Цветной Дозор - Карина Шаинян

– В какой отель вы посоветуете переселиться? – все-таки спросила она на всякий случай, гордясь своей сдержанностью. Глаза управляющего забегали.

– Я бы не стал… понимаете, наш отель – лучший на острове, больше вы нигде не найдете таких удобств, такого уровня… Не могу посоветовать ничего аналогичного. Остальные – просто пристанища для бедных студентов, а не приличные гостиницы. Это не для вас. Скопища жалких грязных лачуг…

Пожилая дама в глубине веранды отчетливо фыркнула, и управляющий окончательно смешался.

– Я могу порекомендовать прекрасный отель на большой земле, его содержит мой друг, он даст вам огромную скидку, – забормотал он. – И, конечно, вы ничего не должны платить здесь, мне очень, очень жаль, я обязан компенсировать…

Он принялся совать Анне пачку смятых влажных рупий, и девушка упрямо спрятала руки за спину.

– Не знаю, что здесь происходит, – сердито проговорила она, – и не хочу знать. Я никуда не поеду. Я забронировала номер на неделю, и вы не имеете права меня выкинуть, как тех мальчишек…

Анна вскинула подбородок, презрительно глядя на толстяка. Тот едва не плакал, но его расстроенная физиономия вызывала только раздражение. Мелкий жулик. Если бы объяснил, в чем дело, признал ошибку, она, может, и вошла бы в его положение. Но раз предпочитает решать проблемы враньем – пусть выкручивается как хочет, Анна ему помогать не станет.

– И еще. Я хотела бы заменить доску, – припечатала она. – Эта никуда не годится.

Управляющий в отчаянии всплеснул руками и, ища поддержки, оглянулся на пожилую даму, которая с любопытством прислушивалась к их разговору.

– Послушайте, упрямая леди, – решительно вмешалась та. – Вы же стояли на волне сегодня? Вам понравилось?

Управляющий дернулся, будто желая остановить ее, но, нарвавшись на жесткий взгляд, беспомощно заскулил. Повернулся к Анне, прижимая к груди пухлые лапки, готовый плести новые байки, предлагать любую компенсацию, лишь бы заставить старуху замолчать. И без того смущенный, теперь он выглядел так, будто вот-вот провалится под землю.

– Я сейчас же созвонюсь со своим другом, – зачастил он, вытаскивая телефон, – его отель намного, намного лучше моего, он выделит вам люкс…

– Хватит юлить, – оборвала его старуха. – Видишь ведь – не поможет. Так как вам понравился сегодняшний серфинг, леди?

– Это не относится к делу, – проговорила Анна, внезапно ощутив, что едва способна шевелить губами. Она все еще сохраняла величественную осанку, но уже понимала, что потерпела поражение. Чувство такое же мучительно-тягостное, как то, что она испытала с утра. Опора медленно, но верно ускользала из-под ног, и этому не было никакого объяснения.

– Еще как относится, – возразила дама почти весело. – Если останетесь – понравится еще меньше…

Анна заглянула в выцветшие глаза, которые не делало ярче обилие бирюзы в ушах и на шее, – и отшатнулась. Она поняла: старуха прекрасно знает, что Анна испытала сегодня утром. Знает намного лучше, чем она сама. И говорит правду: если Анна останется, омерзительное ощущение уходящей из-под доски волны, ускользающей от сознания реальности не только не исчезнет, но и станет совершенно невыносимым. Превратится в нечто такое, что просто невозможно пережить и сохранить рассудок…

– Вот и умница, – удовлетворенно кивнула старуха. – Сейчас вам вызовут тук-тук.

О людях в красных футболках Анна вспомнила только на палубе парома, набитого рассерженными, растерянными туристами. Но к тому времени разглядеть, что творится в поселке, стало невозможно. Хотелось понять, что произошло, придумать гипотезу, связывающую нашествие и выдворение с острова всех посторонних, но Анной вдруг овладела странная лень. Впервые в жизни ей не хотелось думать. Она сосредоточивалась не больше чем на пару секунд – и тут же отвлекалась. Узор облупившейся краски на поручне, выпрыгнувшая из воды рыба, долетевший обрывок разговора… Любая мелочь тут же занимала ее мысли, вытесняя размышления о людях в красных футболках и глупом вранье управляющего. В конце концов сиюминутные пустяки полностью заняли ее голову, а от них тонкие ниточки потянулись в будущее. Слоновый остров больше не интересовал Анну. Он растворился во влажной дымке, превратился в висящее над горизонтом сине-зеленое облако, бледное и тревожное, как глаза пожилой леди в белоснежной блузе и бирюзовом колье. Анна смотрела на него совершенно равнодушно. Ее ждали новые места, новые знакомства, новые дни, наполненные не только серфингом. Или не серфингом вовсе – нельзя зацикливаться на хобби настолько, чтобы игнорировать другие возможности. Все обернулось к лучшему: признаться, она уже превращалась в маньяка, не способного думать ни о чем, кроме своего увлечения. Все к лучшему. Никаких потерь.

