Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи - Л. Переверзев

— Я ее знаю, — сказал тот человек, что держал фонарь. — Это Эгнес Гобсон. Кто‑кто, а уж она‑то настоящая мятежница! Наверняка она несет какие‑то донесения врагу. Ее надо обыскать.

— Отведем ее в лагерь, — предложил другой.

Лагерь британских войск был расположен поблизости.

— Уже поздно, — сказал хозяин дома. — До утра я постерегу ее здесь, будьте спокойны. Я запру дверь и пущу под ее окна собаку. Мимо нее уж никто не пройдет, разве что превратится в маленького муравья.

И леди Гобсон услышала, как во входной двери щелкнул замок. Потом под ее окном раздалось рычание собаки.

Госпожа Гобсон соображала быстро. Ясно, что дверь открыть она не может. Чтобы выбраться наружу, остается окно. Но собака! Вообще‑то она любила животных, а животные прекрасно это чувствуют.

Она подождала подольше, пока все разойдутся и лягут спать. Когда все стихло, она осторожно раскрыла ставни. Послышалось урчание собаки. В темноте она различила огромного черного пса и окликнула его потихоньку. Потом стала с ним разговаривать. Пес продолжал рычать, а женщина тихо, ласково с ним разговаривала. Пес медленно приблизился к окну. Она распахнула его и протянула к псу руку. Пес завилял хвостом. Она погладила его по голове. Потом, прихватив седло, стала осторожно вылезать из окна, продолжая разговаривать с собакой.

Наконец она спустилась и отвязала собаку. Первым делом Эгнес Гобсон направилась в конюшню, собака за ней. Она открыла дверь и засвистела коню. Ласточка тут же появилась на ее свист. Она не спеша оседлала коня, вскочила верхом и повела его медленным, тихим шагом прочь. Собака так же тихо последовала за ними.

Решив, что они уже ушли на безопасное расстояние, госпожа Гобсон слегка тронула бока лошади каблуками, и та помчалась как вихрь!

Собака осталась позади.

Эгнес Гобсон благополучно добралась до генерала Грина и передала ему депеши.

С тех пор в Джорджии и по всему Югу ходит рассказ о двух отважных женщинах, черной и белой. И о двух скакунах — Серебряной Подкове и Ласточке.

Пересказ Н. Шерешевской

2

С продвижением колонистов в глубь континента, на запад, граница освоенных земель, или, как ее называли американцы, «фронтир», серьезным образом влияла на многие стороны американской жизни. Это был социальный процесс, от которого зависели духовный мир, психология и, как утверждают некоторые американские историки, политические институты американцев.

Вначале «границей» являлась сама прибрежная полоса Атлантики, за которой тянулись дремучие леса. Суровая действительность ставила перед пионе рами–поселенцами выбор: приспособиться к примитивной дикости или погибнуть. У индейцев поселенцы научились выращивать кукурузу, обрабатывать дерево и охотиться. В силу необходимости поселенец–пионер становился охотником, фермером, воином. «Граница» вырабатывала у людей более суровое, практическое и простое отношение к жизни.

Волна за волной шли на запад потомки пуритан до тех пор, пока не вышли на побережье Тихого океана. Уже примерно к 1700 году «граница» была отодвинута до крайних судоходных пунктов крупнейших американских рек — Миссисипи и Огайо, в 1765 году — до Аллеган, а к началу войны за независимость она отошла за горы. Миграция пионеров на новые земли продолжалась и в послереволюционное время, особенно в 30–е и 40–е годы прошлого века. Покупая дешевую землю или просто забирая ее, пионеры расчищали леса, выжигали деревья и кустарник, сеяли между пнями кукурузу и пшеницу.

В авангарде переселенцев шли обычно охотники на пушного зверя. Эти люди одинаково ловко обращались с топором и с ружьем, строили первые хижины и, таким образом, прокладывали дорогу для следующей группы переселенцев — охотников и фермеров, которые строили уже не хижины, а бревенчатые дома, расчищали земли, выращивали зерно и разводили домашний скот. Наиболее предприимчивые скупали большие участки дешевой земли и потом, когда цены на землю повышались, продавали их, чтобы двигаться дальше на Запад.

Так готовилась почва для третьей группы переселенцев, которая включала уже не только фермеров, но и врачей, адвокатов, учителей, лавочников, проповедников и земельных спекулянтов.

