Сияние Каракума (сборник) - Курбандурды Курбансахатов

— Что здесь за базар? Кто старший? Ты почему, Комеков, собрал людей в кучу? Порядка не знаешь? Всех одним снарядом фриц накрыть может! Немедленно рассредоточить бойцов!

Капитан не стал возражать начальству, приказал командиру взвода управления разместить бойцов в укрытии. Лейтенант ревностно кинулся исполнять приказание, а Комеков вскинул руку к козырьку фуражки.

— Товарищ майор! Вверенная мне батарея боевое задание выполнила! В настоящий момент…

Фокин досадливо махнул рукой.

— Отставить!

Обвёл взглядом двор, задержался на четвергом расчёте, который уже заканчивал растаскивать обломки забора, покосился на въезжающую в ворота машину второго расчёта и упёрся тёмными недобрыми глазами в лицо Комекова.

— «Выполнила»!.. А что делается с другими твоими пушками, ты знаешь? Почему одна пушка застряла возле железнодорожной насыпи, когда приказ был — выходить на прямую наводку? Почему потерял лучший в полку расчёт? Опять приказ нарушил — раньше времени двинул батарею, потому и потери. Разболтался ты, Комеков, своевольничать стал! Кожанка на тебе — это по форме или как?

— Ладно, Иван Иванович, не кипятись, — примирительно сказал добродушный начальник штаба, протирая кусочком замши очки. — Не в кожанке дело. Жаль, конечно, что люди гибнут, но задание они всё-таки выполнили с честью. Сам знаешь, обстановка изменилась, не могли мы всё предусмотреть. Надо приветствовать инициативу комбата, который сумел разобраться в сложившейся ситуации и принять правильное решение. У вас боевое донесение готово, товарищ капитан?

— Не успел управиться, товарищ майор, — хмуро ответил Комеков. — Сейчас напишу.

— Инициатива инициативой, а порядок тоже должен быть! — не успокаивался сердитый Фокин. — Анархию допускать нечего! Где твой Рожковский отсиживается? Всё цацкаешься со штрафниками? Гляди, дождёшься ты у меня, Комеков, не посмотрю на твои заслуги!

Во двор сунулся было ординарец Мирошниченко, но, увидев, как распекают его командира, опасливо спрятался за забор — в подобных случаях лучше не попадаться на глаза.

Майор Фокин пошумел ещё немного и укатил в соседнюю батарею, приказав на прощанье Комекову явиться в штаб полка к двадцати ноль-ноль с объяснительной запиской.

— И боевое донесение, пожалуйста, не забудьте, — вежливо не по-военному напомнил начальник штаба. Он вообще был очень вежливым и корректным человеком.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Товарищ капитан, пленного вот задержали! Что с ним делать прикажете?

Холодов сиял, чувствуя себя богатырём, ждал похвалы от комбата. Улыбался и немец — высоченный рыжий парень в комбинезоне, его словно потешало то обстоятельство, что он, такой огромный и сильный, покорно подчиняется приказам своего коротышки-конвоира, который ростом-то едва ему по грудь.

Капитан скользнул по пленному равнодушным взглядом, приподнял бровь, узнавая в маленьком артиллеристе подносчика снарядов из первого расчёта. Он совсем недавно прибыл в батарею из госпиталя, до этого, кажется, в пехоте служил. Ну чего он сияет, как медный пятак, пленного никогда не видел, что ли? И фриц — тоже щерится, радуется. Ну, этому-то, понятно, есть чему радоваться — война для него закончилась, скоро к своей фрау под перину вернётся. А вот русановский расчёт…

— Я сам лично задержал его, товарищ капитан! Куда его девать?

«Делать тебе больше нечего, как с вшивым фрицем таскаться», — подумал капитан и сухо ответил:

— Если задержал, сам и веди в штаб. Мне эти фрицы вот как осточертели! — офицер провёл ребром ладони по горлу. Улыбка сползла с лица пленного. Жест капитана он понял по-своему и быстро заговорил, захлёбываясь, глотая слова, кривясь посеревшим от страха лицом.

Комеков меньше всего сейчас был склонен разбираться с пленным. Ещё не улеглось нервное напряжение боя, не захоронены тела погибших, не перевязаны все раненые, ещё кипит обида из-за несправедливого разноса майора Фокина. «Почему остановилась машина Карабекова… почему потерял расчёт Русанова…» Им легко говорить такие слова! Это ведь не тактическая игра на минполигоне, а война! А на войне случается что и убивают… И что случилось от того, что машина Карабекова остановилась в не предусмотренном вами месте? С Карабекова я, конечно, стружку сниму за машину, но орудие-то хорошо действовало. Эх, поторопился бы чуток Мамедов — глядишь, и уцелели бы русановцы! Но ведь это только предположение, товарищ майор, я уверен, да и вы сами уверены, что Мамедов не мешкал, сделал всё от него зависящее.

