Эхо небес - Кэндзабуро Оэ

Одна — мысленный образ, преследующий меня с самого начала: Мусан, чей простодушный ум захвачен внушениями Митио о несчастьях, подстерегающих в этом мире двух таких инвалидов, как они, упрямо осуществляет план, в который поверил, и прыгает с утеса, зажав уши, чтобы не слышать голосов, кричащих ему с другой скалы, и Митио, сначала поддавшийся этим предостережениям, а потом загипнотизированный примером Мусана и перекатывающий свое инвалидное кресло через кромку мощеной дорожки…

Когда я накладываю их последние минуты на протекающее в данный момент «сейчас», время словно сжимается и еще больше усиливает боль, оттого что жизнь продолжается. Ужас охватывает меня с такой силой, что я невольно зажимаю уши и повторяю движения прыгающего с утеса: наклоняю вперед свое кресло, пригибаюсь, складываюсь почти вдвое, изо всех сил нажимаю на воображаемые колеса. Это и есть медитация — уплотненная форма проживания «сейчас». Но чем лучше она удается, тем больше отнимает сил: и физических, и душевных. В иные дни, закончив медитировать, я могу только одно: отдернуть занавеску, отгораживающую мою койку, и ничком рухнуть на постель.

Никогда не было искушения обсудить это с группой во время «проповеди» (даже и Маленькому Папе не рассказывала), но сама я пришла к выводу, что это изо дня в день повторяющееся отчетливое проживание в сжатом времени последних минут Мусана и Митио и есть «ад». И что совсем не пары серной кислоты, а такое сгущение «сейчас» создает сущность «ада»… Я написала обо всем в прошедшем времени, но это продолжается здесь, в Круге, каждый день.

И все-таки, хотя и сама я никогда не поверила бы в такую возможность, бывали минуты, когда мои представления о случившемся можно было скорее описать в словах, как-то соотносящихся с понятием «небо» и полностью противоположных «аду». Вот это и есть другой образ, снова и снова появляющийся во время медитации.

В те несколько недель, предшествовавших-, случившемуся, когда ни я, ни Саттян не отдавали себе отчета в том, что он делает, Митио уговаривал Мусана умереть вместе. До недавнего времени я считала, что он сумел добиться этого, расписывая мрачную сторону жизни. Но теперь часто задумываюсь, не ошибалась ли, и даже почти уверена, что ошибалась. Мусана многое радовало. Он любил слушать музыку, смотреть по телевизору состязания борцов сумо, наслаждаться любимой едой. Он, конечно, осознавал, что, будучи больше и сильнее Митио, не так умен, как его брат, но мне не поверить, что он ощущал на себе клеймо «неполноценного». Посещая специальные обучающие группы, а потом школу для детей с различными отклонениями, он, вероятно, чувствовал, что и сам, и его товарищи «какие-то особенные», но ему в голову не приходило, что они существа второго сорта. Для него они были интересными и замечательными — друзьями, которыми он гордился.

Митио было бы очень сложно убедить брата в том, что этот мир чудовищен, полон несчастий и боли. Гораздо вероятнее, что он прельстил его рассказами о радостях иного мира. О месте, где никто не смотрит косо на детей, даже если они отсталые или прикованы к инвалидным коляскам. Где все лучшее — музыка, сумо, лакомства — всегда им доступно. И, рассказывая Мусану о счастье на «небесах», не начал ли и Митио в них верить?

Стараясь пережить момент, когда Мусан и Митио отправились навстречу этим блаженным «небесам», соединяя прошедшее с настоящим, я вдруг почувствовала перемены, происходящие и во мне. Поймала себя на чувстве: а может быть, «небеса» и правда существуют, «небеса», которые описал Митио.

Возможно, Митио не всегда верил в истинность того, что говорил, но Мусан в простоте своей впитал все глубоко — и это дало ему силу отгородиться от других слов, предупреждений, идущих из мира взрослых, и шагнуть в пустоту. Эта сила… А не могла ли она прийти из крупиц истины, содержащихся в словах Митио независимо от его намерений? И не вернулись ли его слова, пройдя через чистое сердце Мусана, назад, к брату? Правда, в последний момент Митио внял голосам, взывавшим к нему с другой скалы, и нажал на тормоз, но, может быть, даже в эти минуты он все-таки верил, что «небеса» существуют, верил в послание, эхом вернувшееся к нему от Мусана?

