Полное собрание сочинений. Том 9. За порогом весны - Василий Песков

Американец даже очень большого достатка обязательно заставит дочь или сына рано из

Состязание малышей. Никто из них не умеет ходить и только ползком может первым добраться до игрушки. Мы не знаем: это опыт психологов или соревнование, побуждающее способность «не упустить свое»?

Труд с детства — тоже непременное условие воспитания. Студентка моет и заправляет машины.

ведать, как добывается хлеб. В маленьком городке Пенсильвании нашу машину заправляла и чистила миловидная девушка. Разговорились.

Оказалось: дочь большого чиновника банка и владельца пяти мотелей. В день четыре часа работает для частичной оплаты обучения в университете. Папа у девочки скряга? Нет. Три тысячи долларов в год от хорошей краюхи доходов для папы-мелочь. Но он дает дочери только половину необходимой суммы. Остальное добудь сама.

В американских вузах детей рабочих и фермеров очень немного. Как правило, учатся дети богатых людей и людей среднего класса — ученых, торговцев, чиновников, адвокатов. И почти всегда родители обязывают студента нести заботу по оплате учения. А плата высокая. Например, в Джорджтаунском университете (Вашингтон) в год за учебу надо платить 2500 долларов.

Отдельная плата за общежитие, учебники, за пользование приборами, лабораториями. В поте лица добывает студент возможность учиться…

Заходит речь об отдыхе летом, о поездке куда-нибудь.

— Ну что же, это неплохо, — скажет отец, — а деньги? Ты думал об этом?

— С месяц я хочу поработать на мойке машин, там, кажется, нужен сейчас человек.

— Зачем на мойке, давай в контору ко мне. Я заплачу не хуже.

— О’кей…

Диалог этот условный. Но он для Америки характерен. Каникулы летом многие школьники и студенты совмещают с работой в пансионатах, на пляжах, в кафе, национальных парках. Одному из нас года четыре назад в придорожном кафе подавала еду дочь губернатора штата Северная Дакота. Никто не удивится, увидев в такой же роли дочь сенатора, конгрессмена.

Так «учат плавать». Иначе нельзя. В море с названием Америка волна очень крутая. К тому же плывущий рядом (в оба гляди!) может макнуть тебя так, что не вынырнешь…

Ответы на несколько частных вопросов лежащих в русле этого разговора. Дитя ревет, капризничает. Как поступает мать? Старается не заметить капризов: не шлепнет мальчишку, конфетку, чтобы умолк, тоже ни в коем случает не дает…

Много ли ребятишек в семье? Чаще всего мы встречали семьи с двумя — четырьмя детьми.

Америка всегда была многодетной. И это считалось благом. Но сейчас кривая рождаемости, как утверждают, вверх не идет.

Отношение детей ко взрослым? Особого почтения мы не заметили. «Мистер, посторонитесь, вы мне мешаете любоваться пейзажем», — это может сказать вам подросток. Ни папа, ни мама, стоящие сзади, нотаций сыну за это читать не будут.

В школу американцы ходят двенадцать лет. Начинают рано — в шесть лет, с подготовительного класса.

«Института бабушек» в Америке нет. Невозможно увидеть в парке или на улице бабушку с детской коляской. С малышами, если мама и папа решили поехать в кино или в гости, сидит какая-нибудь студентка — она зарабатывает.

Дед и бабка, проводив из дома оперившихся детей, часто спешат и сами полетать напоследок, если, конечно, есть на то средства, — становятся заядлыми туристами, колесят по Америке или даже по свету. («Жизнь коротка, надо ее увидеть хотя бы теперь», — сказала напудренная седовласая леди, одолжившая нам бинокль на тропе в Калифорнии.) «Стариковский туризм» длится лет пять. А потом остановка, если даже и сохранились деньги. И тогда наступает американская одинокая холодная старость — ни детей рядом, ни внуков… Только в Нью-Йорке, как оказалось, 750 тысяч совсем одиноких людей. Одинокую старость скрашивает «телефонный друг» — коммерческая служба некой Марион Паркер. За доллар два раза в день, утром и вечером, человеку звонят, чтобы он мог обменяться несколькими словами с другим человеком. Пишут, что бизнес Марион Паркер растет-«телефонный друг» появился во многих больших городах…

Таков этот жесткий, деловой круг человеческих отношений от колыбели до старости.

Жизнь на колесах

Длинный вагон. Но не на рельсах, а на шоссе. Тянет его грузовик. Явно жилой вагон — прижав носы к стеклам, глядят на пробегающий мир ребятишки…

На всех дорогах встречаешь эти дома без труб, на колесах. Конструкция разная. Серебристые, обтекаемой формы, слегка напоминающие аэростаты. И длинные приземистые бруски, способные выдержать дальние перегоны.

