Белый Тигр - Аравинд Адига

Я киваю в знак согласия. Хорошенько не разглядеть. В тусклом свете фонарей чернеет на асфальте неподвижный бесформенный ком. Да и далеко. 

Ни единой машины вокруг. Ни души.

— Точно, собака, сэр. Кто же еще. Поехали, мадам. Едем скорее домой.

Вцепившиеся в руль пальцы разжимаются, руки медленно обхватывают голову, зажимают уши...

И она срывается на визг:

— Это была не собака! Это была не...  Не сговариваясь, мы с мистером Ашоком действуем четко и слаженно. Он обхватывает ее руками, зажимает рот, вытаскивает с водительского сиденья. А я перебираюсь на свое законное место. Хлопает дверь, я включаю зажигание и гоню во весь дух до самого Гургаона.

Поначалу она вроде успокаивается, но когда мы уже подъезжаем, опять впадает в истерику:

— Надо вернуться!

— Не сходи с ума, Пинки. Мы уже почти приехали. Балрам везет нас домой. Все позади. 

— Мы сбили кого-то, Ашоки, — шепчет она. — Надо отвезти пострадавшего в больницу.

— Нет.

Она опять широко разевает рот — вот-вот закричит. Мистер Ашок загребает сразу горсть салфеток из шкатулки и одну за другой пихает ей в рот. Она отплевывается. Хозяин срывает у нее с шеи косынку, туго завязывает кляп и придерживает рукой. 

Когда он втаскивает ее в квартиру — дверь открываю я, — рот у нее по-прежнему завязан и заткнут. 

Приношу ведро воды и мою машину. И бампер мою, и колеса — на них больше всего кровавых ошметков.

По четвертому разу оттираю покрышки, когда появляется хозяин.

— Ну что?

Показываю ему обрывок зеленой ткани, перемазанный в крови, с кусочками прилипшей плоти. 

— Дешевая материя, — говорю. — Так бедняки одевают детей.

— Думаешь, ребенок... — Он не договаривает. 

— Хоть бы один писк, сэр. А то ведь ни звука. И тело не шевелилось.

— Господи, Балрам, что же нам теперь делать, что делать? Как это дети бегают по Дели одни в час ночи и никто за ними не смотрит?

И тут замечаю, у него глаза вспыхивают.

— Так, значит, наша жертва из бездомных? 

— Из тех, кто живет под эстакадами и мостами, сэр. Я так полагаю, сэр.

— Получается, ее не хватятся?

— Скорее всего, нет, сэр. Вы же знаете, какие они, эти люди Мрака, у них по восемь, девять, десять детей, у некоторых и имен-то нет. Родители — даже если они в Дели и все знают — вряд ли побегут в полицию.

Он сжимает мне плечо — точно так же, как давеча тискал плечи Пинки-мадам.

— Ты прав, Балрам. Это ведь с какой стороны посмотреть. Со своей стороны ты совершенно прав. Но пока все не уляжется...

Он прижимает палец к губам. Я киваю:

— Разумеется, сэр. Доброй ночи, вечер-то нелегкий вышел для вас и Пинки-мадам. 

Снимаю свой наряд магараджи и ложусь. Я устал как собака — но на губах у меня играет довольная улыбка слуги, оказавшегося на высоте в трудную для хозяев минуту.

Наутро я, как заведено, протер сиденья в машине, смахнул пыль с ликов богини и со страшилы, покурил в салоне благовониями и еще раз помыл колеса —вдруг просмотрел давеча кровь.

Потом вернулся к себе в комнату и принялся ждать. Только вечером один из шоферов передал мне распоряжение явиться наверх в вестибюль. 

В вестибюле меня дожидался Мангуст. Как это он успел так быстро примчаться? Наверное, нанял машину и гнал всю ночь. Мангуст встретил меня широкой улыбкой и хлопнул по плечу. Мы поднялись с ним на лифте в квартиру.

Усевшись за стол, Мангуст сказал:

— Присаживайся, Балрам, располагайся поудобнее. Ты же нам как родной.

Душа у меня наполнилась гордостью. Я присел на корточки, на седьмом небе от счастья. Ну-ка, дорогой хозяин, похвали меня еще раз.

Мангуст закурил (никогда не видел его с сигаретой) и, прищурившись, взглянул на меня. 

— Главное, чтобы ты пару дней никуда носа не высовывал из «Букингемского Дворца, корпус В», даже в корпус А. И никому ни слова о том, что случилось.

— Да, сэр.

Он затянулся, не сводя с меня глаз. Повторил:

— Ты нам как родной.

— Да, сэр.

— А теперь ступай вниз и жди в помещении для слуг.

— Да, сэр.

Прошел час, и меня снова вызвали наверх. 

Рядом с Мангустом за обеденным столом сидел человек в черном костюме, читал какой-то печатный текст, беззвучно шевеля красными, измазанными в паане губами. Мистер Ашок за закрытой стеклянной дверью говорил по телефону, дверь в комнату Пинки-мадам тоже была закрыта. Распоряжался исключительно Мангуст.

