Ночная Земля - Уильям Ходжсон

Глава VI

Мой путь

Некоторое время я просто шел вперед, — не оборачиваясь назад, укрепляя дух и сердце, — потому что предприятие мое требовало всего моего мужества и душевной отваги, ведь иначе нельзя было спасти мою единственную в укутавшей мир тьме, или с честью встретить смерть, когда та пожалует ко мне.

Так я шел вперед, всем своим существом осознавая горечь разлуки со своим могучим домом, со всей заботой и мудростью, которые таились под сухими правилами и наставлениями.

Сердце мое согревала любовь к Мастеру над Монструваканами, оказавшему мне великую честь, выйдя в панцире в числе полного Дозора, чтобы поддержать во мне бодрость духа в момент расставания. Удаляясь от дома, я ощущал вокруг себя биение эфира, мысли, молитвы и пожелания миллионов людей, оставшихся за моей спиной.

Наконец, слегка успокоившись, я отметил, что ночной воздух чрезвычайно холоден и кажется непривычным; мои легкие и гортань покалывала острая свежесть, грудь моя наполнялась дыханием; получалось, что в наружном воздухе было больше телесности, чем в том, который наполнял плато Тысячного Города, где находился мой дом. Воздух в городах Пирамиды был различен, и разница между этажами была столь велика, что многие люди переселялись на тот, где ощущали себя более здоровыми; однако делали это по правилам и соблюдая необходимую численность. Так поступали не потому, что многим не хватало здоровья, чаще бывало наоборот.

Здесь позвольте мне упомянуть, что в недрах земли — в полях — воздух обнаруживал предельное разнообразие и свежесть; веселя одного, он печалил другого, и всякий мог отыскать для себя подходящее место, руководствуясь разумом в своих поисках.

Так шел я вперед, полный новых мыслей и воспоминаний, даже на мгновение не забывая о своих сомнениях и опасениях.

Странно было мне оказаться вовне Пирамиды в Ночном Краю, пусть и еще возле дома, фантазия и воображение нередко приводили меня сюда, но прежде мне еще не приходилось просто ступать ногой по поверхности земли, по почве Ночного Края. Удивительно странное чувство, совершенно непонятное человеку нашего нынешнего дня.

Наконец я приблизился к Кругу, которым был окружен Редут, и ощутил удивление оттого, что он оказался совсем узким, ибо рассудок мой ждал иного; он всегда рассчитывает на то, что его предположения окажутся верными; и посему нередко убеждается в собственной неправоте, а иногда и в самой простой ошибке. Словом, я обнаружил, что кольцо представляет собой небольшую прозрачную трубку толщиной не более двух дюймов, испускавшую очень яркий и сильный свет, казавшийся вблизи много сильнее. Пусть эта мелкая подробность намекнет вам на всю новизну моего похода; кроме того, постарайтесь представить вместе со мной, как часто видел я над этой трубочкой чудовищных тварей, когда свет выхватывал из мрака их рыла.

К такому зрелищу я привык с детства; мы, мальчишки, нередко проводили дни отдыха возле великих стекол. Мы загадывали, кто первым увидит чудовище, выставившееся в сияние круга. Это случалось нередко, но ночные твари быстро исчезали во мраке, не имея особой симпатии к свету.

Тот, кто первым замечал особо уродливую тварь, считался победителем, и мы часами ждали мгновения. Игра переходила от поколения к поколению: и, несмотря на ощущение безопасности, как мне кажется теперь, с детской радостью соседствовал сердечный трепет.

Впрочем, эти воспоминания, скопившиеся за годы моей жизни, невольно заставили меня сделать шаг назад, когда я вдруг осознал, скольких жутких чудищ видел здесь на краю мрака.

Но, чуть постояв над Кругом, я наконец набрался решимости и потому повернулся к последнему дому Человечества, чтобы проститься с людьми; перед глазами моими открылась воистину удивительная и возвышенная картина: во все былые века не вставало на земле более могучее сооружение.

У чудовищ и Сил Зла имелись все основания собираться со всего мира к этой живой горе; обращенный ко мне склон уходил в неизмеримую ночь и как будто бы удерживал на себе тяжесть черного неба где-то высоко над моей головой.

В склоне этом было устроено триста тысяч великих амбразур, столько же располагалось и на других сторонах Редута; общее число амбразур составляло двенадцать сотен тысяч, и цифру эту мы помнили из школьных учебников и атласов, даже в те далекие от нас времена не утративших своего названия.

Нижний ряд великих окон начинался в полумиле от земли, а над ним подымались ввысь остальные. Яркий свет исходил из амбразур в ночь. Сверкающие ряды эти выстраивались над моей головой, и поначалу в них еще можно было различить отдельные амбразуры, но наверху они сливались в некое ровное свечение, как бы очерчивавшее ясный пик на черноте небес. Такова была наша вечная гора.

И тут я начал замечать крохотные точки в амбразурах, возе которых собралось, наверно, все население Великого Редута. В нижних рядах они были видны довольно отчетливо — темные на светлом фоне.

Люди глядели на меня через свои подзорные трубы, и я вновь поднял взор к великому склону из серого металла. Сверкающая стена уходила в ночь, и венчала ее крохотная звездочка. Далекий свет исходил из Наблюдательной Башни, где прошла моя взрослая жизнь. Сердце мое знало, что дорогой мой Мастер над Монструваканами сейчас смотрит на меня через Великую Подзорную Трубу, которой я так часто пользовался. И я отсалютовал ему Дискосом в знак прощания, пусть и не мог уже видеть его лица.

Сердце мое переполнялось чувствами, но душа укрепилась. И я вдруг уловил нисходящий ко мне ропот, глухой и неразборчивый. Это люди из нижних амбразур кричали, отдавая мне честь, прощаясь или уговаривая вернуться. Так я стоял — крохотный человек перед рукотворной металлической горой, полной света и жизни. Понимая, что план мой на грани срыва, я не стал более задерживаться, только воздел Дискос рукоятью вверх, как подобало молодому человеку, отвечающему на приветствие миллионов.

Потом я коротко глянул вверх, чтобы находящийся в светлом пятне посреди черного неба в восьми великих милях над моей головой друг ощутил, что в тот миг я думал о нем, находящемся вне моего зрения. Должно быть, все доступные для моего зрения миллионы, следившие за мной из Верхних Городов, решили, что я прощаюсь именно с ними, и с чудовищной высоты до слуха моего донесся далекий шелест, словно бы легкий ветерок дунул в ночи.

А потом я опустил Дискос и повернулся. Ощутив грудью Воздушный Барьер, я переступил через круг — оказавшись теперь в Ночной Земле. После этого я не оглядывался, чтобы вид удаляющегося дома не сломил крепости моего духа.

Я шел вперед, и колебания эфира вокруг меня свидетельствовали о том, что мой народ, моя родня думает обо мне — молится и не отводит глаз. Люди словно бы сопутствовали мне. Тут я понял, что колебания эфира дают знать Силам Зла о том, что я оставил Пирамиду. Соединившиеся воедино великие множества способны всколыхнуть весь эфир своей мыслью. Но как помешать людям молиться обо мне, даже если бы мог это сделать? Запретить им смотреть было также немыслимо, даже если бы я вновь оказался дома и смог объяснить всем природу опасности.