзей, которые (если мы в душе честные люди и хоть чего-нибудь стоим) тоже принадлежат к среднему сословию, ничуть не обманываются нашим минутным блеском и разыгрывают перед нами тот же нелепый фарс, когда приглашают нас обедать?

Если приятно обедать с друзьями, - а это, я думаю, подтвердит каждый, у кого здоровый желудок и доброе сердце, - то лучше отобедать дважды, нежели единожды. Для человека с малыми средствами немыслимо то и дело тратить по двадцать пять - тридцать шиллингов на каждого гостя, который садится за его стол. Люди обедают и дешевле. В моем любимом клубе для старших офицеров я сам видел, как его светлость герцог Веллингтон вполне довольствовался куском ростбифа за один шиллинг три пенса и полубутылкой хереса за девять шиллингов; а если этого довольно его светлости, то почему бы и не нам с вами?

Я, например, составил себе вот какое весьма полезное правило. Когда я приглашаю на обед двух-трех герцогов и маркиза, то угощаю их куском говядины или бараньим окороком с гарниром. Вельможи благодарят за такую простоту и очень ее ценят. Любезный мой Джонс, спросите кого угодно из ваших высокородных знакомых, так ли обстоит дело.

Я вовсе не желаю, чтобы их милости угощали меня таким же манером. Их сану подобает великолепие, так же как нашему с вами (будем надеяться) скромный достаток. Некоторым судьба предназначила кушать на золоте, другим же - довольствоваться фарфором с китайским рисунком. И, будучи вполне довольны полотном (даже смиренно благодарны, ибо оглянись, о Джонс, и воззри на мириады обездоленных) в то время, как светские гранды украшают себя батистом и кружевами, мы, конечно, должны считать несчастными, завистливыми глупцами тех жалких "красавцев Тиббсов", что выставляют напоказ кружевную манишку - под которой нет ничего. Несчастные и глупые вороны, влачащие за собой павлинье перо в подражание великолепным птицам, которым от природы предназначено выступать по дворцовым террасам, развернув веером пышный, сверкающий на солнце хвост.

Вороны в павлиньих перьях - это снобы нашего общества, и нигде и никогда со времен Эзопа не было такого множества снобов, как теперь, в нашей свободной стране.