Встречный ветер нахально лохматил волосы, выбивал из глаз слезы. Только ветер. Паром деловито взламывал стеклянно-гладкую поверхность океана, и хотелось, чтобы он как можно скорее причалил к большой земле.

Анна знала, что никогда больше не сможет довериться воде.

Глава 1

Пейзажи родного края

Надо смотреть глубже, еще глубже. Там ждал цвет; Настя не видела его – но чувствовала. Глаза застилала серая пелена, и на ее фоне мельтешили стеклянистые червяки. Настя понимала, что это – всего лишь иллюзия, обычные мушки от перенапряжения, но отказывалась верить. Казалось, стоит сосредоточиться, всмотреться внимательнее, и цвет появится. Она наконец-то увидит его – и сможет перенести на бумагу. Да, ей не дозволено входить в Сумрак, она добровольно отказалась от магии, но смотреть никто не запрещал.

Кисть летала по бумаге как нечто живое, наделенное сознанием и волей. Кисть была волшебной палочкой, способной разогнать ледяной, сковывающий холод. Вернуть Насте дом, частью которого она не захотела стать. Привычный, изученный до последнего куста пейзаж выглядел совсем иначе, когда Настя смотрела на него сквозь Сумрак. Он выцветал – но в то же время наполнялся таинственным, волшебным смыслом и неочевидными связями. Взгляни на старую березу, что нависла над оврагом, сквозь тень, – и она потеряет краски. Исчезнет холодная желтизна листвы, нежные лиловые тени ствола; но и форма изменится. Почти незаметно… но станет ясно: эта береза – не просто береза, глупое старое дерево; ее черно-белый ствол – ось, на которую наматываются нити событий, что тянутся по всей земле и по всему времени…

Просто смотреть. Никогда в жизни Насте не было так холодно и одиноко. Сумрак был ее миром, враждебным, пугающим, равнодушным, но – ее. Ей нужно было справиться с ним самой. Прорваться сквозь серую пелену, понять ее. Никто не придет, не научит, не покажет дорогу через изнанку реальности. Но не заглядывать туда Настя не могла, и теперь ей приходилось искать путь в одиночку. Ждать помощи неоткуда, расспрашивать других Иных – бесполезно. Настоящие маги, точно знающие, как правильно и где их сторона, лишат Сумрак не только красок, но и объема.

Настя отчаянно держала оборону, лишь бы не дать обкорнать свою реальность, не позволить упростить ее. Но ее одолевали сомнения. Может, все-таки стоило остаться в Москве, чтобы узнать больше, не рубить вслепую. Однако – ее могли убедить. Настя знала, что ее можно убедить, зацепить за безнадежность и вынужденную немоту. И тогда она следом за Светлыми Иными разделила бы все и всех на светлое и темное. Заплатила бы цветом за избавление от одиночества. Слишком высокая цена… но вдруг она существует лишь в ее воображении? Что порождает сомнения – слабость или разум? Ведь Настя уже отказывалась от магии, не признавала, что отличается от людей, из-за страха перед серой пеленой, не догадываясь, что Сумрак – приобретение, а не потеря. Может, она снова ошибается. Настя тихо застонала, замотала головой, отгоняя отчаяние.

А краски в Сумраке были: Настя уже отчетливо видела их бледное мерцание. Грязь под ногами превратилась в кварцевый песок, и в каждой песчинке как будто светился цветной огонек. Старая береза выглядела так, будто ее написал Гоген – написал храбрыми мазками всех оттенков радуги, а потом обернул во много-много слоев полиэтилена, чтобы скрыть слишком яркие для этого мира краски. Настя подалась вперед, пытаясь прорваться сквозь эту мутную пленку. В ушах зашумело, как у ныряльщика, заплывшего слишком глубоко и уже не способного выносить чудовищное давление и холод. Серая пелена начала темнеть; Настя поняла, что вот-вот потеряет сознание, и отшатнулась, выдираясь в реальный мир.

Промозглая сырость парка показалась живой и теплой. Руки мелко дрожали от напряжения – как будто последний час Настя не рисовала, а тягала штангу. Светящиеся мушки перед глазами побледнели, но не исчезли; все-таки не цвет, всего лишь зрительные артефакты перегруженного мозга. Настя отложила кисть, вытащила из кармана шоколадку – вторая плитка за сегодня. А ведь она была равнодушна к сладкому… Жуя, осмотрела пришпиленный к этюднику лист акварельной бумаги.