Попаданка для короля морей (СИ) - Франкон Аманда

Ошарашенный взгляд наверняка выдал мою тайну с головой. Мне не хватило ни сил, ни актерского мастерства, чтобы притвориться дурочкой, и я лишь смотрела, как на лице капитана расцветает самодовольная улыбка. Ну каков наглец!

На миг я задохнулась от возмущения, но быстро сообразила, что если бы он хотел воспользоваться своей догадкой, то давно мог бы это сделать. Но пока молчал.

— Всегда, — тихо призналась я. — Но как вы…

— Слышал о переселении душ. Но сталкиваюсь впервые, — оборвал меня Фрэдерик, заметив, как из офицерской каюты вынырнул Стэфан.

— … это особенный порт, — нарочито громко заговорил капитан, но теперь я слушала его лишь краем уха, вглядываясь в лицо того, кого так и не смогла полюбить, в попытках понять, не услышал ли он наш разговор. Но по спокойному лицу Стэфана мало что удалось понять. Однако никаких неожиданных или резких действий он не совершал, лишь вглядывался в горизонт, на котором уже показалась легкая дымка — предвестник земли.

Я заметила улыбку на лице капитана и собиралась все-таки выспросить, что же такого там, на этом острове, но меня прервал окрик Дугласа. Он всучил мне какие-то расчеты, коротко поручил уточнить их и привести в порядочный вид, а сам снова куда-то исчез.

Я оперлась на борт и вгляделась в цифры.

Старый пень опять специально поменял координаты местами и не дал пояснений, это я поняла, стоило только повнимательнее приглядеться и сложить в уме пру чисел. В прошлой жизни математика не была моей сильной стороной, но за несколько дней, проведенных в компании старого штурмана, я уже привыкла делать в уме множество простых подсчетов. Иногда казалось, что чем легче и быстрее считаю, тем более ясными и упорядоченными становятся ее мысли. Но думать об этом было некогда.

Глава 22

Работа помощника штурмана хоть и занимала совсем немного времени, но выматывала, особенно в первые дни. Однако чувство причастности к общему делу, к команде, завораживало.

Для того, чтобы во всем разобраться, пришлось взять из офицерских кают инструменты — после недавнего происшествия мне их давали по первой же просьбе. С астролябией я возилась пару дней, прежде чем поняла, как правильно ее использовать, и теперь с удовольствием пользовалась новыми знаниями.

С расчетами я провозилась почти пол дня, а когда оторвала от них взгляд и осмотрелась, от удивления замерла на месте. Штурман, гладко выбритый подбородок которого, оказывается, чернел от татуировок, с проворством кошки начал карабкаться по вантам. Его сухое тело гнулось и извивалось, как у кошки. Я осмотрелась, но спросить, зачем старику такие акробатические упражнения, оказалось не у кого — все слишком заняты.

Я почесала нос, с него тут же слетели хлопья кожи. Теперь приходилось всегда носить на палубе шляпу, потому что за первые пару дней работы лицо успело обгореть. Красное, поджаренное, лицо шелушилось, и солнцу снова открылась моя полу-мертвенная бледность. До путешествия тот факт, что моя кожа почти не загорает, воспринимала философски, и только сейчас, на корабле Фрэдерика, это впервые стало проблемой и — темой многочисленных шуток.

Ожидая получить новые указания, я подняла голову.

Старый штурман, будто почувствовав мой взгляд, остановился и посмотрел вниз. Его серые глаза горели так, будто он затевал очередную шутку, к которым за время новой работы я уже успела привыкнуть. Чего стоил только тот факт, что всякий раз, когда он просил записать отчет или что-то посчитать, задание непременно оказывалось с подвохом — какие-нибудь координаты внезапно оказывались неверными, подсчеты — неточными, однако требовалось дать правильный результат. Поначалу меня изматывало решение этих загадок, а потом привыкла и включилась в игру: заваливала «учителя» горой каверзных вопросов, на которые он, к моей гордости, не всегда мог ответить.

— Эй, рыба-прилипала! — вдруг крикнул старик так, что на мощный рев обернулись все, кто был на палубе. — Забирайся-ка сюда!

