Все-все-все школьные-прикольные рассказы - Кир Булычев

рассердиться, если он шалил или не сделал уроков. Все ребята знали, что Афанасия Никифоровна работает в этой школе уже двадцать лет. И все знали, что она не любит хвастунов, жадин и ябедников.

На уроке Афанасии Никифоровны всегда было очень интересно. Поэтому все сидели тихо и слушали. Однажды маленького папу укололи в спину булавкой. Было очень больно. И он крикнул:

— Ой!

Тогда учительница спросила:

— Что это значит? Почему ты нам мешаешь?

Маленький папа молчал.

И учительница сказала:

— Выйди из класса.

Маленький папа встал и пошёл к двери. Но тут закричали две девочки. Они кричали:

— Его Зайчиков уколол!

И тогда Афанасия Никифоровна сказала:

— Пусть выйдут из класса тот, кто кричал, тот, кто колол, и те, кто ябедничает. Правильно я говорю?

И все закричали:

— Правильно!

И девочки вышли из класса вместе с маленьким папой и Зайчиковым. Маленький папа шёл и плакал. Ему было очень обидно, что его сначала укололи, а потом выгнали. Зайчиков шёл и смеялся над девчонками и маленьким папой. Но видно было, что ему не так уж весело. Девочки не смеялись и не плакали, но им тоже было обидно.

На следующий день маленький папа пришёл в школу с большим гвоздём. И когда Афанасия Никифоровна повернулась к ученикам спиной и стала писать на классной доске, маленький папа вынул свой гвоздь и уколол Зайчикова в руку. Зайчиков завопил так громко, что маленький папа даже испугался. Афанасия Никифоровна очень рассердилась.

— Опять Зайчиков? — сказала она.

— Это не я-а-а… это меня-а-а… — простонал Зайчиков, держась за руку.

— Ах, вчера ты, а сегодня тебя? Очень интересно. Кто же уколол Зайчикова?

Все посмотрели на маленького папу. Но все молчали. Никто не хотел ябедничать. И даже Зайчиков замолчал и только тихо всхлипывал.

— Кто же это сделал? — спросила Афанасия Никифоровна своим самым сердитым голосом.

Маленький папа так испугался, что вдруг сказал:

— Я его не колол…

Тогда Афанасия Никифоровна спросила:

— Чем же ты его не колол?

И маленький папа быстро ответил:

— Вот этим гвоздём.

Тут все засмеялись так громко, что прибежал учитель из соседнего класса. Он спросил:

— Афанасия Никифоровна, чему вы так радуетесь?

— Мы радуемся тому, — сказала Афанасия Никифоровна, — что один мальчик не колол другого вот этим гвоздём, тот не кричал и весь класс не ябедничал. И никто не обманывал свою старую учительницу.

Тут всем ребятам стало очень стыдно. И все стали сердито смотреть на маленького папу.

И он встал и сказал:

— Вчера меня кололи, и я кричал. Сегодня я сам его уколол, и он кричал. А я врал.

Тут маленький папа помолчал и сказал:

— Я больше не буду, Афанасия Никифоровна.

— И я не буду, — сказал Зайчиков, но погрозил папе кулаком, и ему никто не поверил.

Афанасия Никифоровна сказала:

— Врать — хуже всего.

И маленький папа больше ей не врал никогда.

Почти никогда.

Как папа отомстил немецкому языку

Когда папа был маленьким и учился в школе, у него были разные отметки. По русскому языку — хорошо. По арифметике — удовлетворительно. По чистописанию — неудовлетворительно. По рисованию — плохо с двумя минусами. И учитель рисования обещал папе третий минус.

Но вот однажды в класс вошла новая учительница. Она была очень симпатичная. Молодая, красивая, весёлая, в каком-то очень нарядном платье.

— Меня зовут Елена Сергеевна, а вас как? — сказала она и улыбнулась.

И все закричали:

— Женя!

— Зина!

— Лиза!

— Миша!

Елена Сергеевна зажала себе уши, и все умолкли.

Тогда она сказала:

— Я буду вас учить немецкому языку. Согласны?

— Да! Да! — закричал весь класс.

И вот маленький папа начал учиться немецкому языку. Сначала ему очень понравилось, что стул по-немецки — дер штуль, стол — дер тыш, книга — дас бух, мальчик — дер кнабе, девочка — дас медхен.

Это было похоже на какую-то игру, и всему классу было интересно это узнать. Но когда начались склонения и спряжения, некоторые кнабен и медхен заскучали. Оказалось, что заниматься немецким языком надо серьёзно. Оказалось, что это не игра, а такой же предмет, как арифметика и русский язык. Надо было сразу учиться трём вещам: писать по-немецки, читать по-немецки и говорить по-немецки. Елена Сергеевна очень старалась, чтобы на её уроках было интересно. Она приносила в класс книжки с весёлыми историями, учила ребят петь немецкие песенки и шутила на уроке тоже по-немецки. И тем, кто занимался как следует, было действительно интересно. А те ученики, которые не занимались и не готовили уроков, ничего не понимали. И, конечно, им было скучно. Они всё реже заглядывали в дас бух и всё чаще молчали, как дер тыш, когда Елена Сергеевна их спрашивала. А иногда, перед самым уроком немецкого языка, раздавался дикий крик: «Их хабе шпацирен!» — что в переводе на русский язык означало: «Я имею гулять!» А в переводе на школьный язык означало: «Я имею прогуливать!» Услышав этот вопль, многие ученики подхватывали: «Шпацирен! Шпацирен!» И бедная Елена Сергеевна, придя на урок, замечала, что все мальчики изучают глагол «шпацирен», а за партами сидят одни девочки. И это её, понятно, очень огорчало. Маленький папа тоже занимался главным образом шпациреном.

Он не хотел обидеть этим Елену Сергеевну. Просто очень весело было убегать с урока, прятаться от директора и учителей, скрываться на школьном чердаке от Елены Сергеевны. Это было гораздо интереснее, чем сидеть в классе, не выучив урока, и на вопрос Елены Сергеевны: «Хабен зи дас федермессер?» (Есть ли у тебя перочинный нож?)» — отвечать после долгого раздумья: «Их нихт…» (что по-русски звучало очень глупо: «Я нет…»). Когда маленький папа так ответил, над ним смеялся весь класс. Потом смеялась вся школа. А маленький папа очень не любил, когда над ним смеялись. Он гораздо больше любил сам смеяться над другими. Если бы он был умнее, то начал бы заниматься немецким языком, и над ним перестали бы смеяться. Но маленький папа очень обиделся. Он обиделся на учительницу. Он обиделся на немецкий язык. И он отомстил немецкому языку. Маленький папа никогда им серьёзно не занимался. Потом он не занимался как следует французским языком в другой школе. Потом он почти не занимался английским языком в институте. И теперь папа не знает ни одного иностранного языка. Кому же он отомстил? Теперь папа понимает, что он обидел самого себя. Он