Есаул из будущего. Казачий Потоп - Анатолий Спесивцев

Увы, и в Луцке его сомнительные, если не отсутствующие таланты не оценили и в начальство не продвигали, зато работой нагружать не забывали. Достаточно скоро обиженный Николай проворовался и сбежал с украденным подальше. В место, где, как он надеялся, отцы-иезуиты его не достанут, на Сечь. Правда, здесь, узнав подробности казацкой жизни, принимать православие и вступать в войско он не спешил. Трусоват был Марек-Николай, дома воином не захотел стать и здесь не торопился за саблю браться.

Явную гнилость подсевшего к нему субъекта Юхим рассмотрел очень быстро, но одному было скучно, вот и смирился с не подходящим для «лыцаря» собутыльником. Под рассказы о порочности бенедиктинцев и подлости иезуитов и вырубился после опустошения очередной чарки. Похмелялся уже в своей, казацкой компании, а здесь и война подоспела, пришлось с выпивкой завязывать до поздней осени. Ох и плохо ему было… хотя до зеленых чертиков допиться так и не удалось, как ни старался. Организм бунтовал против резкого вывода алкоголя из дневного рациона и отказывался принимать внутрь сколь-либо серьезные порции любой пищи.

«И правда, что ли, стали меня опасаться? Вот будет смешно, если черти, наслушавшись баек обо мне, вообразят меня опасным колдуном… но если начнут мстить, будет совсем не смешно. Хотя после длительных попоек мне и раньше жрать не хотелось».

Васюринский курень Хмель отправил для зачистки – прижилось одно из словечек Москаля-чародея у казаков – маленьких местечек и замков на юго-востоке Волыни и запугивания укрывшихся в Луцке. Тысячи пехотинцев и полутысячи конников для взятия такой крепости заведомо не хватало, им такую задачу и не ставили. Возглавил курень имени самого себя Иван, передавший опять полномочия куренного заместителю и ставший наказным куренным. Из-за материальной ответственности куренной всегда должен был оставаться при курене и порученном ему для охраны имуществе. Учитывая наказание за пропажу любой мелочи, сдача и прием этого самого барахла проводились самым тщательным образом, никакой аудитор не подкопается.

Уже выйдя в поход, Срачкороб вдруг вспомнил отрывок из беседы с незадачливым бывшим иезуитом о существовании подземного хода прямо из построенного в центре собора за городские стены. Название собора у него из головы вылетело, но имея возможность тайно проникнуть в город… Он немедленно подъехал к другу, и тот тут же отправил его обратно, искать этого Марека-Николая.

Найти удалось быстро. В одном из шинков, не том, в котором они встретились. Был Марек опять пьян, да до того, что не соображал, без сознания за столом прикорнул. Пришлось заплатить за выпитое им. Дожидаться, пока очухается и расскажет, сколько должен шинкарю и должен ли вообще, не стали. Некогда. Юхим зло посмотрел на якобы расстроенного донельзя и готового вот-вот впасть в отчаяние работника общепита, сплюнул на грязный пол и отдал половину запрошенных денег. После чего приказал своим казакам, и они, взяв бывшего монаха под белы (точнее, грязные) руки, вытащили на улицу, привязали к седлу и так повезли, словно мешок с чем-то непотребным. Под вопли шинкаря о его скором разорении. Когда поляк верст через десять немного очухался, весьма удивился неожиданному изменению окружающей обстановки.

– А куда мы едем? – жмурясь на солнце, протирая глаза рукавом и озираясь с удивленным выражением лица, спросил он. Произношение слов давалось ему с немалым трудом, покрасневшие глаза видели плохо, в придачу пьяницу заметно пробирала дрожь, несмотря на теплую погоду. – Где это мы? Зачем вы меня везете? – к концу в голосе страх прорезался.

Пришлось бедолагу успокаивать и объяснять, почему его, болезного, умыкнули, будто девку в горах. Соображал Марек плохо, но подтвердил, что да, заставили злые отцы-иезуиты его, несчастного, наблюдать за работой каменщиков из Баварии, выкладывавших подземный ход кирпичом. И что видел он там другие, построенные давным-давно, в том числе один, идущий далеко. Прошелся по нему до самого конца, подумал, что в древних тоннелях и клад найти можно. Ничего не нашел, но длину приблизительную запомнил, как и направление от Петропавловского кафедрального собора. Наружу, правда, не выходил и места, где заканчивается, Марек не знал, собирался позже поинтересоваться тайком, да дела помешали, а потом и бежать от «проклятых папежников» пришлось.

Юхим хмыкнул себе под нос, из разговора ему запомнилось, что отречься от веры отцов бывший иезуит не удосужился, получается – сам себя проклятым назвал. Решил заодно проверить и сколько переплатил шинкарю, в том, что тот взял с него лишку – не сомневался:

– Марек, а сколько ты жиду задолжал?

