Армянские мотивы - Коллектив авторов

для радости жизни создана. И Армения с её каменистой суровой землёй, требующая от крестьянина напряжения всех сил, пустыня, замкнутость армянского характера и даже некая тяжеловесность? И почему всё же умирать лучше в Армении? Только ли потому что в Армении лучше умеют хоронить покойников, как с усмешкой однажды сказал отец? Нет, в Армении нет ни одного одинакового хачкара и нет нигде такой обнажённой молитвы, как у Нарекаци и печального звука дудука… Армения создала культуру, приближенную не к земным прелестям, как в Грузии, а к самой грани человеческого существования… Симон ещё и ещё проводил рукой по цветам, ветвям и птицам на хачкарах родителей.

Ничто не повторяется…

Он слышал конский топот за спиной, кто-то его грубо спрашивал, угрожал, но он не встал и не оглянулся, да и зачем? «Да, мы ближе к Богу!» – подумал он, и свистнула сталь…

4

Прошло несколько десятков лет. Левон чудом спасся один из всей семьи, изгнанной из родных мест с запретом новой властью всем армянам возращения, и погибшей от голода и тифа. Он даже плохо понимал, как это произошло: десятки раз оказывался на краю гибели. Он хотел реже вспоминать годы нищенства, сиротства и бегства на крыше вагона в Россию. Здесь у него появилась откуда-то неуёмная жажда учиться.

А теперь он известный на весь город хирург, прошедший войну до Берлина, у него была двухкомнатная квартира в пятиэтажке, русская жена и десятилетний сын отличник и пионер. О своём детстве он ничего никому не рассказывал; да и к чему было сыну знать о тех ужасах, которые больше не повторятся? Да и к чему было рассказывать о прошлом, ворошить межнациональную распрю, что грозило обвинением в национализме, едва ли намного мягким, чем самое страшное «измена родине», в то время, когда великая партия, с трудом перемешивая страну, формировала новую нацию – советских людей, которым прошлое лишь мешало и было объявлено, что подлинная история начиналась с исторического нуля – семнадцатого года!..

Да и сын никогда не спрашивал отца о прошлом: его поглощали приключенческие книги, учёба, уроки музыки на недавно купленном пианино «Беларусь», предстоящее вступление в комсомол… Лишь иногда ночами раздавался страшный утробный вой и стоны. Отца будили…

– Что, что тебе снилось? – спрашивал сын.

– Ничего! – упорно твердил Левон. – Ничего… И из сознания быстро испарялись столбы пыли, оскаленные лошадиные морды, обессмысленные ужасом глаза и ощущение неминуемой гибели.

– Ничего, ничего… – повторял отец и снова засыпал.

Светило солнце, операция прошла успешно, и Левон Павлович бодро шагал по аллее вдоль проспекта Революции. На углу его пятиэтажки недавно открылся магазин «Галантерея и парфюмерия» – галстуки, запонки, булавки, иголки, одеколоны «Шипр», «Красная Москва», дешёвые духи… В общем хозяйственная мелочь. Левон зашёл и стал рассматривать витринку перед прилавком. И среди настольных бюстов Ленину, Карлу Марксу, фарфоровых балерин, слоников, матрёшек и копилок в виде кошек и собак Левон вдруг увидел гипсового изящного жеребёнка. Таких изделий наша промышленность ещё не выпускала, и это была пробная серия…

Скоро коробочка с жеребёнком оказались в кармане Левона.

Дома он вытащил жеребёнка и поставил на пианино.

– Это что? – удивился сын.

– Красивый! – ответил отец.

Сын лишь однажды видел живую лошадь – унылую старую клячу, иногда таскавшую телегу тряпичника, который одаривал мальчишек за старую изношенную одежду, сковородки и всякое барахло с серебристыми оловянными кольтами с пистонами.

Кроме того совсем не сочеталось: лошадиные копытца на лаковой поверхности пианино.

– Лучше убери, – посоветовал сын. – Или отдай мне в игрушки.

– Нет, пусть стоит, – отец стал переодеваться в домашнее.

– А это зачем? – спросила вернувшаяся из продуктового магазина жена. – Может, на книжный шкаф лучше переставить?

– Луйс будет здесь, – ответил Левон.

Оазис счастья

(отрывок из романа «Девочка с гитарой» – тетралогия «Ляля»)

Ивет Александер. США, г. Нью-Йорк

Дирижёр, писатель, общественный деятель, дизайнер. Родилась в Баку. Окончила Азербайджанский государственный педагогический университет и Бакинское музыкальное училище. Преподавала в школе. Выступала на сцене. Являлась поэтом-песенником, чьи произведения исполнялись эстрадными коллективами на концертах, по радио, телевидению и в таких передачах и конкурсах, как «Новогодний огонёк» и «Юрмала». В 1993 году вместе с семьёй эмигрировала в США (г. Нью-Йорк). Окончила TOURO College (школа педагогики и психологии) в Нью-Йорке. Имеет звания Bachelor of Arts (Бакалавр Искусств) и Master of Science (Магистр естественных наук). Вместе с супругом создала своё музыкальное шоу «Albert’s Show Orchestra» (1993–2007), с которым гастролировала по США. Преподаёт вокал, хор и фортепиано. Ведёт уроки английского и русского языков. Активно участвует в жизни армянской общины. Публиковалась в журналах «Литературная Армения», «Жам», «Зарубежные задворки» (Za-Za), газете «Armenian Weekly», в электронных изданиях.

Летние каникулы обычно пробегали в нашей карабахской деревне, и второй такой не было на всей земле. С возрастом я стала понимать, что время, проведённое там, и само это место были волшебными. Это был оазис счастья, где все старики были молодыми, молодые были юными, юные были детьми, а дети – младенцами. А кто-то ещё и не был рождён. Возвращаясь туда ещё и ещё, я возвращалась в детство, хотя бывала там в разном возрасте. Это волшебство было физически ощутимым. Ещё в детстве, подъезжая к деревне по ухабистым, пыльным дорогам, я сильно волновалась, в хорошем смысле этого слова. Меня охватывал такой восторженный трепет, что я начинала громко смеяться, чтобы скрыть желание тихо заплакать от нарастающего кома в горле, доводившего меня до слёз. Я любила бывать здесь и, приезжая каждое лето, получала заряд положительной энергии на круглый год. Этот восторг в перемешку со слезами просто душил меня, так сильно мне хотелось находиться в своём любимом Хндзристане. Какая-то сумасшедшая тяга, схожая разве что с магнитной аномалией, держала меня привязанной к этому невероятно красивому месту – земле моих предков.

Художник Галина Адамян

Подъезжая к тому небольшому мосту, где начиналась одна из ближайших к деревне территорий, звучавшая как «Руснер» (когда-то очень давно здесь проживала русская община), я ощущала, как мои губы непроизвольно растягивались в улыбке. Зная мою маленькую «привычку», папа обычно оборачивался к нам с сестрой и мамой, ехавшим на заднем сиденье везущего нас автомобиля (или нанятого автобуса для нескольких родственников сразу), и говорил на армянском:

– Аха… Сейчас Вета начнёт хохотать…

И я хохотала. Папа отлично знал, что это был не просто смех, а безудержный восторг, вырывающийся наружу сквозь хохот, прикрывающий мои слёзы. Возможно, это было предчувствие тоски по