Мозаика жизни - Донна Клейтон

Страх прокатился по всему телу. Она упер­лась ладонью ему в грудь и сдавленно произ­несла:

— Пожалуйста, Чад, позволь мне уйти.

Что-то в ее тоне заставило его откинуться назад.

—Ты меня боишься. — Чад нахмурился. — Не бойся меня, Дженни, — пробормотал он.

—Ох, Чад. — Дженни почувствовала укол жалости. — Прости меня. Не обижайся. — Она вздохнула. — Не надо забывать, что я ничего не помню: ни того, что было в колледже, ни даже того, что было две недели назад. Ты должен быть терпеливым. Так же, как и я должна быть терпеливой. Эмоции нельзя вызвать силой.

—Тяжело быть терпеливым, — он обхватил пальцами ее подбородок, — когда я вспоминаю, как мы были вместе. Как ты относилась ко мне. Как ты нуждалась во мне. — Он хрипло засмеялся. — Как ты добивалась меня. Мне не хватает этого. Ужасно не хватает.

Он склонился над ней. В глазах цвета кори­цы снова мерцало желание.

—Нет, — твердо проговорила она, опять упершись ладонью в его грудь. — Я не хочу.

—Откуда ты знаешь, что не хочешь? — Он словно отмел ее нежелание. — Ведь ты даже не пыталась. — Чад одарил ее томной улыбкой. — Ты можешь открыть, что очень даже хочешь. Я знаю, я хочу.

«Но я ничего к тебе не чувствую, — хотелось ей крикнуть. — Ничего и близко похожего на то влечение, какое испытываю к Люку».

—Раньше ты всегда наслаждалась, целуясь со мной, — продолжал Чад. — Ты многим наслаждалась, когда была со мной. — И Чад при­тянул ее к себе.

—Нет! — еще тверже запротестовала Джен­ни.

Оттолкнув деверя, она высвободилась из его рук. Она увидела фотоальбом, который каким-то образом опять оказался на кофейном столи­ке. Дженни схватила его и прижала к груди как щит.

Нелепейшее положение. На кушетке сидел Чад и явно хотел ее. В двух шагах от него сто­яла она, охваченная омерзением от одной толь­ко мысли о его поцелуе.

—Нехорошо думать о… физической близо­сти, — начала она. — Я ценю твою откро­венность. Что ты показал мне фотографии. За­полнил некоторые пробелы в моем прошлом…

—Нашем прошлом, — поправил он ее.

—Да, хорошо… Если ты не возражаешь, я пойду полежу. Мне надо подумать.

Она попятилась к двери, преодолевая стран­ное нежелание повернуться к нему спиной.

—Не беспокойся об обеде, — сладким голо­сом сказал Чад. — Я закажу пиццу.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Сквозь легкие шторы, закрывавшие окна спальни, пробивался свет полуденного солнца.

Дженни бросила на кровать фотоальбом и устало потерла лоб. Как же она измучена! Ее вымотали бесконечные вопросы. День проходит за днем, а она не слышит и намека на правду. Полную правду. Это так мучительно!

И в истории Чада что-то не так. Да, нет со­мнения, его рассказ об их любви в колледже правда. Она взглянула на альбом. Вот доказа­тельство. Истинность снимков нельзя отрицать.

Но все равно полная картина не складыва­лась. Остались периоды жизни, о которых она ничего не знала. Ей о них не рассказывали. К примеру, почему Люк перестал спать в их об­щей спальне? Почему забрал свои вещи и ушел в кабинет на первом этаже? И что сегодня имел в виду доктор? Он сказал, что каждый, кто хотя бы отдаленно связан с лыжным ку­рортом, после возвращения Чада в горы живет в тревожном ожидании. Что подозревают лю­ди? Конечно, все знают о ее прежних отноше­ниях с деверем. Кровь бросилась ей в лицо. Мэри, Бад, доктор и сотни других, с кем она еще незнакома, наблюдали за ними и ждали. Чего они ждут? Что она предаст Люка?

Дженни выбежала из спальни, промчалась по лестнице, потом к парадной двери и нако­нец скрылась в густом сосновом лесу.

— Дженни!

Люк звал ее, пока не охрип. Уже садилось солнце. Где она может быть? «Бронко» стоял в гараже, машина Чада — на подъездной дорож­ке. Не могла же она пойти пешком в Олем. До города много миль. Бад и Мэри живут тоже до­статочно далеко. Но все равно Люк позвонил Мэри час назад. Дженни там не видели и ниче­го о ней не слышали.

Когда Люк вернулся домой, они с Чадом опять повздорили. В последние дни у обоих во­обще не находилось друг для друга ни одного приятного слова. По крайней мере, так каза­лось. Люк понимал, что выбор — за Дженни, и пока она не сделает его, о добрых отношениях между братьями мечтать не приходится. А он больше всего на свете хотел исправить отноше­ния с женой.

Люк нашел на кровати в спальне Дженни фотоальбом. Значит, она узнала о своих преж­них отношениях с Чадом. В колледже. Надо было самому рассказать ей!

— Дженни!

В ответ ни звука. Люк раздвинул густой ку­старник и направился к ручью.

Мысль о том, что отцом ребенка Дженни может быть Чад, снова и снова сверлила мозг. Наверно, уже в сотый раз за прошедшие неде­ли, несмотря на то, что он запретил себе думать об этом.

Это не могло быть правдой.

В голову закрадывались сомнения, и он сжи­мал кулаки. Почему он отталкивал Дженни все прошлые недели? — упрекал себя Люк. Почему разрешил собственным страхам и неуверенности подавить лучшее, что есть в нем? Почему не от­крыл секрет, который хранил от нее со дня свадьбы? Во всем виновато его дурацкое убеж­дение — лучше, если она не будет знать. И это продолжалось долгие годы. Люк боялся, что, от­крыв Дженни все, он потеряет ее. И она уйдет. К Чаду.

Ради Бога, где она может быть? Совсем от­чаявшись найти Дженни, Люк уже собрался бы­ло поворачивать назад, как увидел ее. Дженни спала на душистой постели из сосновых игл. В полуметре от ее головы веселый ручей пел свою бесконечную песню. Люк почувствовал такое огромное облегчение, что закружилась голова. Он тихо подошел ближе, боясь испугать ее.

—Дженни. — Он сделал еще один осторож­ный шаг. — Просыпайся, любимая, пора до­мой.

Ресницы дрогнули. Она открыла глаза. Лас­ковые, невинные, зовущие.

Вздохнув и повернувшись на бок, Дженни сонно улыбнулась ему.

—Привет. — Люк подавил жгучее желание спросить у нее, почему она убежала, не сказав ни слова.

Дженни села, не понимая, где находится. Сосновые иголки запутались в золотистых воло­сах, прилипли к одежде. Люк подумал, что ни­когда еще она не выглядела красивее.

—Который час? — спросила она хриплым спросонья голосом и вздохнула. Потом расчеса­ла пальцами спадавшие на плечи пряди. Сосно­вые иголки посыпались на землю.

—Обед уже прошел, — ответил он. — Ты проголодалась? Там осталось много пиццы.

При упоминании о еде Дженни моргнула. В голове что-то прояснилось. Что-то забытое, спрятанное под туманом сна. Она быстро встала и рассеянно отряхнула с одежды иголки и грязь.

—Ты лгал мне, — выпалила она, смотря ему прямо в глаза. — Почему ты не сказал мне, что Чад и я встречались? Почему ты не сказал о моей близости с ним до того, как мы стали близки с тобой?