Сожженные мосты часть 2 - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас новенький… – человек располагающе улыбнулся и протянул руку – Димитрий Ковальчек.
– Ежи Комаровский…
Почему то граф не стал называть ни свой титул, ни произносить "честь имею" что сразу отрекомендовало бы его как офицера. Словно кто-то на ухо шепнул, что это делать не надо.
– Я вас не видел в университете. Вы вольный слушатель?
– Он москаль! – ляпнул кто-то.
Ковальчек нахмурился
– Рышард здесь нет москалей. Мы все поляки, сколько тебе объяснять?
– Я сейчас прохожу службу в штабе Виленского военного округа – граф Комаровский решил, что скрывать сей факт бессмысленно, все кто надо – об этом знают.
– Вот как? А родились вы здесь?
– Да, в Варшаве…
Человек вздохнул
– Значит, вы настоящий поляк. А я вот – нет. Я родился в Балтиморе…
– Вот как?
– Да… Мои предки эмигрировали отсюда давным давно. Увы, но если кто-то здесь и не поляк – так это я. Я кстати преподаю в Варшавском политехе, неорганическая химия.
– Ну… – странно, но разговор затянул их, и теперь разговаривали только они двое – каждый, в ком есть капля польской крови может считаться поляком.
– Вот и я так думаю. Признаться не без задней мысли… Не хотелось бы чувствовать себя чужим в Польше.
– Польша гостеприимна к полякам.
– Увы – не всегда…
Потом Ковальчек куда то пропал – вот просто так пропал и все, только что был тут – а потом его не стало. Графа тоже постепенно затягивала местная, бесхитростная атмосфера – и через час он обнаружил себя на диване с Еленой в объятьях, и он с ней черти что вытворял.
– Проклятье…
Елена выпила гораздо больше него, и ей это нравилось.
– Что?
– Поехали домой.
– Зачем? Тебе здесь нехорошо?
– Не хочу устраивать концерт.
– Смотри, как бы я его не устроила.
– Только попробуй.
– А если попробую – тогда что?
– Тогда у меня в машине есть пистолет.
– Хм… ты готов убить ради меня?
– Кто тебе это сказал? А если я грохну тебя в приступе ревности?
Елена улыбнулась – это была ее, только ее особенная улыбка – только губами. На нее тоже иногда находило, и тогда – берегись…
– Не сможешь.
– Хочешь проверить?
– Хочу.
Граф вовремя дал задний ход. В конце концов, он не был сильно пьян, и головой еще соображал – а такие разговоры могли довести до беды.
– Не смогу. Но есть еще одно наказание. У нас в поместье есть конюшня. А там есть хорошие, еще старой работы вожжи для лошадей.
– Звучит соблазнительно…
Граф Ежи с трудом поднялся на ноги – проклятая самопальная водка, от такой немудрено и ослепнуть. Просто поверить невозможно, что в таком заведении ею торгуют. Хотя почему невозможно – здесь явно криминальным душком попахивает. Куда только полициянты с безпекой смотрят, разве что в собственный карман.
– Только попробуй – повторил он – я сейчас вернусь.
В туалетной комнате в одной из закрытых кабинок кто-то громко блевал, еще как минимум в одной – кто-то шумно, нетрезво взвизгивая на весь туалет трахался, возможно те самые содомиты. Граф Ежи сунул голову в раковину, включил холодную воду, зафыркал, содрогаясь от безжалостно хлещущих водяных струй. Немного прояснилось в голове – словно кто-то проявил мутную, еще не готовую фотографию в бачке с проявителем. Граф выпрямился, вытянул руку вперед, а потом попытался достать кончиком указательного пальца до носа – получилось. Значит – можно садиться за руль. Сложно даже представить, что будет, если он разобьет подаренный ему Мазерати.
– Господин Комаровский…
Граф Ежи резко обернулся. Ковальчек!
– Пан Ковальчек…
– Прошу прощения… здесь неподходящая обстановка для общения… могу я вас пригласить в наш дискуссионный клуб? По четвергам ты собираемся на факультете…
– Что за дискуссионный клуб? – граф Ежи трезвел с каждым словом, ветерок опасности приятно холодил кожу
– Дискуссионный клуб… Просто собираются молодые люди… Говорят о разных странах, о свободе… о Польше…
Вот оно как …
– Сударь надеюсь вы не считаете меня, армейского офицера бунтовщиком и заговорщиком?! Если я посещаю Летающую тарелку – это не значит, что я согласен со всем бредом, который извергается из динамиков.
– О нет… Вы не так поняли. Мы не бунтовщики и не заговорщики. Просто мы общаемся друг с другом, это ведь не запрещено в Польше?
