Рукописи не возвращаются - Аркадий Арканов

Первый ревзод терпеливо ждал, пока шута приводили в чувство.

Дворцовый палач Басстио плакал, опершись о топор.

Шут подполз к Басстио и прислонился спиной к его ноге, чтобы можно было сидеть… С этого бы и начинал, Первый ревзод, а не с каких-то нелепых, лживых обещаний… Мы поладим с тобой, Первый ревзод, мы найдем с тобой общий язык раньше, чем ты прикажешь выдрать мой язык из глотки. Сама судьба моими устами скажет тебе, кто такой Ферруго… Только очень хочется пить..

Первый ревзод кивнул, и шуту поднесли большую чашу прохладной воды.

Пусть принесут шуту тонкую соломинку — он хочет поиграть сначала в свою любимую игру.

Первый ревзод кивнул, и шуту принесли тонкую соломинку.

Шут склонил свое лицо над чашей, и кровь стала капать в нее и капала до тех пор, пока чаша не наполнилась до краев. Тогда шут взял в рот конец соломинки, а другой конец ее опустил в чашу… И взбурлил, и вспенил кровавую жижу остатками своего воздуха, и начал выдувать большие мутно-кровавые пузыри, и они поплыли над городом в неподвижном от зноя пространстве. И шут улыбался своей затее… Разве не нравится Первому ревзоду любимая игра шута? Видит ли он, куда летят эти пузыри? Они летят по прихоти неба, и там, где опустится последний из них, там и следует искать Ферруго… Не правда ли, веселая игра?.. А мутно-кровавые пузыри все плыли и плыли в неподвижном воздухе и опускались на крыши домов и хижин, на городскую площадь, на обрыв Свободы. И дети изо всех сил дули на них, не давая опуститься на землю, а старшие испуганно молились, видя в этом дурное предзнаменование. И, достигнув все же земли или какой-либо крыши, они беззвучно лопались, оставляя после себя лишь мокрое красное кольцо… И последний из них медленно опустился на дворец мадранта. И тогда шут захохотал… Вот и вся моя игра, Первый ревзод! Вперед же, во дворец! К мадранту! И он скажет тебе, кто такой Ферруго!..

И Первый ревзод понял, что шут от боли и пыток лишился рассудка, и нет в нем больше никакого проку. И дал он знак палачу Басстио, чтобы тот прикончил шута.

И палач Басстио сделал это.

И не стало больше на свете его лучшего друга шута-шутища. Он прекратил свое существование в этом мире для того, чтобы потом снова возникнуть (когда только?) в другом обличье (каком только?) и дурачить людей, или выпрыгивая из воды смеющимся дельфином, или страшно ухая по ночам филином, озадачивая всех своей тайной…“

Уважаемый и дорогой Н.Р.!

Умоляю Вас не считать мое искреннее, продиктованное болью в сердце письмо грязной анонимкой, против чего я решительно борюсь всю свою жизнь. Но я не ставлю свою фамилию, во-первых, чтобы не сложилось впечатление, будто я свожу личные счеты со своими неединомышленниками, а во-вторых, я просто боюсь быть подвергнутым гонениям и литературному остракизму.

С любовью к уважением

Читатель».

14

Алеко Никитич сидит у себя в кабинете, откинувшись на спинку кресла… С-с-с… Задачи перед ним возникли нелегкие. Н.Р. зря слов на ветер не бросает… Он не забудет того, что говорил тогда о подвиге, и не слезет с Алеко Никитича до тех пор, пока не увидит в журнале соответствующий материал. Тут никакими врезками не отделаться… С-с-с… Кстати, надо получить от Колбаско разоблачительные стихи по поводу слухов о летающей тарелке… И этот австралийский Бедейкер приезжает… Совсем не вовремя… Алеко Никитич еще надеялся, что приезд фанберрских гостей отменится или по крайней мере перенесется. Но нет. Телеграмма, полученная утром, не оставила никаких надежд… С-с-с… Алеко Никитич автоматически перечитывает лежавшую перед ним на столе телеграмму:

«Господин Бедейкер делегацией прибывает Мухославск празднование годовщины побратимов Мухославска Фанберры двадцатого числа сего месяца. Обеспечить соответствующий уровень».

Н.Р. уже звонил по этому поводу. Он тоже в курсе… С-с-с… Алеко Никитич склоняется над столом и пишет основу будущего приказа.

«1. Встреча в аэропорту. — Отв. — А.Н.

2. Размещение в гостинице. Отв. — И.Г.

3. Посещение химкомбината. Отв. — А.Н.

4. Пресс-конференция в редакции. Отв. — А.Н. и И.Г.

5. Прием (банкет) в редакции. Отв. — А.Н., И.Г., Свищ.

(Утрясти меню с Рапс. Мург.)»

Кого пригласить на прием, тоже проблема. Кто будет выступать и что будут говорить, еще какая проблема! Не дай бог, кто что ляпнет! Бедейкер хоть и левых взглядов, но австралиец… С-с-с… Основные темы разговоров: мир, дружба, окружающая среда…

Мысли Алеко Никитича прерываются стуком в дверь. Он прячет свои пометки в стол и разрешает войти.

