Как я был вундеркиндом - Владимир Машков

— Ты меня, пожалуйста, не защищай, Юля, — кипятился я. — Раз я сказал, что гусь — значит, гусь. А почему не дадут квартиру?

— Маме сказали, что непредвиденные обстоятельства, — Юля с трудом выговорила тяжёлые слова. — Пообещали, что дадут через год.

— Ты не расстраивайся, — попробовал я утешить девочку. — Ты думаешь, год — это долго? Время очень быстро летит. Я вон уже десять лет прожил на свете, а не заметил даже…

— Я не из-за квартиры расстраиваюсь, — Юля вытерла слезы ладошкой. — Я из-за мамы с папой. Я не знаю, что мне с ними делать…

— А что? — удивился я.

— Она так дружно жили, так любили друг дружку, что приятно на них было смотреть. А сейчас…

Юля запнулась. Я её понимал. Очень трудно рассказывать про маму с папой да ещё не совсем хорошее.

— А сейчас ссорятся, кричат друг на друга, — переведя дух, вновь заговорила Юля. — И меня совсем не стесняются…

Я сочувственно кивал Юле и ничего не говорил. А чего говорить. Иногда человека просто надо выслушать, и ему сразу станет легче.

— Мама кричит на папу: "Ты ничего не можешь предпринять, сидишь и молчишь, тямтя-лямтя настоящий…"

— А что такое тямтя-лямтя? — подал я голос, услышав незнакомое слово.

— Я думаю, — вздохнула Юля, — тямтей-лямтей называют человека, у которого нет характера, силы воли… А тут ещё хозяйка велит нам убираться, осточертели, говорит, ваши пианины…

— Ну, это уже безобразие, — возмутился я. — Надо что-то предпринять.

— А что? — спросила Юля.

Что, я и сам не знал. Но предпринять что-то надо. Нельзя быть тямтей-лямтей. Правильно сказала Юлина мама.

— Знаешь что, — вдруг сказал я. — Напиши мне, пожалуйста, адрес того дома, куда вы должны были переехать. А ещё ваш теперешний адрес и фамилию, имя, отчество родителей.

— Зачем? — встрепенулась Юля. — Вы нам поможете, Всеволод?

— На всякий случай, — я не стал вдаваться в подробности.

Просто я знал, что с Юлиными родителями поступили несправедливо, но как им помочь, совершенно не представлял. У меня была надежда на Гришу. Мне казалось, что мой друг должен разбираться в такого рода делах.

Юля, хотя ещё не была школьницей, умела писать. Она быстро исполнила мою просьбу.

Я сунул листок бумаги в карман и прямиком направился к Грише. Я рассказал ему обо всём, что узнал от Юли.

— Бывает, — с философским спокойствием заметил Гриша.

— Ну, а что можно сделать, чтобы им помочь?

— Надо написать бумагу, — важно проговорил Гриша.

— Что?

— Заявление в райисполком и всё объяснить.

Я вырвал двойной лист из тетрадки, взял ручку и вопросительно уставился на моего друга.

— Лучше всего писать от имени бывших учеников. — Гриша приосанился. — Пиши! "Мы, нижеподписавшиеся лауреаты Международных конкурсов пианистов…"

— Погоди, — остановил я Гришу. — А я не знаю, есть ли у Валентины Михайловны ученики-лауреаты Международных конкурсов?

— Это не важно, — махнул рукой Гриша. — Но все заявления так пишутся… "Мы, нижеподписавшиеся чемпионы мира, Европы и Олимпийских игр" и тому подобное…

— А если у человека нет знаменитых учеников, значит, и квартиры ему нельзя дать? — сердито спросил я.

— Ну до чего вы, вундеркинды, тёмные люди, — вскипел Гриша. — Я же тебе сто раз объяснял: заявления так пишутся. Не хочешь, пиши сам…

Нет, без Гриши я бы не справился. После долгих споров мы начали так:

"Мы, нижеподписавшиеся лауреаты Международных и Всесоюзных конкурсов пианистов, а также будущие лауреаты этих конкурсов, обращаемся к Вам с убедительной просьбой…"

А дальше шло более правдоподобное, в общем, то, о чём мне рассказала Юля.

Когда заявление было окончено, Гриша восхитился:

— Отличная работа! А что тебе не нравится?

Я и вправду сидел мрачный.

— А где мы возьмём подписи?

— Ты что, не знаешь ни одного знаменитого пианиста? — спросил Гриша.

— Знаю, — ответил я. — Но не хочу врать…

— Ладно, — ответил Гриша. — Заявление возьми, и попробуем попасть на приём к председателю райисполкома.

— А это трудно?

— Спрашиваешь, — фыркнул Гриша. — Но ничего невозможного нет…

УКРОТИТЕЛЬ ТИГРОВ

Со школьными сумками через плечо мы двигались по длинному коридору. Гриша вертел головой по сторонам, отыскивая нужную дверь, и давал мне последние наставления.

