Теплый пепел надежд - Ксения Васильева

Они шли, обсуждая первый рабочий день Гули, Сонечка обещала убраться рано утром, пока еще все дрыхнут, а если кто увидит, сделать вид, что она — Гуля: повернется боком, задом, не знаю как, но не откроется.

Платья у них одинаковые, и фигуры похожи… Натянет на брови платок… А Гуля пусть скажет, что убиралась вечером или вообще ничего не говорит.

Тут Гуля вдруг вспомнила, что Максик дал ей ключ от своей комнаты, и они с Сонечкой могут к нему зайти…

— Вот здорово! — обрадовалась та. — Знаешь, у меня идейка отменная есть! Мы Максика так уедим, что ему долго тошно будет!

Гуля попросила рассказать, но подружка сказала, что пока рано, нужно еще кое-что обдумать… Только одно она скажет — это связано с Сусанкой.

Гуля помирала от любопытства, но ничего больше от подруги не добилась. И ей вдруг стало жаль Максика — живет себе и не догадывается, что против него что-то задумано.

Сонечка на какую-нибудь ерунду не способна…

Все же Максик — брат, и ей бы надо знать… Гуля почему-то испугалась, хотя имя Сусанки настраивало на веселый, бесшабашный лад. Наверное, что-нибудь им подстроит… Чтоб не воображали.

На этом Гуля успокоилась.

Сегодня Тамара приготовила вкуснейший ужин, купила торт-мороженое, что больше всего любила Гуля, и они торжественно сели за стол. Тут раздался звонок, в квартиру вбежал Макс.

— Ты чего сбежала? — набросился на Гулю. — С Шалико, да? Так имей в виду, что у него таких, как ты, сто штук! Дура! Я же сказал — жди. Выхожу через минуту — след простыл! Всю дорогу бежал. Как ты здесь очутилась раньше меня?

Все это он выпалил, пожирая глазами сестру, которая, как примерная девочка, сидела за столом.

Тамара обеспокоилась.

— Садись, Макс, вот тебе торт, и скажи, что там за Шалико такой?

Гуля и не знала никакого Шалико, а может, видела, но даже не запомнила. Все-таки Максик сумасшедший!

— Да есть у нас один придурок, красавцем себя считает! — сообщал Макс, поедая торт огромными кусками. — А сам просто амбал здоровенный, и все. Я думал, он сегодня шею свернет и хребет сломает, так перед этой, — он кивнул на Гулю, — изображал черт знает кого… Он говорит, что вся его родня — грузинские князья! А у самого в Тбилиси если есть три курицы, да и то вареные, это еще хорошо!.. Заявил, что теперь Гульку охранять будет он. Знаю я, как он охраняет…

— Ой, ладно, — небрежно бросила Гуля, нисколько не смутившись (с чего? Она этого Шалико, грузинского князя, знать не знает!), — не неси ерунды, Максик. Я подождала минутку, тебя нет… Я подумала, лучше мне одной сбежать, пока никто не привязался. И вот я тут раньше тебя. Где же твой Шалико? Под столом, что ли? Совсем ты з глузду зъихав, — так, бывало, по-хохляцки говорил их отец.

У Гули был спокойный, уверенный вид, Тамара поняла, что Шалико если и не плод воображения брата, то не имеет никакого отношения к девочке.

Про подружку Гуля при брате ни звука, Валерка тоже, хотя и вертелся на языке вопрос про Соню.

Макс успокоился и заявил, чтобы дядька и тетя Тамара не волновались — он глаз с Гульки спускать не будет!

— Да кто ее тронет! Все ведь знают, чья племяшка! Люди не дураки! — заметил дядя.

Сонечка пришла домой в странном состоянии: чем ближе подходил к завершению план мести, тем ей становилось страшнее. Она была одна, и пребудет одна. Как бы ни любили они с Гулей друг друга, сказать ей правду Сонечка не может. Гуля еще совсем ребенок, а Сонечкин план рассчитан на умеющих управлять эмоциями.

Мама, конечно, не спала, ждала дочь с рассказом о первом дне работы.

Сонечке совершенно не хотелось говорить, тем более что рассказывать пока было не о чем, но нельзя уж было так отстраняться, та в последнее время все больше съеживалась, усыхала, старела — сердце сжималось, когда Соня глядела на маму.

Еще не окончательно закалила она свое сердце, это плохо, думала Соня.

— Ну, как? Тяжело, поди? — спросила Капитолина за ужином.

— Ничего, нормально, — ответила Сонечка. — Работа не тяжелая, они сами чистоту поддерживают. Это общежитие фирмы, а не какое-нибудь заводское. Там порядок. И все знают, от кого мы пришли, а Гуля так вообще — племянница президента! Какие уж там ужасы и трудности? Сама понимаешь.

Капитолина это понимала, но работа уборщицы, какая бы она «фирменная» ни была, позор для девушки с образованием. Подумав так, она снова загоревала: теперь уж наверняка Сонечка учиться не будет — почувствует вкус своих денег…

На этом их беседа закончилась. Соня, ласково пожелав маме спокойной ночи, ушла к себе (сегодня она жалела маму до сердечной боли, злясь одновременно на себя за эти сопли).

В комнате она лихорадочно достала злосчастный костюм Весны и стала с ним возиться. Злясь и укалывая пальцы, она вшила спереди длинную «молнию». Напялила. Вроде неплохо.

Достала парик, померила, потом другой, с черными волосами и короткой стрижкой. Из зеркала на нее смотрела девица много старше Сонечки, но такая же уродливая — ничто ее не красило!

Со злостью сорвав парик, она сунула его в тумбочку и примерила снова белокурый — он был кудрявее, пышнее, можно было закрыть им лицо… Ладно, подумала она, все в порядке, теперь главное.

С завтрашнего дня надо начинать. Ее снова обдало ледяным холодом…

На работу они с Гулей отправились вместе. Не рано.

Сонечка продумала все и поняла, что как раз рано-то идти не следует: все собираются на работу, а у кого-то вообще бессонница! И в пять встанут! А Соню там никто не должен видеть… И потому они пошли около десяти часов, когда в здании могли остаться лишь больные.

В корпусе стояла тишь.

Девочки быстро намыли полы, вытряхнули дорожки, пропылесосили паласы, обтерли пыль и обрадовались, что кругом засверкало.

Гуля предложила зайти к Максику… У нее же есть ключ, сам дал.

В комнате у него был беспорядок: вещи валялись на стульях, пол не метен, постель смята, на столе немытая посуда. Затхлый воздух был пропитан табаком.

В углу стояло несколько бутылок из-под «Сангрии».

Гуле стало стыдно за брата, хотя она знала, что Макс никогда не прибирал за собой, за что мама его всегда ругала. В Грозном у них были отдельные комнаты, и мама ставила комнату сестры в пример, но он и слушать не хотел. Приходилось Гуле прибираться у него, чтобы мама не сердилась. Зато злился он, что сестра лазает по его комнате!

Здесь был тот же кавардак.

Ее мысли прервала Сонечка:

— Гуля, давай приберемся, что же он в таком свинарнике живет!

— Он рассердится, — возразила Гуля.

— А ты ему скажи, что, мол, комиссия ходит, — это было правдой, — дяде Валере будет стыдно за племяша.