Колбаско выглядит бледным и понурым. Он здоровается, открывает свой «дипломат» и кладет на стол лист с напечатанными строчками.

— Вот, — говорит он. — То, что вы просили.

— Садитесь, Колбаско, — приглашает Алеко Никитич. — Что с вами? Случилось что-нибудь?

Колбаско моргает, вздыхает:

— Лажа, Алеко Никитич… Семейная лажа…

— Не понимаю.

— Лажа. Людмилка к матери ушла. Галопом в столб. Проскачка…

— Причины?

— Не знаю. Дал ей рукопись прочитать — она наутро ушла.

Алеко Никитич встревожен:

— Уверены, что из-за рукописи?

— Да, наверно, — отвечает Колбаско. — Накануне все было нормально.

Колбаско вздыхает.

— Говорили с ней? — спрашивает Алеко Никитич.

— По телефону.

— И что?

— Я, говорит, очнулась от страшного сна… Я, говорит, жила взаперти, я не понимала, что такое любовь… Знаете, Алеко Никитич, она очень впечатлительная… Когда я за ней ухаживал, я дал ей прочитать «Хижину дяди Тома»… Это произвело на нее сильное впечатление, и она вышла за меня замуж… Потом мы прекрасно жили, и она ничего, кроме моих стихов, не читала… Не надо мне было давать ей рукопись…

Колбаско тяжело вздыхает.

— Держите себя в руках, Колбаско, — успокаивает Алеко Никитич. Поверьте мне: время — лучший лекарь… Одумается, поймет…

— Если честно сказать, — Колбаско переходит на доверительный тон, — я боюсь, что она за это время пристрастится к чтению и увидит, что есть лучше меня…

— Не наговаривайте на себя, Колбаско. — Алеко Никитич подходит к нему и по-отечески похлопывает по плечу. — Вы поэт даровитый, самобытный… А Пушкин рождается раз в тысячу лет… Все образуется… Давайте посмотрим, что вы там сочинили…

Он берет листок и читает вслух:

Стихи, написанные по поводу слухов

о летающей тарелке 24 июля

Чушь болтают, будто нам порой ночною

На тарелке поднесли сюрприз…

Это просто я поссорился с женою

Выбросил в окошко новенький сервиз.

— Ну, что? — интересуется Колбаско.

— По-моему, неплохо, — про себя перечитывая написанное, говорит Алеко Никитич. — И образ есть, и игра ума…

— Мне тоже так кажется, — оживляется Колбаско.

— Только вот что я думаю. — Алеко Никитич садится в кресло. — Я думаю, не следует вам в вашей ситуации подставлять семейный борт. Зачем надо всем знать, что у вас конфликт? А?

— Я даже об этом не думал, — бормочет Колбаско и покрывается красными пятнами.

— Товарищ Фрейд сработал, — улыбается Алеко Никитич. — Давайте заменим… Пусть не вы, а кто-то поссорился с женою… Поищите что-нибудь интересное…

Колбаско напряженно ищет и вскоре находит.

— Есть! — кричит он, — «Это Агафон поссорился с женою!..» Агафон! Понимаете? И абстрактно, и в народном ключе!..

— Совсем другое дело! — радуется Алеко Никитич. — В этом варианте мы дадим стихи на обложку с карикатурой! — Он снимает трубку. — Теодор?.. Зайди-на ко мне!..

Через минуту в кабинет входит Теодор Дамменлибен.

— П-п-привет Никитич зд-д-орово Колбаско жара что слышно? Бардак я такие рисунки сделал крик! Привет Колбаско вы с Людмилкой поцапались? Слушай ты мою Нелли знаешь она умная женщина нельзя так слушайте Никитич как вам нравится Боливия? Бардак щенок всюду гадит Петенька сочинение на пять написал ваша Глория молодец бардак…

— Подождите, Теодор, отдохните, — перебивает Алеко Никитич. — Тут Колбаско стихи неплохие принес. Надо к ним карикатуру на номер на обложку…

Дамменлибен читает стихи и закатывается от хохота. Перечитывает и снова хохочет.

— Б-блеск! — кричит он. — Б-б-леск!.. Я нарисую в окне Агафона, а в небе — сервиз, на котором написано «Ресторан»!.. Б-блеск!

— Только прошу вас, Теодор, — предупреждает Алеко Никитич, — чтоб Агафон был похож на Агафона, а не на вашего тестя.

— Слушайте Никитич! — взрывается Теодор. — У нас на фронте все равны были и Агафон и мой тесть бардак Колбаско ты с Людмилкой помирись у меня Нелли умная женщина слушайте Никитич не дадите мне сотню? Мне надо машину выкупать бардак щенок всюду гадит…

— Позвоните Глории, — говорит Алеко Никитин, — если у нее есть, она вам не откажет.

— Б-б-леск! Б-б-леск! — повторяет Дамменлибен и, схватив стихи Колбаско, выходит из кабинета.