В том «сейчас» и «всегда», наступившем после прыжка, Митио, обретший невинность и мудрость сердца, катится в инвалидной коляске легко, как на крыльях, а Мусан, милый и жизнерадостный, всегда готов помогать ему, стоя за спинкой кресла… Эта сцена явилась мне во время медитации, и, любуясь ею, я впервые почувствовала — и даже мурашки пошли по коже, — что какое-то божество в мире ЕСТЬ. Оглядываясь назад, думаю, что могла смутно предчувствовать это благодаря чтению Фланнери О'Коннор. И, возможно, в этом и заключалась «тайна»…

Всю неделю эта история с Сатиэ не давала нам, можно сказать, ни минуты покоя. Поэтому прежде всего я хочу разобраться в том, что случилось. Маленький Папа сказал: «Она одна из нас, так что лучше, если вы будете говорить прямо». Именно это и побудило меня так напрямую обозначить свою тему.

Дело кончилось тем, что Сатиэ покинула Круг. То, что я видела и о чем слышала с момента моего здесь появления, ясно показывало, что ей пришлось проявить твердость, когда родители пытались заставить ее уйти отсюда; ее мужество впечатляло. Я с трудом сдерживалась, глядя на этих эгоцентричных папу с мамой и представляя себе, как неуютен, должно быть, тот дом, куда они пытаются ее вернуть. Теперь, когда она оказалась-таки в этом доме, мое сердце исходит жалостью. Думаю, все мы чувствуем то же самое.

Сатиэ не хотела уезжать от нас. Мы это знали. Но пока она здесь оставалась, никто не мог спокойно заниматься медитацией. В конце концов наше терпение иссякло, и случилось то, что случилось. Но до последнего мгновения мы все боялись, что она попытается покончить жизнь самоубийством. Кто-то должен был, проявив известное лицемерие, проследить, чтобы она благополучно вернулась домой — в этот холодный, враждебный дом, — и я решила, что эта обязанность может, с равным успехом, лечь на меня. Поверьте, приятного было мало.

От Камакура до Мисима мы с Сатиэ сидели рядом и все время разговаривали. Вспоминаю, как я однажды ехала на поезде и видела двух женщин — одна была заметно старше другой, но все-таки не настолько, чтобы быть ее матерью, — поглощенных разговором на какую-то, казалось, щекотливую тему. Смотрелось это очень странно. Думаю, что вчера мы производили на окружающих такое же впечатление. Согласитесь: такое случается.

Вы уже знаете, о чем рассказывала мне Сатиэ, пока мы ехали в поезде. Мы все осудили ее поведение. Но, поняв, как все виделось ей, я подумала, что, относись мы к этой ситуации по-другому, что-то можно было предпринять, прежде чем все сделалось неуправляемым. Именно это чувство заставило меня выбрать для сегодняшней проповеди тему «Что делать, если ты оказалась во власти сексуального желания».

Позволив себе чрезмерно увлечься Маленьким Папой, Сатиэ очень осложнила нашу жизнь. Когда она начала потихоньку проскальзывать в его спальню, все просто пошло кувырком. Маленький Папа сказал в свою защиту, что не хотел обострять ситуацию и согласился на секс, пытаясь вернуть ей душевное равновесие, но, откликаясь на ее требования, он сделал все еще хуже. Сатиэ стала говорить, что скоро выйдет за него замуж, и попробовала занять особое положение в Круге.

Но даже если не иметь в виду эти далеко идущие последствия, особое отношение к любой из нас неминуемо произвело бы на всех неблагоприятное впечатление и в результате обернулось бы против той, что попыталась его завоевать. Круг — это полная демократия, даже и отношение к Миё ничем не выделяется, а ведь она приемная дочка Маленького Папы. Кроме того, у Маленького Папы начальная стадия диабета, и еще один раунд супружеской жизни наверняка отразился бы на его здоровье (смех). Мы все знаем, что его главные заботы — руководство Кругом и поиски духовной просветленности. Но, несмотря на это, плотская связь длилась неделю и закончилась тем, что Сатиэ попросили уехать.

Однако давайте вернемся к тому, что она рассказала мне в поездке. До вхождения в Круг у Сатиэ был роман с молодым человеком. Обе семьи не одобряли их отношения, и вызванный этим разрыв стал главной причиной ее приезда сюда. Найдя в проповедях Маленького Папы ответы на мучившие ее вопросы, она решила стать полноценным членом группы. Это показывает, что она в самом деле любила и уважала его.

Ей и в голову не приходило спать с ним. К тому же он совершенно не привлекал ее как мужчина. Она относилась к нему скорее как к дядюшке, который по возрасту может быть ее папой — ее Маленьким Папой (смех). Но, с другой стороны, у нас в Круге нет молодых людей. Чтобы внести свою часть денег в общий фонд, Сатиэ некоторое время работала барменшей, но так боялась нашего неодобрения, что избегала перекинуться словечком с посетителем и уж тем более с работавшими рядом с ней парнями.