— Присаживайся, Балрам. Располагайся.

— Да, сэр.

Опять я сижу на корточках. На редкость неудобная поза.

— Хочешь паана, Балрам? — спросил Мангуст.

— Нет, сэр.

Он улыбнулся:

— Да ты не стесняйся, Балрам. Ты ведь жуешь паан, правда?

И, повернувшись к черному костюму:

— Угостите его, пожалуйста.

Тэт полез в карман, двумя пальцами достал крошечный зеленый сверточек и уронил в мою протянутую ладонь.

— Это тебе, Балрам. Угощайся.

— Да, сэр. С удовольствием. Благодарю.  — Значит, к делу, — произнес костюм. Красная слюна пузырилась у него на губах.  — Хорошо.

— Судья позаботился обо всем. Если ваш человек исполнит что положено, нам не о чем беспокоиться. 

— Мой человек сделает все, что надо, какие могут быть сомнения. Он нам как родной. Он хороший малый.

— Отлично.

Человек в костюме посмотрел на меня:

— Читать умеешь, парень?

— Да, сэр.

— Так читай. — Он протянул листок бумаги.

К СВЕДЕНИЮ ВСЕХ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫХЛИЦ

Я, Балрам Хальваи, сын Викрама Хальваи, место рождения деревня Лаксмангарх, провинция Гая, чистосердечно заявляю о нижеследующем:

В ночь на двадцать третье января сего года я находился за рулем автомобиля, сбившего неустановленное лицо, или лиц, или лиц и неодушевленные предметы, после чего скрылся с места происшествия, не оказав потерпевшей стороне необходимой помощи. При совершении ДТП иных лиц со мной в машине не было, вся вина за случившееся ложится исключительно на меня.  Клянусь всевышним, что настоящее заявление сделано мною добровольно безо всякого принуждения.

Подпись или отпечаток пальца.

(Балрам Хальваи)

Заявлено в присутствии свидетелей:

Кусум Хальваи, проживающей в деревне Лаксмангарх, провинция Гая

Чамандаса Вирмы, адвоката, суд первой инстанции, Дели

Ласково улыбаясь мне, Мангуст объяснил:

— Мы уже поставили в известность твоих родных.  Говорили с твоей бабушкой — как, запамятовал, ее зовут?

— …

— Не слышу.

— ...м.

— Да, да, Кусум. Я ездил в Лаксмангарх — какая ужасная дорога, правда? — и лично с ней объяснился.  Ну и женщина.

Он заулыбался еще шире, потер руки, и я понял, что он говорит правду.

— Она передает тебе, что будет гордиться тобой, ты ведь сделаешь все, как надо. И она выступила в качестве свидетеля. Вот ее отпечаток пальца. Осталось подписать документ тебе, Балрам. 

— Если неграмотный, просто приложи палец, —вмешался костюм. — Вот так.

И он потыкал большим пальцем в воздух. 

— Он грамотный. Бабушка сказала, он первый в семье, кто умеет читать и писать. Сказала, ты всегда был умницей, Балрам.

Я притворился, что перечитываю документ. Бумага тряслась у меня в руках.

То, что я вам здесь описываю, господин Цзябао, случается с делийскими шоферами чуть ли не каждый день. Сэр, не думайте, я не преувеличиваю. 

Будете в Дели, перескажите мою историю какому-нибудь добропорядочному жителю столицы, представителю среднего класса, вот, дескать, каких ужасов вам понарассказывал один шофер, вот как его подставил хозяин. Увидите, как добропорядочный сразу побелеет лицом, как запрыгает его кадык, как он отвернется к окну и постарается поскорее сменить тему. 

В тюрьмах Дели полно шоферов, отбывающих срок за хозяев. Мы давно уже покинули свои деревни, но мы сами, наши тела, души и задницы по-прежнему принадлежат хозяевам.

Вот вам плоды демократии, самой демократической в мире.

Ну полное блядство.

Станет ли родня шофера протестовать? Да ничего подобного. Им есть чем гордиться, чем хвастаться. Их мальчик Балрам отсиживает за хозяина. Отличный слуга. Верный, как собака.

А судьи? Разве они не видят, что признание сделано под давлением? О, судьи тоже повязаны. За скромную плату они закроют глаза на вопиющие несоответствия. И все довольны.

Кроме самого шофера.

Все на сегодня, господин Премьер. До трех еще есть время, но лучше мне закончить. При одной мысли обо всем этом безобразии меня зло берет. Еще пойду да перережу горло какому-нибудь богатею.

ПЯТАЯ НОЧЬ

Господин Цзябао,

сэр,

прибудете к нам, вам все уши прожужжат, что это мы, индусы, придумали все на свете от Интернета и яиц вкрутую до космических кораблей. А потом явились британцы и нас обокрали.