Юркины бумеранги - Тамара Михеева

— Куда?! Куда?! — кричал ей вслед Сальватор.

Но Петра уже не слышала его за ревом волн. Трудно грести в шторм, но она все равно гребла. Потому что одна Петра Монтгомери могла провести корабль между подводными скалами и мелями к острову.

Вот к ней придвинулась громада корабля. «Хорс», — еле-еле различила она название на борту. Это был красивый и гордый корабль. И командовал им капитан Дэн эль Хольвадас. Тоже красивый и гордый. И он сказал:

— Спасибо, вы нас спасли.

А Петра посмотрела ему в глаза, темные, как штормовое море, и сказала, стараясь быть равнодушной:

— Будьте как дома, капитан.

3

Петька забралась с ногами на диван рядом с мамой. Положила рыжую голову ей на колени.

— Ветка! Опять с ногами на диван, — проговорила мама недовольно.

— Мамочка, я люблю свои ноги ничуть не меньше других частей тела. Почему же они должны стоять на полу?

Мама улыбнулась и погладила Петьку по волосам. Ей нужно было готовить ужин, но она чувствовала, что дочери хочется поговорить.

— Ма-ам… — протянула Петька.

— Что, Ветка?

— А я с мальчиком познакомилась.

— С хорошим?

— У него рубашка матросская.

— Ты с мальчиком познакомилась или с рубашкой? — смешливо фыркнула мама.

— Ну ма-а-ма… С мальчиком, конечно! Он знаешь какой?

— Какой?

— Светлый.

— Светленький?

Петька рассмеялась.

— Нет, мама, нет. Он очень темненький.

— Как это — очень? — удивилась мама.

— Ну он не совсем русский. Он дитя всех народов. Ну не смейся, он сам мне так сказал. В нем много всякой крови намешано.

— Почему тогда светленький?

— Нет, он темненький, но какой-то светлый. Ты разве не понимаешь?

Петьке трудно было объяснить маме, что значит «светлый». Она просто чувствовала себя очень уютно рядом с Деньком, будто от него, как от печки, исходило тепло и свет. А улыбка? Будто маленькое солнышко!

Мама улыбнулась своим мыслям и спросила:

— А как его зовут?

— Денис. Нет, Денёк! Все зовут его Денёк. Видишь, у него даже имя светлое.

— Почему?

— Ну Денёк — это ведь день, только маленький. А фамилия знаешь какая? Хорса. А Хорс — это языческий бог солнца. Нам на литературе рассказывали. Вот и получается — солнышко со всех сторон.

Мама опять улыбнулась, растрепала дочкины волосы и спросила лукаво:

— А когда же ты с ним познакомилась?

— Я? Давно, еще до папиного наказания, — не моргнув, соврала Петька, но в душу ей закралось подозрение: вдруг, пока она гуляла, мама увидела, что ее нет? Но нет, навряд ли. Мама бы сказала. А тут еще Иван приехал, всем не до Петьки… Да и обратно она пробралась незамеченной.

— Ну и чем вы занимались с Денисом Хорсой? — спросила мама.

— Ну-у… Мы сидели у него на заборе, потом пришла его мама, и мы пошли к нему. Он мне показывал свои рисунки. Ой, мамочка, знаешь, какие рисунки? Как у настоящих художников! А потом мы стали есть блины, а потом катались на трамвае…

— Лиза! Разве так можно? — расстроилась вдруг мама.

— Что? Кататься на трамвае?

— Только познакомилась и сразу — на блины? Кто так делает?

— Ну он так звал, мамочка! И вообще они меня не отпускали.

— И насильно заставили есть блины?

— Ну да! — рассмеялась вслед за мамой Петька.

— Надеюсь, ты прилично вела себя за столом?

— Да, — не очень уверенно сказала Петька.

Не рассказывать же маме, как они с Деньком брызгались компотом и стреляли косточками от вишен и что разбили миксер. Хорошо, что его мама в это время уже ушла.

— Ветка, а ты познакомила его со своими ребятами?

Петька смутилась. Еще утром, когда они только встретились с Деньком, она решила, что обязательно подружит его с Ленкой и мальчишками, со всеми чердачными жителями, но день пролетел, как не было, а она так и не вспомнила, что хотела привести Денька в Хижину. Она смутилась и пробормотала:

— Я познакомлю, мамочка, обязательно познакомлю. Они подружатся.

Но почему-то Петька вздохнула, будто ей предстояла тяжелая работа.

— Ну и славно, — сказала мама. — Поможешь мне с ужином?

— Конечно! — вскочила Петька.

Мама улыбнулась, глядя на свое рыжее чудо. Петька порывисто обняла ее за шею и зашептала в ухо:

— Я тебя очень-очень люблю!