— Значит, договорились? Ты будешь только кивать головой, а говорить буду я…

— А вдруг он подумает, что я немой? — не выдержал я.

— Ты прав, — подумав, согласился Гриша. — Можешь иногда сказать: "Да", "Хорошо", но не больше, понял? Всё остальное предоставь мне.

Я кивнул, входя в роль. Гриша подмигнул мне, мол, отлично.

Мы вошли в небольшую комнату, где слева и справа были двери. Не мешкая, Гриша направился к левой двери, на которой было написано: "Председатель райисполкома". Я брёл следом за другом.

Тётя в брюках, которая стучала на машинке, приподнялась:

— Вы куда?

Тогда Гриша выставил меня вперёд и очаровательно улыбнулся:

— К папе. Забыл, понимаете, ключ и не может попасть домой.

Я вздрогнул от такой неожиданной лжи, но, как было договорено, кивнул и сказал:

— Да.

— Проходите, — разрешила тётя.

По её лицу было видно, что она нам ни капельки не поверила, но просто не знала, как поступить.

Гриша торопливо открыл дверь и подтолкнул меня, но впереди оказалась ещё одна дверь, которую я уже открыл сам и замер на пороге.

У распахнутого настежь окна спиной к нам человек в белой рубашке делал приседания с гантелями в руках.

Гриша ввалился сразу же за мной и хлопнул дверью.

Человек обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на нас. Потом, не торопясь, закрыл окно, сунул гантели в ящик письменного стола, надел пиджак, повязал галстук и тогда только спросил:

— Вы ко мне?

Гриша недоверчиво глядел на человека — совсем не похож на председателя райисполкома, слишком молодой да ещё гантелями размахивает, как мальчишка.

— Как вы считаете, лауреаты Международных конкурсов прославляют нашу страну? — начал издалека Гриша.

— Считаю, что прославляют, — улыбнулся председатель. — Но нельзя ли ближе к делу?

— Можно, — сказал Гриша. — Так почему же вы не даёте квартиру талантливому педагогу, воспитателю будущих лауреатов?

— Кому конкретно?

Гриша повернулся ко мне за помощью. Я вытащил из сумки сложенный вдвое лист бумаги и протянул его председателю. Тот внимательно прочитал наше заявление, сделал на календаре какую-то запись и вновь поглядел на нас:

— А вы, как я понимаю, будущие лауреаты, наша надежда и слава?

Грише очень хотелось приврать, что он будущий лауреат, но при мне постеснялся. Я видел, как мучительно он боролся сам с собой. На этот раз верх взяла честность.

— Я, к сожалению, нет, — вздохнул Гриша. — А вот он — будущий лауреат, наша надежда и слава.

Гриша пошарил глазами по кабинету:

— Жаль, у вас нет рояля, а то Сева сыграл бы сейчас первый концерт для фортепиано с оркестром.

— Жаль, что и оркестра нет, — шутливо подхватил председатель, а потом протянул Грише, как взрослому, руку: — Разберёмся, ребята, с вашей учительницей.

Мне он тоже пожал руку:

— А что же будущий лауреат молчит?

— Он скромен, как настоящий талант, — произнёс Гриша заранее придуманную фразу.

Вместо того чтобы кивнуть согласно или проговорить "да", как мы договорились с Гришей, я вдруг взорвался:

— Никакой я не талант и не будущий лауреат. Совсем наоборот. Валентина Михайловна перестала со мной заниматься, потому что у меня слабый слух, и сколько ни учи, лауреата всё равно не выйдет.

Председатель слушал, не сводя с меня глаз.

— И я не знаю, научила ли она хоть одного лауреата Международного конкурса. Но разве это важно? Валентина Михайловна очень хорошая учительница, она столько возится со своими учениками, чтобы научить их любить музыку. Неужели она не может получить квартиру, если пришла её очередь? Как вы считаете?

— Ты прав, — председатель ещё раз тряхнул мне руку. — Обещаю вам, ребята, что сам всё проверю. А вообще молодцы, что пришли.

Когда мы очутились на улице, Гриша накинулся на меня:

— Ну вот, всё испортил. О чём я тебя просил? Чтобы ты рта не раскрывал… А ты… Теперь всё пропало.

— И ничего не пропало, — возразил я. — Теперь я верю, что у Валентины Михайловны будет квартира. А враньё никогда и никому не помогало…

— Враньё? Какое враньё? — обиделся Гриша. — Я же не сказал, что я будущий лауреат.

— Этого ещё не хватало.

— Если б ты знал, как мне вдруг захотелось стать знаменитым пианистом, — мечтательно протянул Гриша. — Представь, я выхожу на сцену, весь зал аплодирует. Я начинаю барабанить по клавишам, весь зал затихает.