Граф Ежи, чуть поколебавшись взял визитную карточку.
– Сударь. Заверяю вас в том, что если я и приду – то уйду немедленно после первого же бунташского высказывания.
– Это ваше право. Вы ведь жили какое-то время в Санкт Петербурге…
– Откуда вам это известно, пан Ковальчек? – резко перебил его граф
Вместо ответа пан Ковальчек с улыбкой показал ему на небольшой значок на рубашке. Гвардия, черт…
Разведчик недоделанный.
– Понятно… У вас острый глаз, пан Ковальчек.
– Поверьте, в зале это увидел каждый первый. Здесь смотрят в первую очередь на это. Но мне все равно будет интересно, если вы придете к нам.
– Я не могу обещать вам этого, пан Ковальчек – резко сказал граф Комаровский – засим прошу меня простить…
Машина оказалась на месте, непобитая и с целым тентом. Прохладный ветер с Вислы освежал голову. Движение чуть успокоилось, и выехать на дорогу можно было без томительного ожидания разрыва в сплошном потоке машин.
– Как тебе "Летающая тарелка"? – спросила Елена, сладко потягиваясь
– Смрад! – коротко ответил граф Ежи.
– Ты прав…
– Зачем же ты туда ходишь?!
Елена хмыкнула
– Там есть интересные люди… Кстати, как тебе пан Ковальчек? Ты ему очень даже приглянулся…
– В смысле?
– Он педик.
Мазерати резко вильнула – слава Иезусу они выехали на мост, и слева никого не было.
– Что?!
– Ну да… Об этом весь политех знает. Да он безобидный, ты не бойся…
– Курва блядна… – нецензурно выругался граф Комаровский, держа руль левой рукой, а правую вытирая об куртку.
Елена снова расхохоталась.
– Ты из какого века? Все нормально… СПИД через рукопожатие не передается…
– Он что?!
– Да нет… Я пошутила. Но он и вправду нормальный. Не такой как эти… всякие, с ним поговорить можно. Он не пристает…
– К тебе-то он точно не пристанет. Проклятый содомит!
– Ты куда едешь?
– В имение. Вы явно заслужили хорошую взбучку, пани.
– Жду – не дождусь…
11 июня 2002 года
Вашингтон, округ Колумбия
Звонок прозвенел уже под вечер, когда Джон Уайт собирался домой. Ему выделили небольшой кабинет в подвале Белого Дома, больше похожий на кладовку – но многие за такой кабинет отдали бы душу. Сейчас процесс формирования Министерства безопасности Родины не вышел из стадии бумажной работы и сотен бесчисленных согласований – поэтому, у создаваемого Министерства не было офиса, не было офисных работников, и всю работу был вынужден делать, скрипя зубами и чертыхаясь, сам Уайт. А работы было много, министерство вырисовывалось большое, с отделениями во всех крупных городах как у ФБР, с заграничными офисами в посольствах, с мощными представительствами в зонах вооруженных конфликтов. Нечто похожее на русскую глыбу – Министерство внутренних дел, занимающееся в основном контрразведкой, но имеющее и структуры внешней разведки, якобы занимающиеся скрывающимися за границей преступными элементами, а на самом деле – всем, чем нужно. Уайт вообще тщательно изучал опыт Российской Империи, несмотря на то что недолюбливал эту страну. Потому что слово "недолюбливал" с словаре профессионала должно отсутствовать, имеет значение только полезность, а у России с ее восточными проблемами опыта было в избытке.
Один из аппаратов затрещал, когда Уайт уже собрал две стопки бумаг – одну он положил в портфель для работы вечером, дома, вторую он сдаст под расписку офицеру безопасности Белого Дома для последующего уничтожения. Он уже закрыл кейс, подхватил подмышку стопку бумаг для уничтожения и искал в кармане ключи от кабинета, когда зазвонил телефон. Нахмурившись, Уайт бросил взгляд на стол. Звонил правительственный, защищенная линия.
– Уайт – коротко отрекомендовался бывший посол, сняв трубку
– Сэр, это линия два-ноль, оперативный дежурный. У нас ситуация по коду три-один, приказано доложить вам.
– Так и докладывайте без этих цифр.
– Сэр, задержаны четверо наших людей. Им разрешили позвонить.
– Где именно?
Дежурный назвал место, которое Уайту ничего не говорило.
– Где это?
– Это севернее Нью-Йорка, сэр. На самой канадской границе.
– Какого черта они делали в этой глуши? – Уайт все еще ничего не понимал.
– Сэр, это группа слежения. Объект слежения – сорок один – сорок, подозревается в продаже оружия из конфиската террористическим группировкам. На папке с делом красный ярлык и ваш телефон, сэр.