Иноходец - Ольга Ксенофонтова

Пралотту просто перекосило, как плохо сделанный дверной навес.

Легкое сожаление посетило Джерарда при взгляде на исказившееся лицо императорского советника.

Вахонта с раздражением оторвался от книжки, потер уставшие глаза и отозвался на оклик стражника. Чего орет, тупое племя? Все равно, если дело не срочное, старший дознаватель кое-какое место от лежанки не оторвет. А если срочное, оторвет чрезвычайно медленно, и громкость ора стражи тут вовсе не поможет. Стар он уже, сорок стукнуло, для дознавателя очень много. Усталость жизненная накопилась.

Но, впрочем, что-то там срочное, можно начинать подниматься. Ага! Решилось дело, переданное на контроль императорскому советнику Пралотте. Газетчики уже раструбили, иродовы куклы, что едет советник в столицу и везет диво-дивное. Обвиняемого, значит. Очень уважал Вахонта советника именно за то, что не было у него подозреваемых, а сразу обвиняемые. Без халтуры и промедления решал дела. Работу давал дознавателям легкую, как правило, только ручного свойства, без заумных вопросов и игры. Такую работу Вахонта может перепоручить ученикам да помощникам, а книжку с собой взять. Завлекательная книжка. Добродетельная дама уже семьдесят пятую страницу не может потерять невинность.

К дознанию ожидалась сама императрица. А, ну да, те провинциальные Рос-Брандты пусть и далекие, все же родственники, и проявляет императрицa заботу.

Обвиняемый попался довольно крупный. А потом выработанное годами чутье подсказало Вахонте: не то что-то. Внешне бандюга как бандюга: рослый, мощный, щетина на морде, одежка бесформенная. Каторжный тип, одним словом. Глазa только спокойные. С превосходством глаза. Как будто пообедать зашел. И — улыбается.

Может, умом тронулся? Пралотта, он того, он всякого довести может.

Что это надето на типе? Во всю харю. Маска.

Вахонта заерзал. Не по его вкусу были эти политические заключенные. А то не дознаешься, куда зам дознаватель потом денется. Преступника, чье лицо не разрешали видеть, Вахонта наблюдал у себя впервые. То ли такое доверие оказывают, а то ли наоборот — не нужен он стал. В расход потом.

И даже заколебался старый опытный служитель — входить ли в комнату или исчезнуть по-тихому тайными тропками?

Выбирать не пришлось, и бежать не случилось — сзади раздалось постукивание каблуков. Не надо обладать музыкальным слухом, чтобы узнать императрицу Клементину. Вовремя сообразив, что стоит к царственной особе ни много ни мало — спиной, Вахонта отскочил, согнулся и пропустил правительницу в дознавательную комнату, заодно отметив, что внушительный тыл императрицы очень подходит под описание дамы из недочитанного романа.

Красавицей Клементину Первую ну никак нельзя было назвать. Помимо уважительных размеров ничем привлечь внимание она, увы, не могла. К слову, ее всю жизнь абсолютно не беспокоили такие вещи. О любви и плотских желаниях бывшая баронетта имела столь же смутное представление, сколь и о картах звездного неба. Скажи ей кто-либо, что старик-дознаватель пялится на ее зад, она бы на весь день осталась в недоумении, не ведая, как распорядиться странной информацией, а наутро, устав от раздумий, просто об этом забыла бы.

Забывание, как функция памяти, тоже находилась у рациональной императрицы под строгим контролем разума. Некоторые вещи она никогда не забывала.

И некоторых людей — тоже.

— Добрый день, — сказала она.

Пралотта в который раз подивился, откуда у такого масштабного создания такой высокий голос. Впрочем, приятный. Машинально склонился, как сделали все присутствующие. А потом задним числом осознал, что приветствие было не всеобщим, а направленным.

И кланяться в ответ следовало именно тому, кто поленился это сделать. Прикованный к скамье, гость столицы слегка раздвинул в улыбке обветренные губы.

— Кому как, госпожа, кому как.

— Где мой рубин, Иноходец? — спросила Клементина, сложив руки на груди, будто намеревающаяся поругаться с мужем прачка.

Императрица всегда была прямолинейна и проста в разговоре, но «упрощаться» до беседы «на ты» с неизвестным проходимцем даже она не стала бы. Пралотта дико удивился, очевидное никак не желало укладываться в рамки реальности: эти двое были знакомы. Хорошо знакомы.

— Советник, — зевнула правительница и прищуренными глазами обозрела комнату. — Так кого же вы все-таки привезли сюда?

Вот с ответом следовало быть осторожнее. Все версии рухнули. Практически впервые в жизни Пралотта не знал, что ответить, а солгать не мог, ибо его спрашивали по предмету, которого он явно не учил.

— Ну? Ваш отчет гласит, что этот человек — убийца. Кого же он убил?

— Э-э… волка, — сказал Пралотта. — Волка. Оборотня.

Джерард пожал плечами. Сто пятниц на неделе.

— Вы это точно знаете? Он сам это признает?

— Д-да.

— Тогда не вижу предмета дознания.

Тише всех вел себя Вахонта, примостившись в нише сразу за дверью. Если уж и высокие господа никак не разберутся с предметом дознания, то ему очень рано высовываться.

— Я подскажу вам его, советник. Спросите у господина Иноходца, где рубин императорской сокровищницы, именуемый Падающая Звезда и украденный этим человеком три с половиной месяца назад.

— Я получил рубин в качестве оплаты, императрица, если вам так будет угодно.

— От кого? — потеряв все самообладание, взвилась Клементина.

— От Хранителя Сокровищницы, госпожа. К сожалению, он этого не подтвердит и, надеюсь, он счастлив.

— Да уж! Советник, я предлагаю вам обвинить Иноходца еще и в убийстве Хранителя императорской Сокровищницы.

— Зачем бы мне понадобилось убивать это маленькое, страдающее от собственных слабостей существо? Пускай и ядовитое, и вредное. Я всего лишь отвел его домой, он так просил об этом. И в залог искренности собственных намерений, отдал мне рубин.

— Ты не имел права брать то, что тебе не принадлежит!

— Но это было его жалованье за двести тридцать пять лет! Его даже не кормили!

Пралотта испытал острое желание выпить. С каждой секундой он все больше склонялся к мысли, что лично, неофициально, с полной самоотдачей, начинает ненавидеть непонятного детину, из-за которого жизнь советника неуклонно катится под откос, и остановить это движение невозможно. Бывшее ясным и непреложным потеряло смысл. Законы, устои оказались неприменимы к этому выродку. Люди теряли голову, как только его увидят, и начинали нести странные вещи.

— Но куда ты дел этот камень? — сузив глаза, спросила императрица.

— Не помню, — честнейшим образом сказал Джерард и улыбнулся.

Это привело Клементину в ярость.

— В клетку его, — фыркнула правительница. — Без питья и воды. Со строгой охраной. После празднования дня рождения я с ним сама разберусь.