Затерявшийся. Дилогия - Мельнюшкин Игоревич

Водитель, что стоит около такого же, как и у меня, «BMW», попроще – рядовой с винтовкой, и вид у него какой-то пришибленный. Наверно, господин фельдфебель перед нашим появлением тренировался на нем, чисто для затравки. Ничего, парень, сейчас все кончится. Документы у меня на Зелински, а мы с ним мордами лица здорово не схожи, да и не служил он никогда в четвертой танковой. Хотя чего я парюсь, зубра этого все одно валить надо, он и пушки, и генератор уже срисовал, как только пройдет информация по гоп-стопу на складе, он столько примет на нас выложит, что с хазы нос не высунешь.

Ну вот мы и нос к носу. Молча, с пренебрежением, чтобы окончательно озлобить жандарма, протягиваю ему пачку документов и делаю наглую морду. Ух ты, какой синьор-помидор, как бы он от апоплексического удара раньше не помер.

– Унтер-офицер, смирно! Представьтесь!

Второй аж голову втянул со страха. Медленно, с ленцой перекидываю ногу через седло и встаю в стойку, слишком отдаленно напоминающую требуемую.

– Унтер-офицер Цигель. Четвертая танковая.

– Да я вас…

Не успеешь, короткая очередь из двух патронов бьет жандарма снизу вверх в район диафрагмы. Если бы ты мне в морду слюнями не брызгал с ненавистью, то заметил бы, как ствол переместился в район твоего пуза. А вот напарник твой забитый, который должен тебя страховать, а не бояться, вообще не мог видеть мои манипуляции. Поздно теперь винтовку с плеча тащить, расслабились вы в своих Франциях да Голландиях. Тут вам не там. Поэтому получай свою пару. Готов.

– Байстрюк, этих в кузов. Водителя на мотоцикл и в хвост колонны. Делаем быстро, но не суетимся. На мотоцикл двоих, одного мне за спину, а то некуда будет трупы положить. И кровь присыпьте. У нас минута.

Оказывается, минута – это много. Уложились с запасом. А вот и наш поворот. Теперь, чтобы нарваться, нужно совсем с удачей рассориться. Еще полчаса, и мы дома. Дом, милый дом.

Что обидно, опять ни одного бинокля. Нет, вам чего, жалко, хотя бы театрального? У меня же на этой почве скоро фобия начнется или еще какое расстройство кишечника. В «мусорном» ящике, кроме циркуля, нашлась масса ценных вещей, к которым только начальника штаба не хватает. Потому как всякие карандаши-линейки и прочие курвиметры теперь в достатке – садись и разрабатывай фронтовую операцию. А вот обычному ротному разведчику не во что за противником поподсматривать, разве только через разбитое пенсне. Вот сделаю себе монокль на цепочке и в немецкий генштаб – чай, за своего примут.

– Товарищ командир, разрешите?

– Заходи, сержант. О, кто к нам пожаловал, сам Кузьма Евстратович, собственной, так сказать, персоной.

Странно, но я рад был его видеть. Как будто встретился со старым другом. Кузьма даже слегка ошалел, когда я полез обниматься, – явно не ждал таких нежностей.

– Ты один или с охраной?

– В смысле?

– В смысле – где твои полицаи? Или ты еще указивку по созданию вспомогательной полиции не получил, а, господин бургомистр?

– А, ты об этом. Получил разнарядку набрать десять человек, «относящихся с ненавистью к еврейскому большевизму». Хожу теперь, уговариваю. И до бургомистра мне еще служить и служить, но шансы есть.

– Ага. Если не провалишь первое же задание. Потому у меня есть к тебе предложение. Съезди в комендатуру и попроси разрешение на вербовку военнопленных из лагеря у Ребятинского озера. Вчера туда прибыла очередная колонна пленных.

– Хочешь лагерь хапнуть, как склад хапнул?

– Есть такое намерение.

– А не слишком? Что ты смотришь, как солдат на вошь. Не думай, не испугаюсь, но после этого мне уходить придется. Они же меня одного туда не пустят, сопровождение дадут. А если сопровождающего валить, то как я объясню, что сам жив остался?

– Давай решать вопросы по мере поступления. Кстати, откуда про склад знаешь?

– Ты других тупей себя не держи. Забыл, кто у тебя начальником разведки по совместительству?

– Понял. Да, а скажи мне как начальник разведки, кто чуть не каждую ночь по болоту шарится, спать не дает, но близко не подходит.

– Как бы тебе сказать… Считай, что никто, а трогать его не будешь, то никакой беды не будет, а только польза.

– А конкретней? Водяной или призрак Льва Троцкого?

– Второе вряд ли.

– А первое вполне?

– Может, и он, но тоже скорее сказки это.

– То есть не скажешь или сам не знаешь?

– Считай, что и не знаю, но худого не будет, коли сами не нарветесь.

– Лады, замнем для ясности. Как у вас там с урожаем?

– А что надо?

– Нам пока особенного ничего, не голодаем, но если с лагерем выгорит, много чего надо будет. А пока надо конфискационные акты выписать. Короче, байда такая – ты говоришь, что у тебя из излишков, получаешь бумагу о конфискации, а продукты прячешь.

