Любовь и магия (Сборник) - Ханна Хауэлл

Гиббон невольно ухмыльнулся.

— Благодарю тебя за то, что ты так уверена в моей храбрости. Мне приятно, что ты обо мне так думаешь. Но оказывается, я не такой уж храбрец, моя милая Элис. Я очень долго не решался признаться в своих чувствах даже самому себе, хотя и знал, что люблю тебя.

Он прикоснулся губами к ее губам, и она не отшатнулась от него.

— Да, люблю, — сказал он, поцеловав отметину на ее шее.

Элис густо покраснела. Глядя в его чудесные зеленые глаза, она вдруг подумала о том, что хотела бы сейчас, нагая, оказаться с ним в постели.

— Значит, любишь? — пробормотала она в смущении.

— Конечно, милая Элис.

Гиббон не знал, что и думать, когда она вдруг вскрикнула, расширив глаза. А потом на глаза ее навернулись слезы, и одна слезинка потекла по ее щеке. Глядя на нее, он в тревоге спросил:

— Что с тобой, Элис? — Он смахнул пальцем слезинку с ее щеки, но следом за этой слезой появилась другая. — Почему ты плачешь? Тебе так… неприятны мои слова о любви?

В следующее мгновение Элис бросилась в его объятия столь стремительно, что он, не удержавшись на ногах, повалился на пол.

— Я так надеялась, что ты сможешь меня полюбить, — прошептала она, всхлипывая и обнимая его. — Гиббон, я очень тебя люблю. Мне кажется, я могла бы жить с тобой, даже если бы ты меня не любил, но знать, что ты меня любишь… О, это величайшее счастье.

— Но ты никогда не говорила, что любишь меня.

Гиббон ликовал; ему хотелось петь и кричать от радости. Элис его любила. Она была его подругой, его второй половиной во всех смыслах. И, решив отпраздновать такое чудесное событие, он начал расшнуровывать ее платье.

— Конечно, я не говорила… Я не хотела, чтобы ты остался со мной из жалости… или того хуже.

— Из жалости? Какая глупость! — воскликнул Гиббон, отбросив в сторону ее платье.

— Я боялась, что ты увидишь во мне обузу, потому и молчала.

Он подхватил Элис на руки и понес к кровати. Уложив ее на постель, он принялся срывать с себя одежду, раздевшись, склонился над Элис и снял с нее сорочку.

Она вдруг взглянула на него вопросительно:

— А когда ты понял, что любишь меня?

— Думаю, что любил тебя с самого начала. Поэтому и оставил тебе эту метку. — Он стал покрывать поцелуями ее грудь. — Да, с самого начала, только я, наверное, не сразу это осознал. И я благодарен судьбе за то, что встретил женщину, способную зажечь мою кровь. — Он стал целовать ее живот, прокладывая дорожку вниз. — Но потом я наконец-то все понял. Когда на тебя напал Каллум… Я тогда проснулся, увидел, что тебя нет — и тотчас же осознал, что мое чувство к тебе зовется любовью. И теперь, когда женщина, которую я люблю, сказала мне, что любит меня, — теперь я могу сказать, что по-настоящему счастлив.

Элис улыбнулась и прошептала:

— Кажется, твоя тетя сказала, что через час будут накрыты столы.

В следующее мгновение Элис громко вскрикнула — Гиббон поцеловал ее между ног, она, ошеломленная, забыла обо всем на свете, какое-то время не могла даже пошевелиться. Но страсть, бушевавшая в ней, взяла свое, и Элис, громко застонав, воскликнула:

— О, Гиббон! Быстрее же! Возьми меня быстрее!

Он поцеловал ее груди и прошептал:

— Да, милая, конечно…

Она снова застонала, когда он вошел в нее. И закричала в экстазе, когда Гиббон вонзил клыки в ее шею. Когда же он прижал свое запястье к ее губам, она не стала колебаться и тотчас же отведала его крови. От вкуса его крови и от чудесных ощущений, которые дарил ей Гиббон, она словно захмелела.

Несколько минут спустя, отдышавшись, Гиббон скатился с Элис и тут же заключил ее в объятия. Он чувствовал себя ужасно уставшим и счастливым. «Элис — моя женщина, — думал он с гордостью. — Моя и телом, и сердцем, и душой». У него не было слов, чтобы описать, какой радостью наполнила она его жизнь, но он точно знал, что будет любить ее всегда, до конца своих долгих дней. И он сделает все возможное — только бы она ни разу не усомнилась в его любви.

— Мы поженимся, как только моя мать и тетя подготовят свадьбу, — сказал он, поцеловав свою будущую жену.

— А можно ли пригласить священника? — спросила Элис.

Ей вдруг пришло в голову, что она едва ли найдет в себе силы даже для того, чтобы одеться к трапезе.

— Да, можно. Одного из наших соплеменников. Он способен довольно долго находиться на солнце и служит в церкви. — Гиббон поцеловал ее в лоб. — Надеюсь, мы только что зачали ребенка.

— Ну; даже при том, что у меня уже есть четверо, я тоже на это надеюсь.

— Знаешь, а моя мать уже нашла родственников Алина. Боюсь, что отца Алина убили, когда он возвращался к его матери. Однако у мальчика есть несколько тетушек и дядюшек, а также бабушка. Моя мать говорит, что все они уже безумно любят мальчишку. Мать сейчас пытается выяснить, кому ты и все остальные могут приходиться родственниками.

Элис приподнялась на локте и поцеловала его.

— Я до сих пор не могу поверить в такое счастье. И еще я не понимаю… как могу сейчас думать о еде. Но знаешь, я ужасно проголодалась.

Гиббон засмеялся и помог ей сесть. Они оделись, но, одеваясь, каждый боролся с искушением отбросить одежду в сторону и снова улечься в постель. Однако голод терзал обоих, и скоро Гиббон уже вел свою возлюбленную в большой зал.

Насытившись, Элис потягивала вино и присматривалась к окружавшим ее Макноктонам. Алин сидел со своими родственниками, и Элис видела, как их любовь и нежность избавляют его от тревоги и горечи, с которыми он прожил едва ли не всю свою короткую жизнь. Хотя Джейн и Норма еще не знали, которые из этих темноволосых красивых Макноктонов приходятся им родственниками, они уже чувствовали внимание и любовь всех окружающих. И наверное, было не так уж важно, с кем из Макноктонов их связывают самые близкие узы. Было ясно, что Джейн и Норма со временем станут женами и матерями, дадут жизнь новым поколениям. Они станут продолжательницами рода, и их будут любить и уважать уже только за это.

Но Элис видела, что Макноктоны рады всем детям вне зависимости оттого, какую выгоду они могут принести клану. А Донн, которого уже считали сыном Гиббона, стал всеобщим любимцем. Элис с улыбкой поглядывала на детей и время от времени говорила себе: «Наверное, мне придется приложить немало усилий, чтобы их не избаловали».

Элис до сих пор не могла привыкнуть к теплому приему, что оказали ей Макноктоны. Но если вначале, когда Гиббон представлял ее своим соплеменникам, она испытывала некоторую неловкость, то теперь чувствовала себя вполне свободно, общаясь с этими чудесными людьми. Трудно было сдержать слезы радости от осознания того, что и она, и дети наконец обрели дом. Ей немного взгрустнулось при мысли о том, что ее родители, бабушка и сестра не дожили до этого счастливого момента, но Элис, сделав над собой усилие, отогнала печальные мысли. Она знала, что покойные родственники были бы счастливы за нее и за детей, и этого было достаточно.