Во многих мифах и легендах жизнь «границы» овеяна розовой романтикой. Однако в большей степени ей свойственны грубое своеволие и авантюризм завоевателей.

Это трагически отражалось на положении индейцев. Нарушая «торжественные» договоры, которые заключало федеральное правительство с туземным населением, поселенцы постоянно вторгались в индейские земли. И хотя в США принимались законы по охране прав индейцев, федеральное правительство почти не проводило эти законы в жизнь. Более того, когда для защиты своей исконной земли индейцы брались за оружие, на стороне белых поселенцев неизменно выступала регулярная армия США.

Таков был мрачный фон американской «границы», служившей надежной опорой в колониальной политике Соединенных Штатов.

Ведущее место в американском фольклоре тех лет занял фронтирсмэн — пионер–следопыт и охотник, воспетый Фенимором Купером, лесоруб, фермер и ковбой — иными словами, человек, живущий в окружении постоянных опасностей, но готовый справиться с любой из них.

В Виргинии, например, сложился цикл рассказов о неком геркулесе по имени Питер Франциско, прославившем себя всякого рода подвигами, которые были по плечу разве что Гаргантюа.

На севере главным героем народных легенд стал Поль Баньян — мифический лесвруб сверхчеловеческой силы.

Рассказы о фантастических подвигах и приключениях Поля Баньяна и его товарищей были своего рода фольклорной реакцией на возможности, открывавшиеся перед людьми «границы». Неудержимое бахвальство и тщеславие помогали им поддерживать мужество и силу духа перед лицом бушующих стихий и могучей первобытной природой. Создатели подобных легенд излагали их доверчивым слушателям с внешней серьезностью, на самом деле относясь к ним с тем же веселым юмором, который отличал самую невероятную комическую похвальбу героев Рабле и таких их последователей, как Тартарен из Тараскона и барон Мюнхгаузен. Истории аналогичного рода росли как грибы, и очень скоро у Поля Баньяна появились конкуренты. Так, на Юго–западе утверждали, что Большой Каньон вырыл вовсе не Поль, а ковбой по имени Пекос Билл, прорывший заодно и русло реки Рио–Гранде.

Несколько иной тип фольклорного героя сложился в жаркой Флориде, где освоение новых земель требовало сравнительно меньших физических усилий, но зато большей гибкости и умения приспосабливаться к разнообразной и переменчивой природе субтропиков. Жители этого штата восхваляли смекалку, хитрость и остроумие папаши Меншена — закоренелого браконьера и правонарушителя, которому, одшжо, всегда удавалось выкручиваться из самых безнадежных ситуаций, куда его заводили постоянные разногласия с не всегда справедливыми законами.

Легенды эпохи «границы» приписывали необыкновенные и даже сверхъестественные качества не только людям, но и животным.

Но, конечно, не одни только подвиги великанов или чудесные случаи с волшебными животными вдохновляли народных рассказчиков и поэтов. Лесорубы, фермеры и охотники готовы были часами слушать и трогательные баллады о самоотверженной любви, и шуточные песни о лихих парнях, неизменно находивших светлую сторону во всех обрушивающихся на них неприятностях, и забавные куплеты о единоборстве с дьяволом.

А по Европе тем временем катилась молва, что есть за морями-океанами «земля обетованная», где манна сыплется с неба. И, конечно, появлялись дельцы, спекулировавшие на наивных мечтах простых людей о такой земле. Рассказывают о том, как предприимчивый норвежец, известный под прозвищем Олд Булл (старый бык), скупил по дешевке землю в гористом районе Пенсильвании и затем дал объявление в норвежских газетах для желающих приобрести на «выгодных» условиях «прекрасные» участки земли. Только приехав на место, несчастные обнаруживали обман. Так появилась сатирическая песня «Олеана», которую американцы норвежского происхождения поют и сегодня.

Лирическое начало наиболее ярко проявлялось в песенном творчестве ковбоев, которые пасли стада длиннорогих коров и объезжали диких мустангов на бескрайних равнинах, простиравшихся от Техаса на юге до Монтаны на севере. Именно ковбой стал единственным в своем роде социально–психологическим типом, сформированным особыми условиями американской истории. Он не был потомственным скотоводом, унаследовавшим свое призвание, традиции и привычки от предков. Дети земледельцев, ремесленников и мелких торговцев становились ковбоями или пастухами–кочевниками в первом поколении, покидая отчий дом ради вольной жизни в седле, ночлега под открытым небом и рискованных приключений.