Временами видишь эти дома, стоящие табором. Их толчея похожа на вагонную толчею узловых станций. Впрочем, это лишь издали, когда же идешь по поселку, видишь подобие улиц. Дома стоят на площадках, к которым подведены вода, электричество, стоки для нечистот.

Опрятно. И очень скучно. Жидкие деревца означают, что поселку несколько лет. У каждой двери — коврик травы размером с квадратный метр, деревянный крашеный частокол длиною в метр и высотой в метр. Что-то щемяще-тоскливое есть в этом метре травы и в метре символической загородки. Это память о жизни, имевшей корни и постоянство…

Поселение на колесах — обычная деталь пейзажа в Америке. Мы несколько раз бывали в таких поселках. А в Аризоне были приглашены на часок в трейлер (так называется дом на колесах).

С раннего возраста ребятишек приучают к технике.

В трейлере жили неженатые братья: Кэвин Нортон и Дэвид Нортон. Они ушли от отца сразу же после школы.

— Почему?

— Ну так делают все. И отец считает: так лучше. Надо учиться жить.

Старший Нортон учится в колледже и работает. Младший только работает — «я не верю в колледжи». Один сидел на диване, откинутом, как в вагоне, от стенки. Другой лежал на откидной же кровати и читал дешевую книжку.

В вагоне — кухонька. Там из плохо прикрытого крана лилась на груду немытой посуды вода. У входа — ящик с банками пива. Булькает музыка, приглушенная по случаю разговора.

— Много ездите?

— Да нет, не очень пока… Сейчас работаем у отца. Он взялся за одно дело тут, у Каньона.

— В остальных трейлерах тоже рабочие?

— Да, большая часть.

— С отцом в ладу?

— Всяко бывает. Дело его не любим. Но платит он хорошо. А если что, плюнем — и на новое место. Америка велика…

Американцы всегда были легкими на подъем. С востока на запад Америка пройдена на колесах воловьих упряжек. Но, двигаясь вдаль, люди в конце концов оседали, пускали корни. Сейчас страной владеет лихорадка передвижений, причин которой находят много. Легкость перемещений. Распад житейских укладов. Разорение ферм. Нежелание садиться на прочный корень — «потеряешь работу, дом превращается в камень на шее». Бегство из городов. Переход предприятий в новые просторные районы. Молодые кочуют в погоне за местом, где можно себя проявить или хотя бы иметь работу. Но кочуют и старики, которым, казалось бы, больше всего нужен покой, постоянный очаг.

Одинокие старики, прозванные «снежными птицами», постоянно кочуют с юга на север и снова на юг — «согревают старость на солнце».

«Америка теряет корни и несется по ветру…»

Это слова популярного в США публициста Вэнса Пакарда. Он долго и пристально изучал феномен мобильности. Вывод тревожный: «Сорок миллионов американцев не имеют корней».

Общество, теряя привязанность к месту, теряет родство, теряет удовольствие знать соседей, теряет способность сострадания и участия в судьбе близкого человека. «Происходит невиданный развал. Мы становимся страной чужих друг другу людей».

…Вот перед нашей машиной еще один трейлер. Левый угол бродячего дома слегка помят и подлатан. Видно, уже не одну стоянку сменил этот коричневато-серый брус на колесах. Обгоняем. В окошко грустно смотрит собака. Куда? Зачем?

Предприниматель

Двадцать второй день пути. Машина идет безотказно. Вечер. Но решаем одолеть кусок Аризонской пустыни. Воздух как в печке. По сторонам дороги мелькают прозрачные, жидкие кустики и деревца — помесь пальмы и кактуса. Чувствуем, дальше и этих признаков жизни не будет.

Нитка дороги на карте — без единой точки, означающей присутствие человека. Предупреждение на выезде из горячего пыльного городка: «Заправляйтесь здесь. Бензина долго не будет». Конечно, надо заправиться.

— Налейте доверху.

— Есть, сэр.

Красный шкаф счетчика выдает сразу цифры галлонов бензина и сумму, какую надо платить.

— 4 доллара 45 центов, сэр!

Стекло протерто. Масло проверено. Можно отчалить. Но вдруг белокурый, коротко стриженный парень-заправщик сделал возле нашего «Торино» задумчивый полукруг. Слегка наклонившись, еще раз прошел. Посвистел! Погладил рукой переднее колесо, потом заднее. Опять прошелся. Так смотрят обычно на человека, чтобы спросить: как вы себя чувствуете? Почти таким же и был вопрос.