— Я тебя тоже, — ответила мама, уклоняясь от ее горячего шепота, щекочущего ухо. И вдруг спросила: — Веточка, а Саша не обидится, что у тебя появился новый друг?

— Вот еще! — вспыхнула Петька, и, вспомнив синие Сашкины глаза, дернула плечом: — С чего это?

4

С Сашкой Петька подружилась во втором классе. Сначала он был просто одноклассник и сосед. Но однажды после школы Петька гуляла по окраинам городка, где шумит маленькая речка Чечёра, впадающая в Ямолгу, и увидела Сашку Строева, который по узенькому бревнышку переходил с берега на берег. Туда-сюда, туда-сюда, много-много раз. Делал он это ловко, хотя бревно было скользкое, и Петьке тоже захотелось попробовать. Она подбежала, скинула ранец на непрогретую мартовскую землю, крикнула:

— Привет, Строев!

И пошла по бревну. Сашка смотрел на нее снисходительно, будто знал, что она все равно упадет. И Петька упала! Дошла почти до конца, но поскользнулась и плюхнулась в воду. Чечёра — речка неглубокая, Петьке по пояс. Но вода в ней холоднющая, да и упала Петька плашмя, на живот. Пальто сразу намокло и потяжелело. Сашка кубарем скатился с высокого берега прямо к воде и помог Петьке выбраться. Спросил:

— Ты чего не ревешь?

Петьке очень хотелось заплакать, но плакать при мальчишке она считала делом недостойным, и поэтому только плечами в ответ пожала.

— Ничего, — сказал тогда Сашка, — в лесу и не такое случается.

— В каком лесу? — распахнула глаза Петька.

Тут Сашка смутился и сказал:

— Ну мало ли где…

Но Петьку не проведешь! Она не отстала от Сашки, пока тот не признался:

— Я из дома сбежать хочу.

— Зачем? — не поняла Петька. Они были соседями, и Петька знала, что дома Сашку не обижают. — Разве тебе плохо дома?

— Нет, неплохо совсем! Просто… интересно ведь! Представляешь, одному в лесу пожить, как Робинзон. Или как партизаны. Можно шалаш построить или землянку выкопать. А есть ягоды или грибы. А растения? Знаешь, сколько в лесу съедобных растений! Помнишь, Ольга Яковлевна рассказывала?

Петька кивнула.

— Только вот лета дождаться… — мечтательно протянул Сашка.

Так мечтательно, что Петька сказала:

— А можно мне с тобой?

После падения в Чечёру Петька простыла и пролежала в постели целую неделю. Мама лечила ее медом и чаем с малиной. Почти каждый день забегал Сашка: приносил домашние задания и рассказывал, что в школе творится.

— Ничего, — успокаивал он Петьку, — выздоровеешь — и начнем тренироваться по-настоящему. Там как раз каникулы, время будет.

И Петька с нетерпением ждала выздоровления.

На каникулах они, и правда, тренировались каждый день, готовясь к суровой лесной жизни. Петька уже легко переходила по любым бревнышкам через речку, летала на тарзанке, как Маугли на лианах, прыгала с камня на камень через ручей, училась стрелять из самодельного лука, лазила по деревьям. С Сашкой они страстно ждали лета, когда можно уйти в лес навстречу полной приключений и опасностей жизни.

Только одно беспокоило Петьку — родители. Она представляла, какой переполох начнется дома, если вдруг однажды она пропадет. А у дедушки больное сердце, ему волноваться нельзя.

Как-то она робко спросила у Сашки:

— Неужели даже нельзя записку им оставить?

— Нет, нельзя, — непреклонно ответил Сашка.

— Но ведь они нам ничего плохого не сделали, — заспорила Петька. — Из дома сбегают, когда дома плохо, бьют или еще чего-нибудь. А нас ведь с тобой не бьют.

— Да не в этом же дело, — объяснял терпеливо Сашка. — Мы ведь не от них уходим, не от родителей, а просто чтобы себя проверить, закалиться. Представляешь, вдруг война случится? А нам с тобой в партизаны уйти — как к себе домой, потому что мы натренированные. Понимаешь?

Петька понимала. Но еще понимала, как расстроится мама. Плакать, наверное, будет…

В общем, в назначенный для побега день Петька все-таки написала записку домашним.

Они с Сашкой ушли рано-рано утром. У каждого был рюкзак за плечами. В рюкзаке мешочек сухарей, куртка, одеяло. Это все, что Сашка разрешил взять с собой. Петька взяла еще толстую тетрадку и ручки.

— Будем вести путевой дневник, — сказала она.

Сашка идею одобрил и признался:

— Я, знаешь, Петь, своим записку оставил, что мы с тобой ушли. А то правда ведь волноваться будут.

И Петька с облегчением вздохнула.