История России с древнейших времен. Книга II. 1054—1462 - Сергей Соловьев

Роскошная весенняя природа юга дала много цветов Кириллу в слове на Фомино воскресенье: «Теперь весна красуется, оживляя земное естество; ветры, тихо вея, подают плодам обилие, и земля, семена питая, зеленую траву рождает. Весна есть красная вера Христова, которая крещением возрождает человеческое естество; ветры — грехотворений помыслы, которые, претворившись покаянием в добродетель, душеполезные плоды приносят; земля же естества нашего, приняв как семя слово божие и боля постоянно страхом божиим, дух спасения рождает. Ныне новорожденные агнцы и юнцы скачут быстро и весело возвращаются к матерям своим, а пастухи на свирелях с веселием хвалят Христа: агнцы — это кроткие люди от язычников, а юнцы — кумирослужители неверных стран, которые, Христовым вочеловечением и апостольским учением и чудесами к святой церкви возвратившись, сосут млеко учения; а учители Христова стада, о всех моляся, Христа бога славят, всех волков и агнцев в одно стадо собравшего. Ныне древа леторосли испускают, а цветы благоухание, и вот уже в садах слышится сладкий запах, и делатели, с надеждою трудяся, плододавца Христа призывают; были мы прежде как древа дубравная, плодов неимущия, а ныне привилась Христова вера к нашему неверию, и держась корня Иесеева, испуская добродетели как цветы, райского паки бытия о Христе ожидаем, и святители, трудясь о церкви, от Христа мзды ожидают. Ныне оратаи слова, словесных волов к духовному ярму приводя, и крестное рало в мысленных браздах погружая, и проводя бразду покаяния, всыпая семя духовное, надеждами будущих благ веселятся», и проч.

Слово в неделю мироносицкую напоминает совершенно церковные песни и стихиры, поемые и читаемые в последние дни страстной седмицы; в некоторых местах встречаем одни и те же почти выражения; таков вначале плач богородицы: «Тварь соболезнует ми, сыну! твоего зрящи без правды умерщвления. Увы мне, чадо мой, свете и творче тварям», и проч. Или далее слова Иосифа Пилату представляют не иное что, как распространение церковной песни: «Приидите ублажим Иосифа приснопамятного». Слово оканчивается похвалою Иосифу, замечательною по обычной в древнем красноречии форме: «Кому уподоблю этого праведника? небом ли тебя назову: но ты был светлее неба богочестием: потому что во время страсти Христовой небо помрачилось и свет свой скрыло, а ты, радуясь, на своих руках бога носил. Землею ли тебя благоцветущею назову? Но ты явился честнее земли: потому что она в то время от страха потрясалась, а ты вместе с Никодимом весело божие тело, плащаницею обвив, положил», и проч. Слово в неделю расслабленного представляет самый лучший образец слога Кириллова; в жалобе расслабленного на свои страдания видим эту образность, какою обыкновенно отличаются писатели — земляки нашего оратора: «Мертвым ли себя назову, говорит расслабленный; но чрево мое пищи желает и язык от жажды иссыхает. Живым ли себя почту? но не только встать с одра, даже и подвинуть себя не могу: ноги мои не ходят, руки не только что ничего не делают, но и осязать ими я себя не могу; я непогребенный мертвец, одр мой — гроб мой; мертвый междуживыми и живой между мертвецами, потому что как живой питаюсь и как мертвый ничего не делаю; мучусь я, как в аде, от бесстыдно поносящих меня; смех я юношам, укоряющим мною друг друга, а старцам лежу притчею к наказанию; все много глумятся, и я от того вдвойне страдаю. Внутри терзает меня болезнь, вне оскорбляюсь досадами укоряющих меня; слюни плюющих на меня покрывают тело мое, голод пуще болезни одолевает меня, потому что если я найду пищу, то не могу рукою положить ее в рот; всех умоляю, чтоб накормили меня, и делюсь бедным куском моим с питающими меня, стонаю со слезами, томимый мучительною болезнию, и никто не придет посетить меня» и проч. Таков же и ответ Христа: «Как ты говоришь: человека не имам? Я ради тебя сделался человеком; тебя ради оставил скипетры горнего царства и, нижним служа, обхожу: не пришел я, да мне послужат, но да послужу другим. Тебя ради, будучи бесплотным, плотию облекся, да исцелю душевные и телесные недуги всех. Тебя ради невидимый ангельским силам явился всем человекам, ибо не хочу презреть моего образа, лежащего в тлении, но хочу спасти его и в разум истинный привести, а ты говоришь: человека не имам? Я сделался человеком, да сотворю человека богом, ибо сказал: боги будут и сыны вышнего все, и кто другой вернее меня служит тебе?

