Пастухи фараона - Эйтан Финкельштейн

Призвали в одночасье. Вызвали в военкомат, пропустили через медкомиссию, на сборы дали три часа. Одна, с трехмесячной дочерью на руках, осталась мама в чужом для нее городе. Она не могла даже плакать, ей казалось, что все это сон, что папа вот-вот вернется. Папа не возвращался, от него не было даже весточки. Мама впала в отчаяние, у нее пропало молоко, ночами она бродила по пустой квартире и тихо плакала.

Впрочем, пустой квартира оставалась недолго. Сначала маме подселили семью эвакуированных из Москвы, а затем еще одного жильца с Украины. Квартира наполнилась шумом, детскими криками, копотью керосинок, незнакомыми, режущими нос запахами. Ванная комната в мгновение ока превратилась в дровяной склад, коридор оказался забит разными вещами, и лишь на кухне маме остался маленький закуток, где она кипятила воду и варила кашки — крохотное существо постоянно чего-то требовало, и его требования возвращали маму к жизни.

Между тем наступила зима, морозы перевалили за сорок. Мама уже выменяла на хлеб и молоко все свои кольца и сережки; в ход пошли платья, туфли, на очереди было последнее — шуба. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы однажды утром на пороге не появился человек в огромном тулупе, валенках, с сосульками в бороде. Мама не сразу поняла, что перед ней свекр Абрам Борисович. Она смутилась, провела его в комнату, помогла стащить тулуп и валенки.

— Что же это вы нам на письма не отвечаете? Мы ведь не чужие. А Боре почему не пишете, он просто с ума сходит!

Мама разрыдалась. Да так, что только с помощью нашатыря удалось привести ее в чувство.

— Все, кончились твои, — дедушка перешел на «ты», — муки. Сейчас отогреюсь и пойду хлопотать билет. У нас тебе будет хорошо. Фира, Борина сестра, тоже осталась с девочкой — муж ее на фронте с первого дня. Вот и будете по очереди за детьми смотреть. И мы с бабушкой Миной поможем. Работать пойдешь.

Мама впервые видела свекра. За три года после скоропалительной женитьбы папа так и не нашел времени съездить к родителям и познакомить их с невесткой. Сначала старики сильно обижались, но после рождения сестренки оттаяли. Бабушка прислала внучке пеленки и распашонки, сшитые собственными руками, а дедушку особенно тронуло, что девочку назвали Ная — в честь его покойной матери.

К началу войны дедушке Абраму уже перевалило за шестьдесят, но он все еще был бодр, легок на подъем и по-прежнему умел находить ко всем дорогу. Так что в том, жгучем от мороза январе сорок второго он каким-то чудом умудрился достать места в воинском эшелоне и уже через неделю вез к себе сноху и внучку.

Один Бог знает, почему в те первые месяцы войны к маме не приходили письма, которые папа писал часто и отправлял полевой почтой. А писал он, что из военкомата его отвезли в огромный военный лагерь, где учили стрелять, колоть штыком, наматывать портянки — готовили к отправке на фронт. Однако за день до отъезда в казарме появился связной офицер, усадил папу в коляску своего мотоцикла и отвез в политотдел округа. Там ему выдали литер на поезд, сухой паек и отправили в Новосибирск. В Новосибирске папа без труда нашел внушительное учреждение, указанное в командировочном листе, и обнаружил там группу таких же, как он, не очень молодых людей в военной форме. От них папа узнал, что все они включены в список ученых, которых вместо фронта будут направлять на военные заводы.

На какие именно — решала комиссия.

Представ перед высокими чинами, папа рассказал о себе, объяснил, что работает над созданием радиолокатора, способного обнаруживать самолеты на большом расстоянии. Пожилой генерал с серым от усталости лицом долго листал какой-то список.

— У меня на радиолокацию заявок нет, если хотите, пишите в Наркомат боеприпасов. А пока что я пошлю вас в Куйбышев, там нужен специалист по морской локации.

В Куйбышеве папа поседел. Но не потому, что работал сверх меры, решая сложнейшую проблему защиты кораблей от мин и подводных лодок. Чуть ли не каждый день звонили ему местные и столичные начальники, требовали «немедленных результатов». Или «объяснений в письменной форме». По всякому поводу грозили «оторвать голову».

