Мария кровавая - Кэролли Эриксон

Шли дни. По улицам города метались солдаты, обезумевшие от совершенных злодеяний. Внезапно они ошеломленно застывали на месте, но уже через минуту вновь принимались неистовствовать. Ценности, вытащенные из сожженных дворцов, тут же проигрывались в кости. Соотечественники, единоверцы для этих чудовищ в образе людей ничего не значили. Дома испанцев и германцев были разграблены столь же безжалостно, как и итальянцев. Ограбив всех богатых, императорские воины начали грабить бедных, не щадя никого, даже подметальщиков улиц и водоносов. Услышав, что папа наконец заплатил германцам выкуп, разъяренные испанцы ринулись на своих союзников и потребовали принадлежащую им долю. Грабеж продолжался, и в городе уже начался голод — закончилось продовольствие. А вместе с голодом явилось и возмездие мародерам, которое, к сожалению, обрушилось и на немногих оставшихся в живых римлян, — в городе появились первые заболевшие чумой. Возникла паника. Поскольку аптеки все были давно разграблены, а аптекари умерщвлены, то бороться с эпидемией оказалось нечем. На город обрушились голод и бубонная чума. И если в самом начале эту трагедию можно было предотвратить, то сейчас ее размеры стали таковы, что не могло помочь никакое человеческое вмешательство.

«Это не что иное, как Божья кара, — писал императору один из его чиновников в Риме, — потому что власть в этом городе была очень слабая». Эту точку зрения большинство не разделяло. Вести о кошмаре, случившемся в Риме, повергали в шок всех, до кого они доходили. Варварское разграбление папского города было не просто злодеянием, совершенным одичавшей армией, — это было оскорбление самой веры. После осквернения Вечного города христианское духовенство утратило свой символ. Огромный авторитет Рима, его власть были разрушены столь же основательно, как и его стены. Христианский мир был глубоко оскорблен. И оскорбил его не какой-то внешний враг, а свои. Христианское общество никогда уже не будет тем, каким оно было до этого святотатства.

ЧАСТЬ 2

ТРЕВОЖНАЯ МОЛОДОСТЬ ДОЧЕРИ КОРОЛЯ

ГЛАВА 8

Неужто меня ты покинешь?

Я буду средь толпы — одна,

В богатстве стану я бедна,

Меня позабыл ты ныне!

Неужто душа твоя столь черна?

Скажи, что меня не покинешь!

1 июля весть о разграблении Рима достигла двора Генриха VIII. Король и Вулси получили письма, где детально описывались кровавые события и осквернение войсками Карла V древнего города. Папа все еще был их пленником. Вулси тут же ухватился за возможность перехватить у попавшего в беду Климентия VII лидерство в церкви и предложил возглавить папский двор в изгнании, созвав кардиналов в Авиньоне, во Франции. Генрих проклинал своего племянника, Карла, называя его врагом веры, и сокрушался, как это «наш святейший повелитель, единственный и подлинный наместник Христа на земле», оказался оторван от своей паствы. Король считал, что без папы церковь определенно рухнет, и велел Вулси поторопиться в дорогу.

Беспокоясь о папе — причем вполне искренне, — Генрих на самом деле беспокоился о себе самом. Правда, пока об этом мало кто знал. Только Вулси и еще несколько особо Доверенных священнослужителей были посвящены в то, что король принял самое судьбоносное решение за все время своего правления. Он вознамерился развестись с женой.

Через две недели после того, как отпраздновали помолвку Марии, Вулси собрал церковный суд, чтобы обсудить законность брака короля. Затем предстояло уговорить папу, чтобы тот объявил этот брак аннулированным. Генрих как раз готовился обратиться с такой просьбой к Климентию, когда узнал о печальных событиях в Риме. Поэтому еще он так гневался на Карла V: император не только оскорбил христианство, по и сорвал планы Генриха быстро оформить развод. Не стоит говорить, какое из этих двух событий было для него более болезненным. Когда именно и почему замыслил Генрих удалить от себя Екатерину, осталось неясным, но правовые вопросы, которые следовало решить, были довольно простыми — по крайней мере так считал сам Генрих. Екатерина была вдовой его брата, Артура. Женившись па ней, он согрешил дважды — один раз тем, что совершил кровосмешение, и еще раз, потому что не подчинился запрету, изложенному в книге Левита: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего». «Как только я осознал всю греховность своего положения, — заявил Генрих, — жизнь для меня стала невыносимой. Необходимо как можно скорее освободиться от этого чудовищного брака. Это важно не только для меня — хотя терпеть такую душевную боль нет больше мочи, — но и для будущего Англии. Потому что, раз мой брак с Екатериной был с самого начала незаконным, то и Мария — незаконнорожденный ребенок, то есть бастард. И значит, наследовать корону не имеет права». Угрызения совести, внезапно проснувшиеся в Генрихе, лишали его не только жены, но и единственной наследницы, а раз так, то он обязательно должен жениться, на этот раз по-настоящему. И все это исключительно ради своих подданных, потому что единственный способ сохранить преемственность власти — это произвести на свет сына.

