Нелюди Великой реки. Полуэльф - Андрей Лавистов

— Нет, что вы, какой суд, — сразу сдал назад штабс-капитан. — Тут дело посерьезнее гражданского суда, по которому вам, кстати, как лицу, оскорбившему офицера, на каторжные работы бы светило.

Я, конечно, знал о таких законах — оскорбление офицера действительно каралось ужасно сурово, — если бы я ударил этого офицерика, то получил бы лет пять каторжных работ независимо от того, подавал бы он заявление в полицию или не подавал. И погиб бы там на второй день от несчастного случая. А, учитывая мой характер, может, и на первый. Если бы я бросил перчатку ему в лицо, плюнул бы или еще что такое учудил — опять же на пять лет бы законопатили, и погиб бы я на первый день. Но физического контакта с личностью поручика не было, так что мой бросок перчатки мог считаться только оскорблением чести и достоинства. Я ж перчатку на стол бросал, все видели. А если поручик обратится в суд, то ходить ему оплеванному до первого офицерского собрания, на котором ему предложат, вежливо так, покинуть ряды и не позорить их своим присутствием. Мне суд припаяет… или ничего не припаяет, учитывая, что я имел право вызвать офицера на дуэль — как преподаватель Тверской академии, имеющий право на классный чин. Или уж года три каторжных работ, и погибну я… сами понимаете.

Но если поручик в суд не обратится, тогда дуэль. И тут-то самое важное — выбор оружия. Если в конфликте с Сигурдом Сваарсоном все висело на волоске — предложи он драться на норлингских боевых топорах, тут мне и конец, — то дуэль с офицером из Нового княжества расписана от и до, на основании старинного, 1912 года еще, до Переноса, Кодекса. Есть только один сложный момент — кого считать оскорбленным, а кого оскорбителем. Причем вызванный и оскорбленный, само собой, почти никогда не являются одним и тем же лицом. Второй имеет право на выбор оружия. Если штабс-капитан Илютин будет настаивать на том, что оскорбленный — поручик Свечников, то мне не поздоровится. И это надо предотвратить.

— У вас, кстати, есть секунданты? — Штабс-капитан явно хотел навязать мне кого-нибудь из своих гарнизонных, но я кивнул на застывшего вопросительным знаком Виталю, представив его как дворянина, выпускника и преподавателя Тверской академии и кавалера Почетного знака Малой академической медали имени Бэраха, коим он, собственно говоря, и являлся. После чего заявил, что на правах оскорбленного хотел бы приступить к выбору оружия и места дуэли.

— Бросив перчатку моему доверителю, вы оскорбили его честь прилюдно, — заявил штабс-капитан.

Вот ведь дока!

— Он совершил более мерзкий поступок, причем по отношению к даме, а по Дуэльному кодексу это повышает степень оскорбления на одну ступень.

Этот разговор начал вызывать у меня такие же ощущения, как у ценителя вина — бордо из Армира урожая 194-го. Судя по лоснящейся роже военного коменданта, у него тоже. Обступившие нас солидные джентльмены вообще, кажется, начали заплыв в бочке с мальвазией. Немного нарушил идиллию сам поручик, вырвавшийся из рук удерживающих его офицеров и подбежавший к нам:

— Выбирайте оружие, демон вас забери! Убью!

— Винтовка, «мосинка» или «энфилд», полный магазин, дистанция шестьсот метров, — тут же выдвинул я список давно продуманных требований. И подвигал сначала одним ухом, потом другим. Ага! Попробуй эльфа на таком расстоянии снять. Я-то тебя одним выстрелом, первым же…

Все зароптали.

— Это же убийство! — выкрикнул один из обступивших нас штатских, тщетно пытаясь прикурить сигару от свечки из канделябра.

— Бретер! — высказал мнение другой столп общества, и я был готов расцеловать его в отвисшие, как у бульдога, щеки. — Бретер, господа, это такой дуэлист, чья слава зависит от количества убийств.

— Тогда все норлинги — бретеры, — усомнился третий господин, баюкая в ладони широкий бокал с армирским коньяком, — у них чем зубов в косице больше, тем и уважения…

— Нет, так не пойдет! — это штабс-капитан.

— Согласен! Мне плевать! — А это поручик. Ух, горяч!

Штабс-капитан отстранил рукой рвущегося в бой поручика, мигнув двум офицерам, чтобы они отвели того куда подальше, и довольно мягко выговорил мне, что, дескать, использовать врожденные способности эльфов к меткой стрельбе неблагородно. Как, к примеру, если бы я был магом и использовал магическую силу в поединке с обычным человеком.

