Суровые времена. Тьма - Глен Кук

— Ничего, — Я смолк, чтобы перевести дух. На этот раз я приходил в себя быстрее, — Даже не понял, когда меня прихватило. Просто внезапно, словно полтергейст или еще что, оказался там, безо всяких воспоминаний о будущем. А потом стал просто Мургеном, ни о чем не ведающим и без каких-либо неправильностей, как сейчас.

— Неправильностей?

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. В комнате, словно из-под земли, возник Одноглазый. Занавесь, скрывавшая половину комнаты, еще колыхалась.

— Чего?

— Что за «неправильности» ты имел в виду?

Сосредоточившись, я понял, что не знаю, что имел в виду.

— Не знаю, — Я покачал головой. — Ускользнуло… Где я? То есть когда?

Ворчун обменялся с ведунами многозначительными взглядами и спросил:

— Ты помнишь Роковой перелесок?

— Еще бы! — Меня снова пронзило холодом, и тут я понял, в чем соль: никаких воспоминаний о посещении этой комнаты раньше у меня нет, хотя должны быть.

Значит, я все еще во вчерашнем дне. Только не столь отдаленном — ведь от Деджагора меня отделяют годы…

Тогда я попытался вспомнить будущее.

И вспомнил слишком много. Воспоминания заставили застонать.

— Может, его еще поводить? — предложил Гоблин.

Я покачал головой:

— Нет, я в порядке. Давайте подумаем. Сколько времени прошло между этим приступом и предыдущим? И сколько — с тех пор, как мы вернулись из перелеска?

— Вернулся ты три дня назад, — сообщил Костоправ. — Я велел тебе отвести пленных во дворец. Ты их повел — и потерял Тенеплета по пути, при обстоятельствах столь загадочных, что я приказал всем принадлежащим к Отряду соблюдать особую бдительность.

— Да стар он был, — сказал Одноглазый. — Просто помер с перепугу. Никаких загадок.

Головная боль не проходила. Я помнил те события, но — столь же смутно, как и все, происходившее незадолго до прежних припадков. — Я почти не помню, что там было.

— Краснорукий Обманник был доставлен в полном порядке. Тем же вечером мы собирались его допрашивать. Но ты, вернувшись к себе и едва переступив порог, рухнул. Твоя теща, дядя, жена и шурин — все четверо на этом согласились. Наверное, в первый и последний раз.

— Может быть. Старуха — вылитый Одноглазый. Противоречит ради самого противоречия.

— Э, Щенок…

— Заткнись, — оборвал Одноглазого Костоправ. — Словом, ты просто упал и окаменел. С женой твоей случилась истерика, а шурин прибежал ко мне. Мы забрали тебя сюда, чтобы не шибко волновать твое семейство.

Волновать?! Да эта бражка и слова-то такого не знает! Кроме того, я лично считал «своим семейством» только Сари.

— Открой-ка рот, Мурген. — С этими словами Гоблин повернул мою голову к свету и заглянул в глотку. — Повреждений нет.

Я знал, о чем они думали. О падучей. Я и сам так считал, и расспрашивал о ней всех, кого мог, но ни один эпилептик до меня не уносился в прошлое во время припадка. Да еще в такое, которое слегка отличается от того, что уже прожито мною.

— Говорю же: не болезнь это! — рявкнул Костоправ, — Когда ты наконец найдешь ответ, он целиком будет в твоей епархии, а ты почувствуешь себя дураком оттого, что не заметил этого раньше!

— Если есть что искать, найдем, — посулил Одноглазый.

Это заставило меня подумать, что там у него еще имеется в загашнике. Затем я понял, что уже должен бы знать, поскольку они вскоре скажут, однако не мог ясно вспомнить эту часть будущего. Она ускользала.

Иногда страшновато быть мной…

— Тот, безголовый, снова был там? — спросил Костоправ.

Сообразив, о чем он, я ответил:

— Да, командир. Только не безголовый, а безликий. Голова-то у него была…

— Он может представлять собою источник проблемы, — предположил Одноглазый. — Если вспомнишь какие черты или вообще хоть что-нибудь, тут же рассказывай. Или записывай.

— Я не желаю, чтобы такое произошло с кем-нибудь еще, — сказал Костоправ, — Как мне вести кампанию, если люди вот так отключаются на несколько дней?

Я чувствовал уверенность, что ни с кем другим такого случиться не может, но говорить об этом не стал — иначе станут давить и расспрашивать, чего мне сейчас вовсе не хотелось бы.

— Мне нужно что-нибудь от головной боли. Пожалуйста. Боль — вроде похмельной.

— После прежних приступов было так же? — требовательно спросил Костоправ. — Ты об этом не говорил.

— Было, только не так сильно. Слегка. Этак на четыре кружки пива, если пиво варили Лозан Лебедь с Корди Мотером. Тебе это о чем-либо говорит?

Костоправ улыбнулся. То было пиво, лишь второе по мерзопакостности на всем белом свете.

— Мы с Гоблином не спускали с тебя глаз после Рокового перелеска. Похоже было, что приступы будут повторяться. Не хотелось ничего упускать.

А вот это уже было весьма серьезно. Раз уж, находясь в этом времени, я помню кое-что из будущего, почему не помню визитов в прошлое, которые мне еще предстоит совершить?

И как они могли столь плотно следить за мной? Я их ни разу не заметил, а ведь держался начеку — как знать, из-за какого угла выскочит, размахивая шарфом-удавкой, Обманник…

— И чего добились?

— Ничего.

— Однако теперь за дело берусь я, — объявил, надувшись от важности, Одноглазый.

— Вот что и вправду внушает уверенность…

— Умниками все стали, — посетовал Одноглазый, — Раньше, помнится, молодежь уважала стариков…

— Верно. В те времена, когда она не имела возможности рассмотреть этих стариков поближе.

— У меня еще дела, — сказал Костоправ, — Одноглазый! По возможности будь с Мургеном. Продолжай беседовать о Деджагоре и обо всем, что там происходило. Где-то должны быть подсказки. Может, мы просто пока не опознали их. Если не сдаваться, что-нибудь да выплывет.

Он вышел прежде, чем я успел что-нибудь сказать.

Между Костоправом и Одноглазым явно произошло что-то касающееся и меня, а возможно, и нас всех. На сей раз я не многое помнил о том, где был. Все выглядело словно в первый раз, однако какая-то перепуганная, дрожащая тварь в темных закоулках моего сознания настаивала, что я просто переживаю заново уже пережитое, причем худший вариант вчерашнего дня еще впереди.

— Пожалуй, Щенок, отведем тебя теперь домой, — сказал Одноглазый. — Жена быстро излечит твои хвори.

Она вполне могла. Она — просто чудо. Одноглазый, который, кажется, отроду не способен никого уважать, обращался с ней вежливо и даже за глаза о ней говорил как о почтенной леди.

Да, она такова и есть. И все равно приятно, когда другие это признают.

— Ну хоть кто-то догадался сказать нечто приятное. Веди, брат.