Разумеется, незамедлительно последовали возражения, среди которых можно выделить несколько наиболее существенных. Первое: почему это Генрих вдруг так обеспокоился кровным родством и нарушением библейского запрета лишь спустя восемнадцать лет? Он очень гордился своими теологически знаниями, так неужели этот вопрос только сейчас для него неожиданно прояснился? Второе: если какие-либо препятствия для брака между Генрихом и Екатериной и существовали, то в 1509 году они были устранены благословением папы. Возможно, брак этот и был нетрадиционным, по папа своей властью его узаконил, а власть папы под сомнение ставят только еретики-лютеране. Третье: в самой Библии имеются противоречия — в одном ее месте брак с вдовой брата считается незаконным, а в другом такой брак одобряется. Поэтому не лучше ли положиться на суждения советников римского папы? Им виднее.

Вначале Генрих тешил себя иллюзиями, что развода можно будет добиться легко, что этот вопрос довольно быстро смогут решить трое — он, Вулси и папа. В конце концов, уже несколько столетий европейские правители освобождались от надоевших супруг, используя как повод кровное родство. Так что не он первый. К тому же у Генриха есть серьезные оправдания, начиная с отсутствия сына-наследника. Взять хотя бы Генриха IV Кастильского. Его супруга не имела детей, и папа позволил ему развестись и жениться вновь, хотя и с оговоркой, что тот должен будет возвратить к себе первую жену; если вторая также окажется бездетной. Ровно за месяц до того, как Генрих официально поставил под вопрос законность своего брака, пришло известие, что его сестра Маргарита, которую он резко осуждал за позорные связи с мужчинами, получила разрешение папы выйти замуж за уже женатого мужчипу, с которым жила на протяжении нескольких лет.

Да зачем далеко ходить! Чарльз Брэндоп, друг детства Генриха, широкоплечий, грубовато-добродушный верзила, прежде чем жениться на сестре Генриха, Марии, был женат по крайней мере уже дважды. Вначале он обручился «с полного согласия» с Анной Браун, но потом добился папского разрешения жениться на Маргарет Мортимер, так и не выполнив своих обязательств по отношению к Анне. Когда ему Маргарет надоела, Чарльз обратился к папе за вторым разрешением, заявив, что он и его супруга состоят в родстве, запрещенном для брака, и что продолжать жить в таком браке ему не позволяет совесть. «А то, что я был женат на ней долгое время, — заявил он, — только усугубляет мои муки и делает их еще сильнее». Он, как сейчас Генрих, смиренпо просил разрешения о немедленном разводе. И получил его, после чего женился на своей первой невесте, Анне Браун.

Спустя годы, когда уже начали вовсю циркулировать слухи о намерении Генриха развестись с Екатериной, Брэндон затеял новую тяжбу. Он хотел, чтобы его дети от третьего брака, с Марией Тюдор, не были лишены права наследования. В то время Маргарет Мортимер еще была жива, и Брэндон опасался, что она может каким-то образом воспрепятствовать этому. Неоценимую помощь в разрешении этих запутанных семейных дел ему оказывал Вулси. Папа удовлетворил просьбы герцога главным образом благодаря ходатайству кардинала. К тому же все эти тяжбы так и не получили широкой огласки. Возможно, на развод с Екатериной Генриха вдохновили успехи его лучшего друга, который с помощью главного советника короля полностью освободился от всех обязательств перед своей первой женой. Генрих, видимо, считал, что с учетом прецедентов, а также того, что он имеет серьезные причины (в том числе и теологические) быть неудовлетворенным браком с Екатериной, развод ему гарантирован.

Как и всегда, тут имели место и государственные соображения. Одержав победу при Павии, Карл V стал фактическим хозяином континента. Генрих надеялся, что сейчас самый удобный момент разделить Францию, тем самым воплотив в жизнь заветную мечту всех английских монархов прошлого. Однако император, чью казну серьезно опустошили последние войны, к этим романтическим амбициям Генриха остался равнодушен, заявив, что вовсе не стремится завоевывать Францию. А спустя короткое время неожиданно принял решение расторгнуть помолвку с Марией и жениться на португальской принцессе Изабелле. Таким образом, в отношениях между двумя монархами образовалась глубокая брешь. В известной степени Екатерина стала жертвой этого ухудшения отношений. Она уже давно надоела Генриху, а после разрыва союза с императором и вовсе перестала быть ему нужна. Действительно, Генрих с возрастом становился все крепче и моложавее, а Екатерина изрядно пополнела, стала малоподвижной некрасивой испанской матроной, с тройным подбородком и обвислыми щеками. Надо сказать, что красотой она никогда не блистала, но в двадцать лет невинная скромница могла считаться в известной степени привлекательной, а в сорок глубокая печаль и смирение на обрюзгшем лице ее не красили. Придворные и гости, симпатизирующие королеве, находили в облике Екатерины несомненное благородство, но непредубежденные наблюдатели считали ее уродливой. При дворе в ходу было много шуток насчет молодого короля и его старой жены.