— Так ведь никто не мешает господину поручику использовать благоприобретенные способности к стрельбе! — возразил я. — Его же учили стрелять. Он же офицер великой армии Ярославского княжества!

Штабс-капитан злобно зашипел, но, понятное дело, возразить ему было нечего. Все вокруг осуждающе качали головами. Это был триумф. Я еще подождал, улыбаясь прямо в белое оскаленное лицо поручика, давая ему понять, что он проиграл, что жить ему осталось ровно столько, сколько времени пройдет от этого момента до того, как я возьму в руки винтовку.

И, выждав еще мгновение, я произнес, как бы в некой задумчивости:

— Впрочем, если вы считаете, что такие условия несправедливы, то я предлагаю самому господину поручику выбрать оружие!

— На мечах! На катанах! — вскричал поручик, слегка розовея. Уф-ф-ф! Если бы он выбрал станковый пулемет, то я бы проиграл. Но он выбрал, понятное дело, то, что было противоположно стрелковке и что ему, очевидно, было хорошо знакомо.

— Согласен! — быстро сказал я. — А что это такое?

И тогда меня просветили, что это такой меч, восточный, довольно дорогой, с односторонней заточкой, в принципе подпадающий под определение «прямой сабли», каковое имеется в Кодексе Дурасова, или Кодексе 1912 года.

— А у меня катаны йок, то есть нет, — заявил я слегка растерянно публике, чьи симпатии довольно быстро перемещались на мою сторону.

— Дурак! — с явной жалостью прокомментировал тот самый господин, который раньше называл меня бретером. Прямо хоть жалованье ему плати. Пословно.

— Катаной мы вас обеспечим! — Штабс-капитан засиял от удовольствия. Еще бы, все в лучшем виде. — Маленькое дополнение, господа! Катаны можно и не затачивать, рубяще-дробящий эффект все равно значительный!

— Нет уж, позвольте, — не дал я ему испортить дело. — Если поручик считает себя вправе наносить оскорбление, пусть отвечает за свои слова. И нечего рассуждать про эффект. Этак вы предложите на деревянных мечах драться!

Штабс-капитан смешался. Еще бы! Каждый знает, что японцы приравнивали боевой меч тренировочному, деревянному. И каждый знает историю о Минамото Мусаси, который выстругал меч для смертельного поединка из весла. Штабс-капитан просто обязан был предложить драться на тренировочных мечах, этот его ход дурак почуял бы. А не пройдет!

Договорились. Мечи были у поручика, еще пару пообещал принести штабс-капитан.

Драться мы должны были утром, не в двух верстах от города, как обычно, если бы на пистолетах или револьверах, а в самом городе, в гимнастическом зале гарнизона, потому что дуэль предполагалась «до пролития первой крови», то есть не смертельная, и в качестве врача должны были присутствовать как Виталий, так и маг-целитель Игнатий Повторных, тот самый, которого я видел еще в «Розовом какаду», когда двойники Витали ранили полицейского унтера. И тот самый, который, оказавшись однокашником Витали, достал нам приглашения на бал, где должен был распоряжаться танцами.

Штабс-капитан, похоже, не сомневался в победе своего подчиненного, но, будучи человеком обстоятельным, прекрасно понимал, что при обоюдном ударе могут быть раны у обоих противников. И вообще два врача лучше, чем один.

И человек, по чьей вине такой скандальный эльф оказался в приличном обществе, должен испить всю чашу ответственности до конца, целиком. Со стороны поручика должны были быть два секунданта: штабс-капитан и какой-то артиллерийский подпоручик, совсем молодой и безусый. Весь остаток вечера, правда, Виталий бухтел, что вечно мне неймется, и что он не может представить себе истории, в которую я не был бы замешан. Уже когда я ложился, Виталий предложил поколдовать — на ночь, так сказать, — но я не позволил, напомнив ему о втором колдуне, который был приглашен понятно зачем — Виталю контролировать, а вовсе не потому, что второй врач нужен.

Заснул без проблем, а Виталя все ходил по комнате рядом со своим ложем, переделанным из двух стульев, кресла и табуретки, и бухтел — такой вот неугомонный человек.

С утра настроение был прекрасное — как и само утро.

Мы с Виталей решились пойти пешком, воздухом подышать, но едва мы вышли на крыльцо гостиницы, как увидели сидящего в немолодом «виллисе» Ивана Сергеевича. Пристав был в кожаной куртке, серенькой водолазке и отглаженных бежевых брюках.

— Садитесь, подвезу, — попросту пригласил Иван Сергеевич. — Я ведь в отпуске, не на службе, да и лицо заинтересованное: полюбуюсь на ваше фехтование…