Тебе я всю тварь на работу сотворил: небо и земля тебе служат — небо влагою, земля плодом; солнце служит светом и теплотою, луна с звездами ночь обеляет; для тебя облака дождем землю напояют, и земля всякую траву семянистую и деревья плодовитые на твою службу возвращает; тебя ради реки рыб носят и пустыни зверей питают, а ты говоришь: человека не имам» и проч. Слово в неделю пятую по пасхе содержит в себе упрек народу за нехождение в церковь для слушания слов епископа: «Я, друзья и братья, надеялся, что с каждою неделею все больше и больше будет собираться народу в церковь, а теперь вижу, что собирается его все меньше и меньше; если бы я свое что-нибудь говорил вам, то хорошо бы делали, если бы не приходили, но я возвещаю вам владычнее и прочитываю вам грамоту Христову».

Кириллу же Туровскому приписывается слово о состоянии души по разлучении с телом; здесь сочинитель, исчисляя мытарства, седьмым из них полагает: «Буе слово, срамословие, бесстудная словеса и плясание, еже в пиру и на свадьбах, и в павечерницах, и на игрищах, и на улицах»; пятнадцатым: «Всяка ересь и веруют в стречу, в чех, в полаз и в птичьи грай, ворожю, и еже басни бають, и в гусли гудуть».

От описываемого времени дошли до нас еще некоторые любопытные поучения, неизвестно какой области и какому лицу принадлежащие. Здесь, между прочим, видим, как церковь вооружалась против явлений, бывших следствием родовых отношений княжеских, и как изначала содействовала утверждению отношений государственных; сочинитель слова обращается к дружине княжеской со следующими словами: «Если начнете доброжелательствовать другим князьям от своего, то подобны будете замужней женщине, неверной своему мужу». Но тут встречаем увещание к храбрости, вполне согласное с понятиями времени: «Сын! когда на рать с князем идешь, то с храбрыми напереди езди: этим и роду своему чести добудешь и себе доброе имя. Что может быть лучше того, как умереть перед князем!» О волхвах: «Волхвов же, чада моя, блюдитеся». О священниках: «Если возьмете чернеца в свой дом или иного причетника и захотите его угостить, то больше трех чаш не нудьте его, но дайте ему волю: если сам напьется, то сам за то и отвечает; нельзя слуг божиих до срама упоить, но с поклоном должно отпускать, взявши благословение у них». О рабах: «Сирот домашних не обидьте, но больше милуйте, голодом не морите, ни наготою, потому что это домашние твои нищие: нищий в другом месте себе выпросит, а рабы только в твоей руке; милуйте своих рабов и учите их на спасение и покаяние, а старых на свободу отпускайте… Если холопа своего или рабу не кормишь и не обуваешь и убьют их у воровства, то за кровь их ты ответишь. Ты как апостол в дому своем: научай грозою и ласкою. Если рабы и рабыни не слушаются, по твоей воле не ходят, то лозы не жалей до шести ран и до двенадцати; а если велика вина, то и до 20 ран; если же очень велика вина, то и до 30 ран лозою, а больше 30 ран не велим… Рабов, которых возьмешь с собою в поход, чести и люби, чтоб они были тебе в обиде и в рати добрыми помощниками».

О средствах, какие употребляли проповедники, средствах, напоминающих нам известие об обращении Владимира, и о судьбе, какой подвергались иногда ревностные проповедники, находим любопытные известия в житии св. Авраамия Смоленского. «Так бо бе (Авраамий) благодатию Христовою утешая приходящиа и пленяа их души смысл, яко же и самому игумену не стерпети, многия к нему видя притекающая. И хотя того сего отлучити и глаголаше: аз за тя отвещаю убога, ты же престани уча, и много озлобление нань возложи. И оттоле вниде в град и пребысть в едином монастыре у честнаго Креста; и ту начаша боле приходити и учение его множайше быти. Написа же две иконе, едину страшный суд втораго пришествия, а другую — испытания воздушных мытарств, их же всем несть избежати, И ко всем приходящим оного страшнаго дня не простая о том глаголя и почитая великаго онаго и светлаго учителя вселенныя Иоанна Златоустаго и преподобнаго Ефрема и всех богогласных святых. И вшед сатана в сердце бесчинных, воздвиже нань; и начаша овии клеветати к епископу, инии же хулити и досажати, овии еретика нарецати и, а инии глаголаху нань глубинныи книги почитает, инии же к женам прекладающе, попове же зиающе и глаголюще: уже наша дети все обратил есть; реку тако: никто же аще бы не глаголя на блаженнаго Авраамия в граде. Собрашася же все от мала и до велика весь град нань: инии глаголют заточити, а инии на стене ту пригвоздити и зажещи, а друзии потопити и проведьше сквозе град, всем же собравшимся на двор епископь, игуменом же и попом и черноризцем, князем и боляром…»