Стратегия свободы: Исходный мир III.I - Александр Ромашков

— Эм, — я оторопел от неожиданного вопроса. — Да, бывает. Наверное. А что? Компания «Экскалибур Алмаз» вроде даже планировала вокруг Луны облетать.

— Девять таких космических кретинов терпят бедствие недалеко от орбиты Земли.

Глава XXVII

— Ближе подходи. Бета. Не допрыгну. — Я готовился к прыжку. Челнок доставил нас с Бетой и Самантой сюда за тридцать пять минут. Дольше заняло торможение. — Интересно, мне воздуха хватит?

— Не хватит — у нас есть семь минут, чтобы откачать твой мозг, — мрачно пошутил Бета.

— Все хорошо у тебя с воздухом, сайрос сгенерирует столько, сколько потребуется, — нервно вставила Саманта.

— Вы бы ему хоть внешние камеры отстрелили что ли. Чтобы не засекли. Там в центре управления полетами и так паника, к гадалке не ходи.

— Сбили уже, сосредоточься.

— Да вон, я вижу, как на меня объектив пялится. Завтра на ютюбе смотреть будем. Надеюсь, что внутри там у него не работает ничего. — Я находился на пришлюзовом захвате нашего челнока. В земном космолете, похожем на Буран, только с округлой кабиной и причудливо изогнутыми крыльями, отказали системы управления и внутреннего энергоснабжения, и его медленно, по спирали, засасывало обратно в атмосферу. Девять человек находились в трех спасательных капсулах под брюхом корабля, но из-за поломок отстреливающие узлы заклинило. Бета как в воду глядел, когда устанавливал на мой сайрос слабые прыжковые ускорители, сейчас я чувствовал себя комфортно. — Еще, еще ближе. У него на боку название «Анджелина». Романтично. У одного дайверского бота в Египте такое же название.

— Тор, нас так самих утащит, не отвлекайся и не задерживайся. Вот, сейчас должно хватить.

— Будет что-то не так, бросай все. Время еще есть, отстреливай капсулы и прыгай в обратном направлении от атмосферы, мы тебя подберем, — затараторила Саманта. Она сама хотела пойти, но я ей не дал, самоуверенно бросившись к шлюзу. Слишком самоуверенно. Опыта не было. Впрочем, у нее тоже.

Прыжок. Корректирующие импульсы. Плавно «подплыл» к кораблю. Ухватился за обшивку. Обернулся. Бета отвел челнок повыше. Успокоив дыхание, я медленно пополз по корпусу вниз, к спасательным капсулам. Брюхо космолета начинало светиться. Сайрос просигнализировал об опасности ухода в атмосферу. Первая капсула. Ручное управление запуском. С глухим хлопком капсула устремилась к поверхности. Ее поболтает, у нее раскроются парашюты, и люди будут спасены. Следующая. Нельзя медлить.

— Тор, тебе надо возвращаться. Вы скоро войдете в атмосферу.

— Вы видели первую капсулу? Я спасатель! — наигранно обрадовался я, пытаясь не то успокоиться самому, не то подбодрить сестру. Сердце колотилось в бешеном ритме. Вторая капсула сорвалась вниз. Обшивка задрожала, возник нарастающий гул в ушах. Системы костюма жалобно запиликали.

— Бета, летим за ним, — услышал я в радиообмене голос Саманты. — Прыгай полоумный, уходи оттуда!

Левой рукой я ухватился за рычаг ручного отстрела спасательной капсулы и в этот момент внутри корабля что-то ухнуло.

— Саша! — Сэм в страхе крикнула так, что у меня заложило уши. Обшивка лопнула. Раздался взрыв. Тело обдало жаром, руку пронзила нестерпимая боль, вздувая и разрывая наноферритовую броню. Меня развернуло и устремило вниз, вместе с обломками разной величины. Время остановилось. Взгляд заволокло рябью. В попытке сфокусировать зрение, я посмотрел в сторону челнока. Стало очень светло. Скорее всего, от взрыва, но это была не вспышка, стало действительно светло, челнок начал давать тень. И я не помню, чтобы у космических челноков были винты под днищем.

Вся индикация с визора сайроса пропала. Откуда-то сзади раздался еще один взрыв. Все происходило крайне медленно. Я посмотрел на левую руку. Черными обугленными клоками с нее свисал вовсе не сайрос. Это были рваные куски неопрена. Как в бреду осмотрел себя. Я был в неопреновом, местами разодранном от взрыва и металлических осколков гидрокостюме. Лохмотья жилета-компенсатора плавучести. Снова перевел взгляд на левую кисть. Туго затянутая еще Виктором Анатольевичем бинтовая повязка местами почернела. На тыльной стороне ладони примотанный вспученным от воды скотчем кусок листочка в клеточку, в центре — кружок, закрашенный синим фломастером. Перед глазами проплыл манометр давления воздуха в баллоне. Ноль бар. Время все также тянулось не спеша, я все также медленно летел вниз. Слева от себя увидел огромный, покрытый кораллами корабль, затонувший еще во времена второй мировой войны. «Роял Батлер» успел прочитать я название. Снова взрыв. Уши заложило, и кроме тонкого свиста контуженных барабанных перепонок я уже ничего не слышал. Вот краем глаза заметил железные осколки, вот они полетели мне в лицо. Треснуло стекло перед глазами, и в нос стала заливаться соленая вода. Кожа на лице лопнула от многочисленных порезов. Голова еще не соображала, но начинала понимать происходящее. Лицо окутало пузырями воздуха. Последними пузырями, вырвавшимися из горла. Я ощутил в зубах загубник регулятора, устройства для дыхания под водой, но его с силой вырвало изо рта. Спазмы легких, требующих кислород. Мое тело еле слушалось, на активные действия не хватало сил. А я все летел вниз, не имея возможности всплыть на поверхность. Широко раскрыл глаза, но из-за воды, ничего кроме мутных осколков и яркого света солнца над поверхностью воды, ничего не увидел. Я безмолвно потянул руки на свет. Взрыв баллона. Спину пронзила новая боль, меня вихрем закрутило вокруг своей оси. В глазах последний раз потемнело.

