Подводники атакуют - Александр Дмитриев

— Все ли вам ясно? — спросил меня командир соединения. Я ответил, что все ясно, и попросил разрешения на выход. Он отозвал меня в сторону и сказал:

— Если думаете прорываться в Петсамо, не делайте этого сразу, а подождите дней пять, потом, может быть, это будет кстати. Дайте противнику успокоиться, он ослабит свою противолодочную оборону, тогда и можете рискнуть, если найдете нужным.

— Есть, ваши замечания будут учтены, — сказал я. Пожав мне крепко руку, он добавил:

— До скорого...

— До скорого, — ответил я и, четко повернувшись, направился к сходням.

...Мы отходили от пирса. Солнце скрывалось за сопками. Черная тень, падающая от причала, удалялась все дальше и дальше, теряясь на общем фоне затемненного берега. Видимость из-за сплошной облачности была неважная, но достаточная для того, чтобы ориентироваться по затемненным створным огням, казалось, они были последними провожатыми и долго еще смотрели нам вслед, но скоро и они исчезли, точно растворившись во мраке ночи.

Пагода свежала. На мостике стало холодно и сыро. Брызги то и дело обдавали голову, плечи. Качка с каждым часом усиливалась. Когда прошли последнюю линию дозора, я проинструктировал вахту и спустился вниз к штурманскому столу, на котором лежала навигационная карта с проложенными на ней курсами, уверенный в том, что все на своих местах и каждый матрос знает свои обязанности.

К тому времени я уже хорошо усвоил важную обязанность командира — он должен быть с людьми экипажа не только в море, но и при стоянке в базе, ему необходимо изучать их настроение и наблюдать за тем, как они относятся к делу, как выполняют свой воинский долг.

Если командир не знает своих людей, у него нет уверенности в том, что каждая отданная им команда и приказание будут быстро поняты и правильно выполнены.

Командиру должны быть известны все слабые и сильные стороны каждого офицера, старшины, матроса. Он знает, кого можно послать на палубу ночью во время сильного шторма, кому поручить закрепление листа, оторвавшегося в надстройке, кто сможет обрезать конец оборвавшейся антенны, которая тянется за кормой, угрожая намотаться на работающий винт и тем самым лишить корабль хода; он знает, если на вахте стоит новичок, способный растеряться при внезапной перемене обстановки, командиру отдыхать надо только «одним глазком».

...За вечерним чаем мы обменялись мнениями о походе только что вернувшейся лодки.

— Товарищ командир! Мы пойдем в Петсамо? — как бы невзначай спросил меня Смычков.

— Не знаю, — ответил я. — А что? — и внимательно посмотрел на него, стараясь по выражению лица уловить, почему юн задал такой вопрос. Мне не приходилось ни на один миг сомневаться в высоких боевых качествах Смычкова, но все же интересно, отчего вдруг у него возник этот вопрос.

— Я думаю, наш экипаж подготовлен к такому делу не хуже других, — заявил Щекин. — Но никто не станет рисковать кораблем и людьми во имя спортивного интереса. Пойдем, если в этом возникнет необходимость.

— Алексей Семенович безусловно прав, — согласился я. — Нельзя так ставить вопрос: пойдем мы в Петсамо или не пойдем. Все будет зависеть от обстоятельств.

— Согласен, — примирительным тоном сказал Смычков и добавил: — А мне бы очень хотелось побывать там.

Это было сказано просто, искренне, чистосердечно.

Четверо суток пребывания на позиции не принесли никаких результатов. Беспрерывный поиск у берегов противника был бесплоден. Будто все кругом вымерло. Высокий, скалистый, почти отвесный берег казался безжизненным. Только кое-где, словно прильнув к расщелинам, ютились маленькие деревянные постройки  — сигнально-наблюдательные посты противника, — да темные жерла береговых орудий торчали над гранитными глыбами.

Наступила ночь. Через десять минут всплытие. Каждый скручивает себе из газеты козью ножку и, набирает в нее чуть ли не полпачки махорки, чтобы накуриться сразу за все время, проведенное под водой. Заядлые любители курева приучились утолять свою табачную жажду в подводном положении. Одни пытаются сосать махорку, другие по нескольку часов не вынимают изо рта пустую прокуренную трубку. И вот сейчас старшины и матросы уславливаются между собой, кому первому выходить на перекур. Только один Тюренков ни с кем не спорит и не занимает очереди.

Ночью на мостике не разрешается зажигать спичек, и раскуривают папиросы либо в центральном посту под люком, либо в боевой рубке, где обычно курит весь экипаж, за исключением вахтенного офицера, командира и помощника. Они курят на мостике в рукав, нередко обжигая руки.

Раздается долгожданный сигнал: «По местам стоять, к всплытию». Как по боевой тревоге, все вмиг разбегаются. Вахтенный сигнальщик с биноклем, висящим на шее, стоит уже в боевой рубке, где свет погашен, чтобы глаза еще под водой смогли немного привыкнуть к темноте. Лебедев внимательно вслушивается в морские шумы. На поверхности штормит, и поэтому все подвижные предметы прочно закрепляются.

Работают помпы — осушаются трюмы. Наконец инженер-механик докладывает о готовности к всплытию.

— Горизонт чист! — раздается громкий, уверенный голос Лебедева.

Боцман перекладывает рули на всплытие, исполняя команду «Всплывать». Старшина трюмных машинистов быстро открывает воздушный клапан: слышится сильный гидравлический удар и громкое шипение воздуха, вытесняющего воду из средней цистерны. Лодку перекладывает с борта на борт. Отдраивается люк. Через образовавшуюся щель приподнятой крышки с глухим шумом вырывается наружу тяжелый спертый воздух, которым мы дышали много часов. Лодка всплыла, свежий воздух действует опьяняюще, кружит голову. На мостик вскакивает сигнальщик и, быстро осмотревшись, докладывает:

— Горизонт чист.

Несколько раз чихнув, машина развивает обороты. Лодка вздрагивает и устремляется вперед, борясь с атакующими ее волнами. Один за другим подымаются в рубку матросы и жадно затягиваются табачным дымом. Первую минуту все молчат, затем начинается разговор вполголоса, чтобы не мешать в центральном посту вахте слышать все команды вахтенного офицера.

Началась зарядка аккумуляторной батареи. Спускаясь вниз, уже изрядна вымокнув, я услышал работу приемника в радиорубке. Радист Лебедев быстро записывал знаки на входящем бланке.

«Что-то к нам идет», — подумал я. Через минуту Лебедев вручил мне радиограмму с приятным известием о том, что в районе «Л» в 16.00 обнаружен конвой противника, идущий курсом зюйд в составе двух больших транспортов и шести сторожевых кораблей охранения. Мелькнула мысль: «Этот конвой должен быть наш».