– Какому?

– Да шинкарю, из заведения которого мы тебя вытащили.

Поляк задумался, пытаясь вспомнить, потом довольно улыбнулся:

– Да нисколько, меня казаки за свой счет угощали.

Срачкороб сплюнул с досады:

– От кляте племья! Ну, вернусь, я ему!.. – прекрасно понимая, что ничего серьезного сделать обманщику не сможет. Самое большее – заставит отдать деньги в двойном размере.

Промашка знаменитого шутника вызвала веселое оживление среди казаков и весьма ехидные комментарии. Многим довелось становиться жертвой розыгрышей Юхима, теперь они спешили отыграться:

– Ага, не один ты на…вать умеешь!

– Это, наверное, он от своей святости опростоволосился!

– Точно! Не надо было с чертями ссориться!

Раздосадованному Срачкоробу оставалось только отбрехиваться, причем получалось это, Бог знает почему, у него сегодня плохо.

А к вечеру не до шуток стало всем. Марек вдруг стал заговариваться, потом принялся ловить на себе тех самых маленьких зелененьких чертиков, до которых Юхим допиться этой весной не успел. Пришлось срочно останавливаться в ближайшем селении и лечить болезнь народным способом – выпивкой. Однако горилка поляку не помогла, у него началась горячка, и через сутки он покинул земную юдоль. Вряд ли направившись в рай – маловероятно, что Господу по душе ленивые и трусливые предатели.

Но скоропостижная кончина незадачливого перебежчика стала для казаков неприятным сюрпризом. Просить Хмельницкого о значительном увеличении выделенных ему сил на основании сомнительного рассказа пьяного иезуита Васюринский не решился. Отправился на Волынь только со своим куренем. И первым делом Иван проверил сведения, переданные ему Срачкоробом. Не соврал покойник Марек! За что, может быть, с него на Страшном суде хоть один грех снимут. Однако все казацкие и союзнические войска уже разошлись по назначенным им для зачистки местам. Перед Васюринским встала во весь рост труднейшая задача: с недостаточными силами взять мощную крепость или ограничиться выполнением задания и от штурма Луцка воздержаться.

Честно говоря, никаких сомнений Иван и его помощники не испытывали. Иметь возможность наложить лапы на такие богатства и не воспользоваться… это ж каким дураком надо быть? А риск… так в казаки его боящиеся не идут или быстро в бесштанных (в самом прямом смысле этого слова) нищебродов там превращаются. Посоветовавшись, решили попросить помощи у местного населения, в городе была многочисленная, хорошо организованная православная община. Во избежание утечки информации их известили о предстоящем событии в самый последний момент.

Для использования имевшейся у казаков конницы решено было в самом начале захватить и одни из ворот, для чего и был перехвачен обоз, в Луцк возвращавшийся. Открывать тайный ход раньше времени не стоило, и возможность проведения по нему конницы была под вопросом.

Получилось все на удивление удачно. Наемников в Высоком замке удалось застать врасплох и после ожесточенного боя – немцы сдаваться не собирались – всех вырезать. Составлявшие значительную часть потенциальных защитников города евреи из-за стрельбы в центре, вместо того чтоб бежать на стены, укрылись в синагоге, построенной, как и все культовые сооружения за последнюю сотню лет, в виде крепости. Подобным же образом поступили многие из жителей католических кварталов, все монастыри, церкви, укрепленные дома вынуждали к сдаче по очереди, обойдясь имевшимися силами. Местные захотели устроить резню. Но Васюринский воспротивился, выдал им десятка два шляхтичей, в том числе и одного из Потоцких, около трех десятков евреев, связанных с ростовщичеством и арендаторством, остальным предстояли дальняя дорога и тяжелый труд. А вот пару Чарторыйских «отложили» для торговли с Литвой.

А по стране пошел еще один слух об очередном чуде, сотворенном блаженным Юхимом, проведшим православное войско сквозь расступившуюся перед ними стену незаметно для папежников.

Азов, май 1639 года от Р. Х.

«Блин горелый! Будто в натуре в оперу попал. «Фигаро здесь, Фигаро там, Фигаро, Фигаро… там-тарарам!..» Причем именно в за…ю и за…ю, доставшую уже по «самое не хочу» арию, а не спектакль Театра сатиры с любимыми актерами. Всем срочно понадобился крутой (пальцы растопыренные в дверные проемы проходить мешают) колдун Москаль-чародей. И ладно бы по действительно важным делам звали, а то ведь чаще по пустякам тормошат, скоро, опроставшись, будут призывать на консультацию по подтирке задниц!»