Свеча в окне - Кристина Додд

Уильям отошел от окна. Что-то тревожило его, что-то сказанное одним из слуг, но он не мог припомнить этого. Он снова выглянул в окно, посмотрел на реку. Где этот мелкий прохвост, что пленил их? Если он скоро не войдет в эту дверь, придется высадить ее. Уильяму не по силам было оставаться в одной комнате с Сорой и удерживаться от того, чтобы не сорвать с нее одеяла. Сжав кулак, он постучал себя им по лбу и застонал. Какой же он дурень, сам для себя устроил пытку.

Тихий звук насторожил его, она просыпалась. Разом обернувшись, он смотрел горящими глазами, как она потягивалась, словно кошка. Сначала вытянула одну руку, потом другую, одну ногу, за ней другую, потом она вдруг вытянулась во весь рост одним гибким движением. Кожа ее светилась здоровьем. Колышущиеся волны длинных волос то скрывали, то раскрывали возвышенности и долины ее тела. Она была милейшим созданием из тех, что приходилось ему видеть в своей...- он посмеялся сам над собой. Она была милейшим созданием, какое он когда-либо видел.

На него вдруг нашло запоздалое желание ее разыграть. Ему захотелось удивить ее и обрадовать тем, что зрение вернулось к нему. Поспешно он отвернулся к бойнице в стене, даже и не подумав о том, что это само по себе уже способно насторожить ее. С чего бы это слепому смотреть в окно?

- Уильям? - Произнесенное ею слово прозвучало, как мелодия флейты. Он не ответил.- Уильям? - теперь уже в интонации было неистовство.

- Я здесь, любовь моя.- Он все еще не мог заставить себя повернуться к ней и потирал ладонями лицо с ребяческим весельем.

- С тобой все в порядке? - спросила она, в голосе ее отчетливо звучала тревога.

Вместо ответа он повернулся к ней лицом. Ее глаза поразили его. Весенние фиалки проигрывали им в мягкости цвета, а может быть, это ее черные ресницы так оттеняли глаза на белизне кожи, что цветы перед ними меркли. Губы ее, как лепестки пунцовых пионов, чуть приоткрылись в тревоге, которой не было, пока она спала. Спящее лицо ее превратило бы завистливых светских красоток в камень, а после пробуждения это соединение тонких черт и изгибов ее лица, хрупкой кожи создавало такой живой античный образ, что он мог бы рассматривать его часами.

Но она ведь не смотрела на него. Уильям подмигнул ей. Но она не реагировала. Он улыбнулся ей ребячливой улыбкой, как бы говоря, посмотри на меня. Печать тревоги на ее лице стала глубже.

- Уильям? - Она отбросила одеяло и поднялась одним грациозным движением.- Что случилось? Твоя голова?

Она двинулась к нему. Горло его сжалось от восхищения ее телом, и слова предупреждения застыли в нем. Он протянул ей свою руку. Но она все шла, казалось, не замечая его жеста, не замечая ведра, пока ее пальцы не ударились о ножку табурета, а колено не врезалось в ведро и в стол. Сора полетела на пол.

Он прыгнул к ней, весь охваченный тревогой, и с облегчением услышал, как с ее губ сорвался такой обычный крик: "Забери его чума!" Подхватив на руки свою красавицу, Уильям поднял ее с нежной заботой. Он опустил ее сначала на одну ногу, потом на другую.

- Кости целы? - спросил он.

- Конечно, целы, - пренебрежительно сказала она. - Бывало со мной и хуже. Но ты, ты здоров?

- Да.- Он посмотрел на ее ноги, заметил уже появившийся на голени красный след.- Нога будет болеть.- Он осознал, что не смотрит, как должен был бы, ей в лицо. Мужчина, желающий удивить свою даму тем, что зрение вернулось к нему, должен был бы ее как-то подготовить к своим добрым известиям. Так почему же он боится этого?

Он замер. Боится? Чего он боится? Что он увидел своими новыми глазами и в чем боится признаться самому себе?

- Что беспокоит тебя? - настаивала она, взяв его за плечо.- Ты застыл, как будто тебя парализовало. Это так? Все ли в твоем теле в порядке? Ты должен мне сказать, пытаться скрыть от меня - значит только делать еще хуже.

- Все в моем теле нормально. Все. - Он поднял свои глаза к ее лицу и увидел это, этот взгляд, который смотрел сквозь него, не касаясь его. Первой невероятной мыслью, промелькнувшей в голове, было то, что она лишилась зрения ради того, чтобы вернуть его ему. Но ее очень естественное поведение сняло это подозрение. Острая боль жалости пронзила Уильяма. Все его прежнее презрение, его протест были направлены на эту прекрасную и слепую девушку. По нему пробежала волна дрожи.

- Сора,- промолвил он.

- Ты болен,- сказала она ему.- Я знаю, мне не следовало разрешать тебе любить меня.

