Ксения Петербургская - Наталья Горбачева

Эта история произошла в марте 1988 года с московской школьной учительницей Татьяной Тимофеевной М-кой. Жизненные обстоятельства резко изменились. Муж, прожив с ней четверть века, внезапно ушел к другой. В это время и дочь ее Ирину постигла та же участь — муж бросил двух сыновей-младенцев. Ирина заболела, ухаживать за детьми не могла. Денег не было даже на молоко.

Забота о семействе легла исключительно на Татьяну Тимофеевну. В первое время приходилось даже на работу ездить с двумя младенцами в коляске. Трудно рассказать, что пришлось пережить бабушке и матери. Дело было до перестройки. После нее положение семейства еще более ухудшилось. Дети росли, нужны были деньги, силы на их воспитание.

Три года назад Ирина впала в жестокую депрессию, почти перестала есть, никуда из дома не выходила, лечиться не хотела, впрочем, и врачи рвения не проявляли. Молодая бабушка, разрывалась между школой, внуками и больной дочерью. На нервной почве сначала появилась сильная экзема, потом стали проявляться и другие внутренние болезни — целый букет. Татьяна Тимофеевна стала глубоко верующим человеком, но уже не было сил ни на молитву, ни на хождение в храм. Бывшие друзья и подруги постепенно отошли от несчастного семейства. Ситуация, к слову сказать, очень типичная для конца XX века…

Внуки-мальчишки, прожив в этих условиях почти десятилетие, приобрели неуравновешенные характеры. Стал появляться и их отец в доме, но вносил в существование семейства лишь дополнительную смуту. Все жили как на вулкане. Татьяна Тимофеевна целыми ночами лежала без сна и без сил, а утром — снова на работу… Далее приводим наш последний из серии «откровенных» рассказ Татьяны Тимофеевны.

«Я легла спать после очередного никчемного, ни с Богом, ни для Бога мучительного дня, проведенного в суете кромешной без надежды на лучшее. «Нет терпения, нет смирения, нет сил нести свой крест… — думала я. — Надо заставить себя двигаться, общаться с людьми, одеться поприличнее, покрасить волосы, ставшие совершенно седыми, сделать короткую стрижку…»

— Не стриги волосы, больше никогда не надо стричь волосы, — вдруг услышала я.

— Но как же! Я терпеть не могу длинные волосы. Они мне мешают! — не соглашалась я.

— Не стриги волосы. Поезжай к иконе.

— К какой иконе? Я никуда не поеду. Нет денег, нет сил…

— К иконе с косой, там и мощи.

— С косой? К святой мученице Татиане? — подумалось мне, ведь зовут меня Татьяной.

— Нет, к иконе рядом с Иоанном Кронштадтским.

— К Ксении? Разве я могу добраться до Ксении — из Москвы в Питер? И что там?..

Я открыла глаза, услышала, как мирно посапывают во сне мои внуки и подумала: «Интересно: и сон, и не сон. Но все это не для меня».

Через два дня утром позвонили: «Приезжайте за деньгами. Ваша сестра переслала вам из Швеции немного денег». Поздно вечером снова звонок, тот же незнакомый голос сказал: «Есть одно место в автобус на паломническую поездку в Псков через Санкт-Петербург. Отъезд послезавтра. Сразу же получите и деньги».

Денег оказалось ровно столько, сколько стоила путевка. (Сестра, уехавшая в Швецию, редко присылает деньги, сама полубезработная.) Всю ночь ехали в неудобном автобусе в Петербург. Сразу по приезде я отправилась на Смоленское кладбище, зашла в храм в честь Смоленской иконы Божией Матери. В правом приделе, рядом с иконой св. Иоанна Кронштадтского, увидела ту самую «Ксению с косой» — дивный, исполненный сострадания аналойный образ святой. Маленькую иконку-листочек с этим образом мне тут же кто-то и подарил.

Недалеко от часовни Ксении Петербургской женщина в киоске продавала открытки с видами святого места. Вдруг, выбрав меня из всех стоявших около, протянула листок, на котором были напечатаны тропарь, величание и молитва ко святой Ксении блаженной. До этого момента я не знала, как принято ей молиться.

— Сколько? — спросила я.

— Нисколько. Обойди, читая тропарь и молитву, три раза вокруг часовни, а потом проси о том, в чем имеешь нужду.

Вот, оказывается, ради чего я стояла здесь столько времени, пересчитывая копейки и не решаясь отдать последние! Вот ради чего под проливным дождем, промокшая, замерзшая, в худых сапогах шла я сюда от автобуса, отстояла службу в Смоленском храме, затем в часовне, а потом — так и не отогревшись — еще полчаса около киоска! Три раза с величанием и тропарем я обошла вокруг часовни и по прочтении молитвы припала к стене ее с горючими слезами и надеждой на предстательство блаженной пред Всемилостивым Господом.

Через два дня, по приезде в Москву, дочь, лежавшая в депрессии три года, первый раз оделась и вышла на улицу. Появилась надежда на будущее, впереди замаячил какой-то просвет…»

…Удивительные откровенные рассказы людей, испытавших на себе явное покровительство блаженной Ксении, неисчерпаемы. Их за двести лет, прошедших со времени ее смерти, накопилось немало. Но смысл рассказов вполне ясен: кто обратится к ней за помощью, того она обязательно возьмет под свое покровительство. Так было при жизни блаженной, так есть и сейчас. И чем чудеснее это покровительство, тем, кажется, пристальнее становится интерес к ее личности.

Юродивые или скрывают свои подвиги от глаз людских, или ведут себя намеренно непонятно для окружающих, чтобы пророчества их доходили только до тех, кому они предназначены. Блаженная Ксения не является исключением. Пророческий дар юродивых — действительно чудо, и порой думается, не сказка ли это. Но нет. Прозорливость блаженных есть результат их самоотверженности и вольного мученичества.

Чтобы глубже вникнуть в эту странную, на первый взгляд, зависимость, приведем жизнеописания трех известных юродивых ради Христа женщин. Их судьбы, разделенные пространством и временем, составляют некое преемство и единую суть и вполне могут служить иллюстрацией к некоторым «белым пятнам» жизнеописания блаженной Ксении Петербургской.

«БЛАЖЕННЫ НИЩИЕ ДУХОМ…»

Чтобы получить такое прозвище как символ духовного преемства от святого Серафима, Саровского чудотворца, нужно было пройти путь подвижничества сродни ему. «Вторым Серафимом» современники называли Христа ради юродивую Пелагею Ивановну Серебренникову.

Пелагея Ивановна родилась в 1809 году — в ту пору, когда блаженной Ксении уже несколько лет не было на свете.

Родина Пелагеи Ивановны — город Арзамас, родители — купец Сурин и его жена Прасковья Ивановна. Семья была зажиточная, отец хорошо торговал, имел кожевенный завод и был человеком умным, добрым и благочестивым. Но он рано умер, оставив сиротами трех малолетних детей: двух сыновей и Пелагею.