Я на мгновение опешила. На горизонте виднелась полоса мелкого островка — не того, что нам нужен. Наверное, обычные моряки пополняли там запасы воды, но зачем этот клочок земли понадобился Дугласу? Да настолько, что он, похоже, решил забраться в «воронье гнездо» — смотровую площадку на верхушке мачты.

— Давай, давай, шевели лапками, сухопутная крыса, — проворчал старик, но ветер донес до меня эти слова.

Я быстро сунула записи в маленькую сумку, прикрепленную к ремню, и схватилась за канаты. Уж что-то, а лазать умею хорошо, и качка почти не мешала. Вернее, умела в той жизни, так что стоит проверить, насколько ловкое тело Эстер.

— Да не каркай ты, старый попугай, я уже иду, — старик не расслышал этих слов, зато они долетели до Фрэдерика.

— Я смотрю, вы с Дугласом нашли общий язык, — усмехнулся он.

Я нарочно не спешила. Наблюдала, как с каждым движением вверх усиливается ветер, как качка становится все более ощутимой. Могла бы добраться до старика вдвое быстрее, но хотела насладиться новыми ощущениями.

— Быстрее, ползешь как каракатица! — снова прикрикнул штурман. Он уже почти добрался до «гнезда», в то время как я была еще на половине пути.

Только опершись на перегородки, я позволила себе взглянуть вниз. До этого видела только канаты, за которые надо хвататься, и небо, бесконечно-голубое, очень далекое и никак не желающее приближаться, сколько бы ни карабкалась. Теперь перед моим взглядом раскинулся бескрайний простор. И я-то, наивная, думала, что стоять на палубе корабля — это свобода? Ничуть не бывало! Настоящая, подлинная свобода ощущалась именно здесь, на высоте птичьего полета, где качка мерно швыряла мачту из стороны в сторону, ветер выбивал из глаз слезы, не было укрытия от палящего солнца.

Вцепившись в мачту, я сделала несколько глубоких, неровных вздохов, но до конца успокоиться так и не смогла. Ветер здесь, наверху, опьянял. Голова оставалась по-прежнему ясной, тело — полностью подчинялось, но грудь горела от восторга, который, казалось, прямо сейчас разорвет изнутри. Только здесь, на высоте, чувствовалась скорость, которую на палубе можно лишь измерить цифрами, и огромные расстояния, которые раньше я только чертила на карте.

— Все вы, птенцы, в «вороньем гнезде» одинаковые, — наблюдая за моей реакцией, проворчал Дуглас, однако от меня не укрылась его понимающая улыбка и доброта в прищуренных глазах.

Штурман еще немного помолчал, наблюдая за приближением корабля к острову и давая «ученице» время, чтобы освоиться. Наконец, он поднял руку и указал в сторону острова и его прибрежных вод.

— Наблюдай за цветом воды, — старик-штурман, казалось, был полностью погружен в свои мысли и озвучивал их исключительно ради меня.

Я последовала его совету, и через пару минут напряжения смогла, наконец, различить оттенки морской глади. На темно-голубой воде для меня все ярче проступали светло-голубые и темно-зеленые пятна, блики на волнах быстро сложились в картину течений и водоворотов. Глаза начали побаливать, а небо над головой и корабль далеко внизу будто исчезли.

— Темно-голубая вода там, где глубина вполне приличная, темно-синий или темно зеленый цвет означает очень большую глубину, или водоросли — со временем научишься отличать, — продолжал бормотать старик, а я ловила каждое его слово, не отрывая взгляда от слепяще-яркой воды.

— Обычно удобные заливы есть в устьях рек. В пресной воде кораллы не растут, поэтому там, где река впадает в море, можно легко провести корабль, — следуя словам старика, я бегло осмотрела берег и увидела среди деревьев блики воды.

От берега в том месте, где ручеек впадал в море, темно-синяя широкая «дорога» вилась между светло-голубыми и ярко-зелеными пятнами. Почти от самого берега эта дорога резко отклонялась на запад, и выравнивалась только спустя несколько миль. Для того, чтобы безопасно добраться по ней в бухту, кораблю потребуется пройти вдоль берега.

— Пресную воду относит течением, и поэтому путь в бухту — не прямой? — после некоторого сомнения спросила я. Вопреки моим ожиданиям, вопрос не разозлил старого моряка.