Матерь Тьмы - Фриц Ройтер Лейбер

появись они на жутких холмах, увенчанных скалами, в «Шепчущем во тьме», «Ужасе Данвича» или «Хребтах безумия» Лавкрафта, где холмы были равновелики Эверестам, или, если уж на то пошло, в «Крупинке Темного царства» Лейбера.

Он отыскал каменное сиденье, на котором располагался вчера, и заставил себя выкурить сигарету, чтобы чуть успокоить нервы, замедлить дыхание и расслабиться, хоть и не терпелось убедиться, что он опередил солнце. На самом деле, он знал, что это ему удалось, пусть и с довольно скромным отрывом, о чем говорили стрелки часов.

Во всяком случае, сегодня было яснее и солнечнее, чем вчера. Дул сильный западный ветер, добиравшийся даже до Сан-Хосе, над которым сейчас не было видимой подушки смога. За городами Ист-Бэй и на севере округа Марин отчетливо выделялись маленькие горные вершины. Ярко сверкали мосты.

Даже море крыш сегодня выглядело дружелюбным и спокойным. Франц поймал себя на том, что думает о невероятном количестве жизней, приютившихся под ними: живет под этими крышами около семисот тысяч человек, а работает и того больше, ведь ежедневно из пригородов по мостам, по сухопутным автострадам и поездами метро БАРТ под водами залива в Сан-Франциско приезжает еще невесть сколько народу.

Невооруженным глазом он вроде бы отыскал щель, в которой находилось его окно (во всяком случае, она была залита солнцем), а затем достал бинокль. Он не дал себе труда накинуть ремешок на шею – сегодня хватка и так была крепкой. Да, флуоресцентное красное пятно было на месте, и с первого взгляда казалось, будто оно заполняет все окно, настолько ярок был алый, но, если присмотреться, становилось ясно, что картина закрывает лишь нижнюю левую четверть. Казалось, можно было разглядеть даже рисунок… Нет, все же нельзя, слишком уж тонки черные линии.

Вот и опровергнуты сомнения Гуна (да и его собственные) насчет того, верно ли он вчера нашел окно. Забавно, однако, что человеческий разум подвергает сомнению даже самого себя, чтобы объяснить необычные и нетрадиционные явления, которые видел ярко и безошибочно. Вот и останавливаешься на полпути – усилиями собственного разума.

Но сегодня видимость, безусловно, была исключительной. Как отчетливо выделялась на фоне голубой бухты бледно-желтая башня Кольта на Телеграф-Хилл, бывшая некогда самым высоким сооружением Фриско, а теперь кажущаяся совсем крошечной! И бледно-голубой с позолотой шарик башни Колумба – старинная жемчужина на фоне выстроенных в идеальные ряды оконных прорезей пирамиды Трансамерики, похожих на отверстия в перфокарте. И высокие закругленные окна старого Хобарт-билдинг, не только повторяющего в своих формах корабельную корму, но и приводящего на память изображения величественных, богато изукрашенных адмиральских кают галеонов, в сопоставлении со строгими вертикальными алюминиевыми линиями нового здания Уэллс Фарго, возвышающегося над ним, как межзвездный грузовой корабль, ожидающий взлета. Франц поводил биноклем по сторонам, непринужденно подправляя фокус, чтобы лучше видеть подробности. О, и насчет собора Благодати с наводящими на мрачные размышления, многоцветными, с сочными красками, современными витражами он ошибался. Его тонкий шпиль, торчащий из черепичной крыши, как стилет с зазубренным зеленоватым лезвием, увенчанный на острие маленьким позолоченным крестиком, вполне можно было разглядеть рядом с безликой современной громадой Кафедрал-апартментс.

Он еще раз взглянул на все еще не закрытую тенью щель, в которой находилось его окно. Возможно, и рисунок удастся разглядеть, если получше настроить…

Не успел он мысленно проговорить эту фразу, как продолговатый кусок раскрашенного флуоресцентной краской картона исчез из виду. Из его окна высунулось бледно-коричневое существо, которое отчаянно замахало на него длинными воздетыми к небу руками. Ниже Франц вполне отчетливо видел лицо, обращенное к нему, маску, узкую, как мордочка хорька, – бледно-коричневый, совершенно пустой треугольник, две точки вверху, которые могли быть глазами или ушами, и одна пониже, переходящая в заостренный подбородок… Нет, рыло… Нет, короткий хоботок – ищущий рот, судя по виду, предназначенный для высасывания костного мозга. И тут параментальная сущность потянулась через стекла бинокля к его глазам.

16

ОЧУХАВШИСЬ уже в следующий миг, Франц услышал, как что-то гулко стукнуло и звякнуло, обнаружил, что вновь обшаривает темное море крыш невооруженным глазом, пытаясь обнаружить проворное бледно-коричневое существо, стремящееся к нему через это пространство и использующее по пути любое укрытие: дымовые трубы с колпаками, купола, водонапорные баки, большие и крохотные пентхаусы, водопроводные трубы, горловины ветроуловителей, колпаки вентиляционных шахт и мусоропроводов, световые люки, парапеты крыш и прочие большие и малые неровности, имеющиеся на крышах. Сердце отчаянно колотилось, и он часто хватал ртом воздух.

Безумные мысли устремились в другую сторону, и он принялся осматривать склоны под собой и рядом, отмечая заодно возможные укрытия, которыми могли послужить камни и чахлые кустики. Кто знает, с какой быстротой способны перемещаться параментальные сущности? Со скоростью гепарда? Со скоростью звука? Со скоростью света? Вполне возможно, что это нечто уже здесь. Он увидел свой бинокль под скалой, в которую случайно отшвырнул его, когда судорожно выставил вперед руки, чтобы оттолкнуть эту тварь от глаз.

Франц вскарабкался на самую вершину. На зеленом поле внизу уже не было ни игравших девочек, ни сопровождавшей их женщины, ни взрослой пары, и ни одного животного. Впрочем, едва он успел осознать все это, как большая собака (один из доберманов или какая-то еще?), двигаясь в его направлении, вприпрыжку перебежала поле и исчезла за нагромождением камней у подножия склона. Только что пришедшую ему в голову мысль убежать туда, откуда пришел, он поспешно выкинул из головы: не хватало еще наткнуться на эту собаку (А может быть, и не только эту? А может быть, и не только собаку?), выпущенную на охоту. По эту сторону Корона-Хайтс слишком много укромных мест.

Осмотревшись вокруг, Франц быстро спустился, встал на свое каменное сиденье, собрался с духом и всматривался в городской пейзаж, пока не нашел щель, где пряталось его окно. Там уже было совсем темно, так что он ничего не смог бы разглядеть даже в бинокль.

Он ссыпался на тропинку, бросая быстрые взгляды по сторонам и без стеснения хватаясь руками за что попало, подобрал разбитый бинокль и сунул его в карман, хотя ему не понравилось, как брякало внутри выпавшее из крепления стекло. Если уж на то пошло, может быть, это не стекло брякало, а гравий скрипел под его осторожными шагами; выдать человека могут даже такие тихие звуки.

Одно мгновение осознания не может так сильно изменить человеческую жизнь, правда? Но оно смогло!

Франц попытался разобраться в своей реальности, не теряя при этом бдительности. Начать с того, что никаких параментальных сущностей не бывает – это всего лишь элементы псевдонауки, которую де Кастри создавал, начиная с 1890-х годов. Но он собственными глазами видел одну из них, а ведь, как