Перед лицом смерти любое безумие предательски отступает, показывая, что же происходило на самом деле. Каждый умалишенный за секунду до того, как уйти в мир иной, видит жизнь отчетливо. Может оценить свои ошибки, проявления своего сумасшествия, не предвзято, так как есть. Так, как было. В такой момент, после того, как страх уже подтолкнет на порог смерти и отступит за ненадобностью, когда мозг подводит итоги и генерирует последние мысли, из глубины души всплывает самое важное, самое чистое и ценное. Представляешь, как радовался в самый яркий момент жизни, как чувствовал гордость отца, заботу матушки. Как сидел у костра на берегу реки и пел друзьям под гитару. Как свободно дышал, выходя летним вечером на прогулку. Но вот сердце останавливается, тело пронзает холодная судорога. Мозг напоминает, мол, дружище, осталось совсем немного. И ты достаешь самую ценную мысль. Ту, в которой всегда боялся признаться, ту, которая всегда была с тобой, не оставляя ни на мгновенье. Персональный сдвиг крыши, поправка на ветер, сама суть безумия, с которой можно умереть. Ту, что приносила счастье, тревожила и ранила одновременно. Назвав ее, тебе становится очень спокойно и легко оттого, что ты признался самому себе. Жизнь стоила свеч. Последний мозговой импульс. «Катя».

Эпилог

Не задавай вопросов, на которые не хочешь знать ответ. Не разгадывай загадок, если знаешь, что тебя это расстроит. Не смотри на то, что не нравится. Не читай, если напрягает. И пытайся, Бога ради, пытайся предвидеть все на свете, все, что угодно, самые невероятные и кажущиеся абсурдными варианты. Мозг человека, впрочем, как и весь организм, удивительное творение. Когда ты встречаешь что-то, чего никогда не было, мозг включает защитную реакцию. Дает тебе наиболее приемлемое объяснение из уже имеющихся. Даже достраивает, дорисовывает.

Никому неизвестно, в какой момент он сходит с ума и сходит ли вообще. Нет точки, которую мозг отмечает как грань между реальностью и бредом. Ни один псих, мнящий себя Наполеоном, не скажет журналисту за чашечкой кофе: «Я помню солнечный сентябрь восемьдесят третьего, я сидел в беседке и тут, о, озарение! мне открылась истина. Кажется, было два часа дня! Или два пятнадцать». Каждый выбирает для себя, где реальность, а где она заканчивается, и каждый живет по своим, понятным только ему, правилам.

Было сейчас два двадцать семь. И в какой момент мозг начал дорисовывать, было неизвестно. Как получилось, что в кризис среднего возраста молодого мужчину унесло в далекий космос? Я поднял тяжелые веки. Увидел часы, увидел открытое окно в светлой больничной палате. За окном — вечное лето. Пальмы и соленый прибрежный воздух. Усилием воли повернул голову на левый бок. Вся левая рука перетянута свежим бинтом, сквозь который успела просочиться и застыть кровь вперемешку с медикаментами. Проверить наличие сайроса или его отсутствие не представлялось возможным. Тело тоже было сковано фиксирующей шиной. Трубки, уходящие в бинт. Видимо, капельница и обезболивающее. Вертеть головой было сложно. Правый глаз заплыл и плохо видел. В горле сухо. Спасибо, что живой.

Как получилось, что молодого мужчину с кризисом средних лет, прямо перед поездкой на курорт Египта унесло в глубокий космос для победы над своими страхами? Снос крыши, нервный срыв, обострение шизофрении, пик маниакальной депрессии? И ведь не было никакой Трент Саманты Оро. Был лишь светлый образ Сэм, позвавший меня воевать со своими проблемами и разбираться в себе и своих желаниях. И был образ темный, бесцеремонно выставляющий наружу мои нереализованные фантазии и животные потребности. Мелисса. Ангел и Бес, вечно соперничающие друг с другом за человеческую душу, чтобы определить все его слабые и сильные стороны. Божий промысел. Во всем этом безумном спектакле все роли исполнял только я один. Все мужские персонажи являли мои разные стороны. Вечно ворчащий и недовольный, уверенный в своих действиях, но такой уязвимый Бета, утонченный, благородный и израненный безответной любовью Себастиан. Даже безрассудный в своем бесстрашии и самоуверенности Дюк, без разбору ненавидящий и разрушающий все на своем пути. Да даже мелочный арабский инопланетянин Кареб, вечно повествующий о далеких мирах и рассказывающий всю дорогу до Земли загадочные добрые истории. А еще была Она, лицо моего безумия.