Последняя песнь Акелы-3 - Сергей Бузинин

— Хорошо, — покладисто кивнула женщина, забавно шмыгая носом. — Только знаешь, Генрих… А как тебя зовут на самом деле?

— Всеслав, — немного помявшись, как можно четче произнес капитан. — Меня зовут Всеслав Романович Арсенин.

Как-то само собой получилось, что сначала буры, а вслед за ними и местные, посчитали Всеслава старшим в творящемся бардаке, и ему поневоле пришлось взвалить на себя обязанности коменданта захваченного города. Последующие несколько дней в памяти Арсенина остались в виде сплошной кутерьмы. Он устанавливал темп и сроки портовых работ и рассылал фуражирские команды по округе, совместно с фон Нойманном рассчитывал график проходимости ожидаемого груза и людей через германские земли и мимоходом улаживал бытовые конфликты и мелкие неурядицы. Когда остро встал вопрос о недостатке финансов — волевым решением секвестрировал городскую казну и половину всех средств с личных счетов чиновников портового управления. Последнее — с нескрываемым удовольствием. Когда капитаны китобоев, польстившись на прелесть, а главное, доходность грабежей, явились к нему с планом последовательного и поэтапного ограбления Уолфиш-Бея, Арсенин не долго думая подписал с каждым из пятерых каперское соглашение и с нескрываемым облегчением выпроводил на морские просторы. За последующие три дня новоявленные корсары пригнали в порт четыре английских транспорта с трюмами забитыми колониальными товарами, и Арсенину пришлось экстренно налаживать контакты с германскими оптовыми покупателями. И если бы не активное вмешательство Троцкого, мобилизовавшего лопатинские торговые навыки, ушлые немецкие купцы нагрели бы замотанного проблемами коменданта процентов на двести, а может и того больше. А еще через день на рейд вошли два громадных парохода, и проблем прибавилось в разы. «Принцесса Елизавета» привезла в своих бездонных трюмах тысячи тон военных грузов, а «Принцесса Вильгемина» почти четыре тысячи волонтеров… И как не напрягался сам Всеслав и не напрягал всех вокруг, всю эту массу вещей и людей двинуть в путь удалось только через пять дней. А на шестой от громадного бурского контингента в городке остались лишь две дюжины людей Ван Брика с наказом покинуть город, едва на горизонте покажется британский флот, внешне невозмутимый торговец — финн, ушлый настолько, что от его пронырливости стонали все окрестные торговцы-евреи, с наказом вести дела так, чтоб и для корсаров оставалась хоть какая-то выгода, сами корсары с наказом грабить не всех подряд, пустой форт да государственный флаг.

— Боже мой! — с искренним удивлением всплеснул руками Кочетков, при виде запыленного и пошатывающегося от регулярного недосыпа Арсенина. — Всеслав Романович! Да на вас же лица нет!

— Да? — ответно удивился Арсенин, ощупывая лицо. — И в самом деле, нет. Странно, а позавчера, когда брился, было. Точно помню. Или то было третьего дня?

— Ну, если вы находите силы шутить, — добродушно улыбнулся генштабист, проворно наполняя бокалы коньяком, — значит, всё не так уж и плохо и на вас можно смело взваливать очередное поручение. — Взглянув на ошарашенное лицо Арсенина, подполковник заливисто рассмеялся и успокаивающе похлопал Всеслава по плечу. — Да шучу я, шучу. Никто не собирается лишать вас законного права на отдых. Ближайшие два дня — точно. — И, сменив тон, сочувственно заглянул в глаза капитану. — Трудно пришлось?

— Не то слово, — устало откинулся на спинку кресла Арсенин, — ни за что больше не соглашусь вести такую прорву народа из точки А в точку Б. Нет, пока через германские колонии по железной дороге ехали все еще более или менее пристойно обстояло, а вот когда от Мокавено до Мафекинга ножками топать пришлось, вот тут хлебнул я горя… И как Моисей сорок лет евреев по пустыне водил? Не представляю… Пророку, я думаю, все же легче пришлось. Ведь у него кто под рукой был — евреи. Тихие, милые, богобоязненные и дисциплинированные люди, не чета моему табору. Мне представлялось, что с туземцами хлопот будет немерено. Ан нет! Обмишулился! — Всеслав с чувством хлопнул себя по колену, выбив из штанины мутное облако пыли. — Кафры, зулусы и прочие бушмены — милейшие люди! Есть кусок лепешки и глоток воды, и они счастливы! А вот белые-е-е… — Арсенин, сдерживая накопившиеся за время странствий эмоции, покачал головой и с ожесточение выдохнул, — вот те — сущие дикари. Вода несве-е-ежая, — явно передразнивая кого-то, проблеял Всеслав, — пыль жесткая, солнце жгучее, день светлый, ночь темная… Французские волонтеры волком смотрят на немецких, те шипят на австрийских и итальянских. Поляков всего трое, но бедламу от них! Думал хоть от наших, россиян, головной боли поменьше будет, куда там! Шутить изволите, батенька! Каждый, кто в прожектах не генерал, так устроитель земли Русской! Не поверите, Владимир Станиславович, речами о необходимости создания в России Думы уши настолько прожужжали, что мне сон приснился как Александр Иванович, этот… как его… Гучков! Тот, что у Де Ла Рея геройствует, с трибуны выступает… А эти? Сво-бод-ная прес-са, — Арсенин, передернувшись, брезгливо сплюнул на пол, и тут же виновато покосился на Кочеткова. Подполковник сделал вид, что ничего не заметил и, ожидая продолжения, ободряюще кивнул головой. Арсенин не заставил себя ждать:

— Журналисты, точнее журналюшки, как с цепи посрывались и каждый с претензиями. Акулы пера, якорь им в зубы! Особенно этот, как его — А.В. Хангри, и интервью ему с каждым, в кого он пальцем ткнет, отдельное, и экипаж с тентом, и боя с опахалом и прохладительными напитками… И все это под пафосные завывания о свободе личности. Не-на-ви-жу! Нет, сударь мой, рубите мне голову, но больше я в такие вояжи не ходок…

— В такие, — Кочетков, покачав головой, пододвинул Арсенину коробку с сигарами, — больше не пошлю. Нечего героям хозяйственные вопросы решать. К слову говоря: за этот рейд вы и вся команда ваша к наградам представлены, к самым высшим. Вы уж на досуге разберитесь, кто у вас на что наработал, а к завтрему мне рапорток… А?

— Кто на что наработал, говорите? — Арсенин задумчиво потер подбородок и с неудовольствием посмотрел на слой пыли, оставшийся на ладони. — Я так скажу — лентяев не было, труса никто не праздновал. Так что, если к высшим — то всех. Если вдруг кому не хватит — можете смело мою награду отдавать. Вот только не пойму, за какие такие подвиги нам почести не по чину?

— Недооцениваете вы себя, друг мой, — укоризненно протянул Кочетков, покачивая головой. — Недооцениваете. Судите сами: городок на шпагу взяли, не единого человека не потеряв. — Генштабист демонстративно загнул палец, — это раз. Одним махом увеличили артиллерийский парк обеих республик едва ли не вдвое! Это два. Почти четыре тысячи пополнения людьми. — Подполковник растопырил три пальца и восторженно потряс ими в воздухе. Это три. Ну и наконец, — Владимир Станиславович вынул из массивного бюро стопку газет и передал Арсенину, — о международном резонансе забывать тоже не след.