История одного посвящения - Марина Цветаева

Москвин: “Хождение по ВУЗам”.)

* * *

Милый Макс, тебе было только пятьдесят семь лет, ты же дан старцем, ты был Александрович, тебя дали Максимилиановичем, ты был чуток как лис – тебя дали глухарем, ты был зорок как рысь – тебя дали слепцом, ты был Макс – тебя дали Кузьмичом, ты – вчитайся внимательна – ничего не говорил, тебя заставили “продолжать”, ты до последнего вздоха давал – тебя заставили “продавать”... Не останови автор руки, ты бы вот-вот, наставив ухо щитком, сказал бы:

– Ась?

И все-таки ты похож. Величием.

Говорил или не говорил ты приписываемых тебе слов, так ли говорил то, что говорил, или иначе, смеялся ли ты в последний раз над глупостью, вживаясь в роль выжившего из ума старика, или просто отмахивался от назойливых вторженцев (“э! да что с ними говорить...”)

– рой вихревых видений: Мельник – Юродивый – Морской Дед – Лир – Нерей —

– мистификация или самооборона, последняя игра или в последний раз мифотворчество.

Скала. Из-за скалы – один. На этого одного – все. Меж трех пустынь: морской, земной, небесной – твое последнее перед нами, за нас предстояние, с посохом странника в одной, с уловом радужной игры в другой, с посохом, чтобы нас миновать, с радугой, чтобы нас одарить. И последнее мое о тебе, от тебя, озарение: те сердолики, которые ты так тщательно из груды простых камней, десятилетьями подряд вылавливал, – каждый зная в лицо и каждый любя больше всех, – Макс, разве не то ты, десятилетия подряд, делал с нами, из каждой груды – серой груды простых камней – неизбежно извлекая тот, которому цены нет! И последнее о тебе откровение: лик твоего сердца: сердолик!

Та орава, которая на тебя тогда наскочила, тебе послужила, ибо нашелся в ней один грамотей, который, записав тебя, как мог, неизбежно стал твоим рапсодом.

Седобородый и седогривый как море, с корзиной в руках, в широких штанах, которые так легко могли быть, да и были хламидой – полдень, посох, песок – Макс, это могло быть тогда, было – всегда, будет – всегда.

Так ты, рукой безвестного бытописца (проходимца)[35] еще до воссоединения своего со стихиями, заживо взят в миф.

1932

Примечания

1

Здесь: птенчик (нем.)

2

Четверть груши, чтобы утолить жажду (фр.).

3

Принесли бы вам несчастье! (фр.)

4

Вы что же, так никогда и не спите? (фр.)

5

“Нет, ты только посмотри, как бежит эта дама!” – “Пусть себе бежит, когда-нибудь да остановится!” (фр.)

6

Впоследствии неудачно замененное: “Целую кисть, где от браслета” (примеч. М. Цветаевой).

7

Имя автора воспоминаний (примеч. М. Цветаевой).

8

Демон Полудня (фр.).

9

“Орленка” (фр.).

10

А теперь нужно, чтобы твое сиятельство уснуло... (фр.)

11

Душа, для которой смерть была исцелением (фр.).

12

Пусть спит в гробнице своей двойной тюрьмы.

Своего бронзового гроба и мундира (фр.).

13

“Дважды любовница” (фр.).

14

Посреди оды Виктора Гюго (фр.).

15

Анри де Ренье, “Встречи господина де Брэо” (фр.).

16

Ниспосланным провидением, провидцем (фр.).

17

Наваждением (фр.).

18

Солдаты, с этих пирамид сорок веков смотрят на вас... (фр.)

19

Нотабене! Вспомнила! Тиц. (5 апреля 1938 года, при окончательной правке пять лет спустя!) (примеч. АС. Цветаевой).

20

Если бы кто-нибудь прошел мимо... Но никто никогда не проходит здесь (фр.).

21

От матушки – веселый нрав и страсть к сочинительству (нем.).

22

Книгой с иллюстрациями (нем.).

23

Что он не ввязывался в ссоры своих друзей (фр.)

24

Над схваткой (фр.)

25

Плохо понятым добром (фр.).

26

Треск (фр.).

27

Я ем все (фр.).

28

У памяти хороший вкус (фр.).

29

Пережитую (фр.).

30

Триумфальную арку (фр.).

31

Вы захватили Эльзас и Лотарингию,

Но сердец наших не завоюете никогда... (фр.).

32

Воздушная ванна, солнечная ванна (нем.).

33

Путник (нем.).

34

Немецкую верность (нем.).

35

Заменено по требованию В. В. Руднева дабы не обидеть автора записи (примеч. М. Цветаевой).