Она попыталась убрать ладонь с его шеи, но он остановил ее, подхватил на руки.

- Если ты болен, позволь мне помочь тебе,- настаивала она.- Поставь меня на пол.

- Да, я поставлю тебя.- Он опустил ее и положил на тюфяк. Он накрыл ее одеялом и подвернул его края.

Она позволила ему это сделать, не противясь, не противясь, но ничего не понимая.

- Уильям? - прошептала она, притрагиваясь к его лицу, когда он опустился рядом с ней на колени.

Огромное чувство вины охватило его.

- О Господи, Сора, ты не видишь.

Сора села и выпрямилась, она подвернула под себя ноги, прижала одеяло к своему обнаженному телу, и только потом до нее дошла вся важность того, что он сказал. Мысль о ее уязвимости нахлынула на нее с новой силой, и внутри ее сознания прозвучал крик. Не спастись! Тебе никогда не спастись!

- А ты видишь.- Голос ее звучал ровно, но он стал сильнее, когда восторг от его счастливого избавления охватил ее.- Благословение Божье коснулось тебя, Уильям! Ты видишь! - Она приблизила руками к себе его лицо и поцеловала прямо в губы. Руки ее стали мокрыми.- Слезы?

Он прильнул щекой к ее щеке, и Сора удивилась тому, как поменялись они ролями. Потом вдруг наступил момент, когда она чуть не сдалась своему отчаянию, которое несло угрозу самому ее существованию.

Он плакал рядом с ней. Ее поразило, как он плачет. Никаких всхлипываний, никакого дрожания плеч. Просто слезы тихо скатывались ей на шею. Казалось, слезы приносили ему боль, словно каждая из этих слезинок была каплей крови из его сердца.

К своему удивлению, она обнаружила, что и у нее эти слезы вызывают боль. Когда же кто-то плакал из-за нее? Со времени смерти ее матери лишь она вознаграждала других своей добротой, но ничего не получала взамен. Теперь же этот мужчина, сильный и решительный, воин в истинном смысле этого слова, плакал по ней. И это расстраивало ее еще больше, чем проявление ее первой, эгоистичной реакции на его исцеление. Дрожащими руками она откинула волосы у него со лба и откашлялась.

- Почему ты плачешь?

Он не ответил, только ладонь его погладила ее колено, а рука обняла за талию. Ему хотелось влезть в ее кожу и разделить с ней ее муки.

Ее ласкающая его рука окрепла и потянула Уильяма за волосы.

- Ведь я же научила тебя, что слепота мешает нам, только если мы сами позволяем ей делать это.

- Да... нет... не в этом дело.

- А в чем?

- Я негодяем был, и был поганый мой язык.

- Ну, я не знаю.

- Безмозглый злодей.

- Да ничего такого...

- Неблагодарный, заносчивый пустозвон. - Он замолчал, но она ничего не сказала.

- Ты не собираешься возразить?

- Нет,- медленно промолвила она.- Смирение так очищает мужчину.

Внезапный приступ ярости заставил Уильяма чуть присесть, потом он припомнил свою прежнюю грубость и снова прильнул к Соре.

- У тебя неприятная манера учить мужчин смирению. Когда я припоминаю все те случаи, когда я насмехался над леди Сорой, подшучивал над твоим возрастом и заявлял, что тебе не понять моего положения, поскольку ты видишь, мне хочется выстегать себя.

- На самом деле ты вовсе не насмехался надо мной, ты дразнил меня. А это большая разница. Женщине зрелого возраста это было бы лестно. А мне...Она подумала о всех пустых годах, проведенных в доме Теобальда, когда достойные мужчины либо не обращали на нее внимания, либо смеялись над ее несчастьем. Или же когда с заносчивой самоуверенностью в том, что она за это будет благодарна, ей предлагалось разделить ложе какого-нибудь рыцаря.- Мне твое поддразнивание казалось добрым.

К ужасу Соры, голос ее задрожал от нахлынувших чувств, а объятия Уильяма стали крепче. Он хрипло промолвил:

- Я был жесток к тебе, кричал, был груб.

Сора удивленно засмеялась.

- Да? Отчего же как-то выделять меня? Ведь в замке ты кричал на всех, обижал своего сына и отца тоже.

Его боль вдруг ушла.

- Не было этого!

- А ведь они - как раз те люди, которых ты действительно любил,продолжила она, как будто и не слышала его слов.- Я была в самом деле польщена.

- Польщена!

- Да. Это делало меня членом вашей семьи. Если бы ты не кричал на меня, я бы подумала, что не нравлюсь тебе.

- Женщина! - проревел он, откидываясь назад и сбрасывая позу покаяния.Закрой свой рот и слушай, что я скажу. Я не кричу и я не груб. и, уж конечно, я не собираюсь грубить тебе когда-либо еще!

- Разумеется, нет,- усмехнулась она, а он, застонав, положил голову ей на грудь.

- Ты злая женщина,- промолвил он.