– А тебе с этого выгода какая?

– Много разной. Во-первых, ты поделишься, во-вторых, немцы продукты не получат, в-третьих, если такие акты разойдутся по большой территории, то немцы не сообразят, где меня искать. Главное, чтобы лагерь в середине этой территории не оказался. Есть еще в-четвертых, пятых и так далее.

– Ну пиши…

– Не барское это дело – руки в чернилах пачкать. Старшина напишет. С другими сможешь поговорить?

– За долю?

– Сочтемся. Расскажи лучше, как дела дома.

– Да нормально все. Митька к тебе просится, но пока справляюсь. Опанас фашистским прихвостнем обзывается, а сам подмигивает. Думаю, начальником полиции его поставить, в отместку. Дорогу немцы починили, можешь теперь спокойно в гости ездить. Живем.

– Что с движением через Захарничи и по железке?

– По шоссе плотное, по железной дороге точно сказать не могу, но уже ездят.

– Где можно средства взрывания раздобыть? В основном детонаторы и машинки. Взрывчатки мы немного раздобыли, а вот детонаторов только шесть штук, из них четыре электрические.

– Чего нема, того извини. В городе надо такие дела искать, а там у меня связей нет. Подполье там должно быть, но как на него выйти…

– Сам голову ломаю. Ну, давай к старшине, если чего вспомнишь, узнаешь или нужда какая – жду.

– Пока, командир.

Есть еще у меня один шанс, но больно хлипкий. Эх, знал бы, что мечты исполняются, мечтал бы конкретнее. Ведь чего хотел – самого завалящего сержанта НКВД? Получите и распишитесь в получении. Тот юркий парень на складе таки оказался младшим сержантом НКВД. Из шестидесятого полка. Кто не в теме – это охрана железнодорожных сооружений. Мне нужна была ищейка, а дали кобеля цепного. Вот ведь – бойтесь своих желаний, они могут и исполниться.

– Байстрюк, ты здесь?

– Так точно, товарищ командир.

– Позови энкавэдэшника.

Пристроить я его к делу, конечно, пристрою, караульная служба у нас хромает на все четыре лапы, но хотелось большего. Сейчас вот еще чего намечтаю, держите меня четверо.

– Товарищ командир, младший сержант Ермолов по вашему приказанию прибыл.

Вот именно: не младший сержант НКВД, а просто младший сержант.

– Проходи, сержант. Присаживайся. Расскажи мне о себе.

– Родился в Краснодаре в тысяча девятьсот восемнадцатом, из рабочих, закончил семилетку, работал на судоремонтном заводе, по комсомольскому призыву попал в пограничные войска, откуда был в ноябре тридцать девятого переведен в создаваемый шестидесятый полк девятой дивизии войск НКВД. Служил в Барановичах. В бой вступил двадцать второго июня, в плен попал девятнадцатого июля – кончились патроны, даже для себя не оставил. Готов искупить кровью.

– Форму поменял?

– Да, гимнастерку стрелка взял. Не из трусости, думал, смогу бежать и сражаться.

– Думы к делу не пришьешь. Каковы были твои должность и обязанности?

– Командир отделения, охрана железнодорожных сооружений.

– Представление об оперативной работе имеешь?

– Никак нет.

Ну вот. Вопрос можно закрыть.

– Направляешься в распоряжение старшины. Твоя непосредственная задача – наладить караульную службу. Исполнять.

– Есть.

Вроде пока все дела поделал. Надо бы разобраться с трофеями, что от полицейского фельдфебеля достались. Итак, что мы имеем? А имеем мы пистолет-пулемет господина Шмайсера в нестандартной комплектации со странной надписью N Pieper. С надписями ладно, но патрон от «ТТ» – это что? Понимаю, конечно, что это не советский патрон, а маузеровский, с которого наш и был содран, но, убей бог, не знал, чтобы под него иностранные автоматы делали. У немцев он вроде и остался как эксклюзив для «девяносто шестого» «маузера», являющегося неотъемлемой частью образа революционного комиссара, наряду с кожанкой. Что интересно: кожанки американские, «маузеры» немецкие, а комиссары советские – интернационализм, однако. Что-то я отвлекся. Так, а что у нас в документах? Ага, Пауль Классен, штабс-фельдфебель, отдельный отряд фельджандармерии при полоцкой комендатуре. Так, теперь понятно, откуда здесь жандармы и почему с армией не уехали. А что у нас по оружию? Последняя запись от шестнадцатого мая, комендатура Монс. Пистолет-пулемет «Шмайсер» MP.28,II и пистолет «Браунинг» GP-35. Похоже, все становится ясно – бельгийские трофеи. Жаль, конечно, что «шмайсер» не под ходовой патрон, зато «браунинг» не подкачал. Хороша дура, на тринадцать стандартных девятимиллиметровых, плюс две обоймы. К автомату почти сто тридцать патронов, а если раздеть «ТТ», чего не хотелось бы, еще полсотни наскребем. Это с учетом «мусорного» ящика.