Работа, между тем, сдвинулась с места, прототип гидролокатора, который сотрудники окрестили «адмирал Нахимов», успешно прошел лабораторные испытания. Чтобы проверить его в реальных условиях, папа со своей группой отправился на черноморскую военную базу. И вот здесь-то и начались настоящие трудности. Вначале гидролокатор просто «не видел» мину. Папа понял — металлические части деревянного катера, на котором был установлен гидролокатор, создают помехи. Такую неприятность он предвидел, но, чтобы устранить ее на месте, да еще за день-два, нужно было сотворить чудо. Чудо удалось, но возникли другие, совсем уж загадочные проблемы: на берегу локатор «видел» мину прекрасно, точно указывал расстояние до нее, но, как только катер выходил в море — сбивался, зашкаливал, показывал черт знает что. К вечеру у папы сел голос, утром он себя не узнал — голова стала белой.

Конечно, если бы поблизости находился крупный металлический предмет, все было бы понятно, но ничего металлического вокруг не было. Папа потребовал проверить дно. Пригнали водолазный бот, водолаз целый час возился во взбаламученной воде и обнаружил засыпанную песком баржу. Испытания перенесли в другое место. Результаты их оказались столь успешными, что даже военные моряки, народ сдержанный, начали кидать в воздух фуражки и кричать «ура!» Из Москвы прилетел заместитель наркома, по случаю «выдающегося успеха советской науки» устроил прием, папе объявил личную благодарность наркома, наградил его кожаным пальто-реглан, денежной премией в три тысячи рублей и десятью пачками легкого табака.

— А теперь, товарищи, возвращайтесь на завод, ударными темпами налаживайте производство — флоту позарез нужны сотни и тысячи таких гидролокаторов.

Возвращаться в Куйбышев не хотелось, папа подошел к большому начальнику.

— Я, знаете ли, не производственник, а ученый-изобретатель. Меня целесообразнее использовать для решения новых проблем, а производство наладят и без меня.

— Ну что ж, — порешил на радостях замнаркома, — наверное, вы правы. Проблем у нас хоть отбавляй. Вот, к примеру, ни с того ни с сего стали разрываться в стволах корабельные снаряды. Чудо какое-то — завод в Перми выпускал эти снаряды десятки лет! Вначале думали — диверсия, все перетрясли. Нет, не диверсия, какая-то техническая причина. Срочно нужно разобраться, а то на кораблях уже паника, моряки боятся стрелять. Если решите эту проблему, Сталинскую премию вам гарантирую. Возьметесь?

— Возьмусь. Только у меня просьба. Родители и жена с маленьким ребенком живут недалеко от Перми, нельзя ли на день к ним заехать?

— Даже на час нельзя. Разберетесь со снарядами, дам неделю отпуска.

Папа разобрался и с разрешения наркома провел три счастливых дня в родительском доме. А потом снова бесконечные поезда, бесчисленные заводы Урала, Поволжья, Сибири. Снова сложнейшие проблемы, которые решать надо было немедленно, подручными средствами, а если что не так, голова с плеч.

В начале 45-го папу демобилизовали. Худой, измотанный и издерганный, он, однако, дома засиживаться не стал. Не успев прийти в себя, тут же отправился в Томск, чтобы продолжить работу над радиолокатором. Наверстывать упущенное.

Первый, кого он встретил у входа в свою лабораторию, был… часовой.

— Пропуск!

— Я здесь работал до войны, можно мне пройти, поговорить с сотрудниками?

— Без пропуска не положено.

Папа пошел в дирекцию — все лица были новые. Секретарша с недовольным видом спросила: «по какому вопросу?» и, услышав «по личному», отрезала:

— По личным директор принимает по средам с девяти до одиннадцати.

— Я не могу ждать, я приехал издалека, мне и остановиться негде.

— Ничего не знаю, директор занят.

Тут папа рассвирепел.

— Да как это вы со мной разговариваете! Я сотрудник института, заведовал лабораторией, вернулся после демобилизации.

Секретаршу перекосило.

— Ждите, доложу. Только что-то не похоже, что вы из армии.

Директор, имя которого папе ни о чем не говорило, старался быть любезным, вставлял в разговор умные слова.

— Насколько я знаю, лабораторию радиолокации забрали из института еще в сорок втором, перевели не то в Свердловск, не то в Новосибирск. Да, да с вами будет проблема. Как демобилизованного мы обязаны вас принять, но ставок-то нет. Кстати, жилье у вас есть?

— Была трехкомнатная квартира на Пушкинской в большом доме. Жена выехала к моим родителям в январе сорок второго.

— А площадь забронировала?

— Нет, не думаю.

— Просто не знаю, что с вами делать. Договоримся так — я подумаю, посоветуюсь и решу, а вы заходите через пару дней.