Капитан смотрел на пленного, сдерживая поднимающуюся в груди ярость и думал: «Лопочешь, проклятый фашист? Трясётся твоя вшивая душонка, как овечий хвост? «Гитлер капут… фашист капут…. их арбайтен…» Все вы «арбайтен», когда припекло вам пятки на советской земле, а сам, наверное, по Русанову стрелял сволочь!»

— Где взяли пленного?!

— Из танка подбитого он, товарищ капитан… Танкист…

— Танки-ист?.. — глаза капитана зловеще сузились, рука непроизвольно скользнула к бедру, нащупывая холодную кожу пистолетной кобуры. — Танки-ист?.. Из какого танка взяли?!

Пленный задохнулся фразой, словно ему перехватило горло, задрожал отвисшей челюстью. Испугался и Холодов, понявший скрытый смысл ком батовского вопроса.

— Не из того… не из того, товарищ капитан! — заторопился он, боясь, что не успеет объяснить и капитан застрелит пленного. — Этот тоже мы подбили! Но не возле оврага, а возле окопов!.. Фриц сам сдался… Он не стрелял, он механик-водитель…

Комекову стало неудобно от своей вспышки, тем более, что к ним подходили сержант Мамедов и несколько бойцов. «Нервы ни к чёрту… раскричался, как истеричка Нурджемал», — вспомнил он почему-то припадочную и дурную односельчанку.

Пленный, увидев, что страшный чёрный капитан успокоился, подобрал челюсть и снова зачастил скороговоркой, трогая Комекова за рукав кожанки, стуча себя в грудь растопыренной пятернёй.

— Чего ты повесил его на мою шею? — сердито сказал капитан Холодову. — Полагаешь, что у меня других дел нет? Веди!

— Идём, немец… ком, фриц!.. — заторопился солдат.

Но тог отталкивал его руку не глядя, умолял о чём-то капитана.

— Что ему надо от меня?

— Он, товарищ капитан, утверждает, что из рабочей семьи, — пояснил сержант Мамедов, немного разумеющий по-немецки. — Говорит, что насильно мобилизован, нацистов ненавидит, по русским никогда не стрелял, он механик.

— Ну и что из того, что механик? — сказал Комеков. — Их вон сколько, «механиков», по полю лежит. Пусть он даже сам инженер — обниматься мне с ним, что ли? Веди его, Холодов, в штаб!

— Разрешите, товарищ капитан? — козырнул Мамедов.

— Ну?

— Если фриц правду шпрехает, го он полезным для нас может оказаться. Они ведь, немцы, если мастеровые — народ дотошный, способный. Пусть покопается в нашей американской «коломбине» — может, наладит.

И, не дожидаясь разрешения капитана, уверенный в своей правоте, Мамедов подтолкнул пленного.

— Шнель, механик, ком мит мир арбайтен!

Глядя им вслед, Комеков ощутил новую вспышку раздражения: дел невпроворот, а они носятся с пленными.

— Мамедов! — крикнул он вслед. — Оставь немца, займись своими делами! Где твоя пушка? Где твои люди? Иди сюда!

Придерживая на груди автомат, Мамедов подбежал.

— Слушаю, товарищ капитан!

— Люди где твои, спрашиваю? — Комеков говорил так, словно в этом красивом, с щеголеватыми бачками сержанте заключались все невзгоды дня. — Пушку где бросил? Машину наладили?

Мамедов, стоя по стойке «смирно», спокойно отрапортовал:

— Пушку доставили сюда, товарищ капитан. Машиной второго расчёта. Карабеков ремонтирует свою коломби… свою автомашину. Расчёт готовит огневую позицию. Явился уточнить у вас схему расположения батареи.

Капитан невольно улыбнулся.

— Жук ты, однако, Мамедов: что же тебе уточнять надо, если ты уже огневую готовишь?

Улыбнулся и Мамедов.

— Порядок такой, товарищ комбат.

— Порядок… А время зря зачем с пленным теряешь?

— Не теряю, товарищ капитан. Его Холодов к машине повёл. Может, башковитый фриц окажется, отремонтирует нашу заокеанскую лендлизицу.

— Откуда у них башковитость! Разве умные люди допустили бы такую мерзость, как фашизм?

— Кроме ума ещё и понятие требуется, товарищ капитан. Может трофейных закурите? Солома, конечно, если по правде говорить.

— Чего ж ты своего комбата соломой угощаешь? Давай уж лучше из махорочки свернём.

Они закурили. Помолчав, Мамедов спросил:

— Как думаете, долго мы задержимся здесь? Я к тому, насколько основательно нам позицию оборудовать.

— Боишься лишнюю лопату земли бросить?

Мамедов пожал плечами.

— А зачем её зря бросать? Ребятам и так достаётся.